Жизнеутверждающая книга о том, как делать только то, что хочется, и богатеть - Дэнни МакАскилл

Я был самым младшим среди одноклассников и в какой-то момент стал краш-тест манекеном для планов своих друзей – задумают они, например, прыжок какой-нибудь или пранк, и в качестве исполнителя непременно выберут меня. Изъяны плана выявлялись сразу же, стоило мне только рухнуть в какую-нибудь кучу и завыть от боли или оказаться в кабинете директора. Оценки я получал как придется. У меня все было неплохо с практическими предметами вроде труда, ИЗО или физики, но любой предмет, где нужно было что-то писать, например английский или история, вызывал у меня мучения. Позже мне поставили диагноз «дислексия», означавший, что чтение дается мне гораздо тяжелее, чем другим. Мое внимание быстро ускользало, и я часто ловил себя на том, что витаю в облаках во время уроков, рисуя в воображении новые трюки или продумывая какой-нибудь новый маршрут. Что мне до учебников? Я был весь сфокусирован на стене или лавке за окном.

В конце концов недостаток дисциплины привел к моему временному отстранению от занятий; последняя капля упала, когда меня поймали за броском конфетки в затылок водителя школьного автобуса. Однажды, когда он вез нас домой, все начали валять дурака, и я метнул шоколадный шарик прямо ему в голову. Бросок получился шикарным, но как только конфета с глухим звуком отскочила от его черепа, я понял, что мне конец. Он прямо-таки взревел, согнул спину, а его нога вдавила тормоз.

«Ну все, блин! Я вас полиции сдам!»

Я думал, что он шутил, мы все так думали. Автобус к тому моменту уже отъехал от школы на несколько миль. Но мы ошибались. Водитель развернулся и поехал к полицейскому участку Портри. Впрочем, и тогда никто всерьез не воспринял угрозу – до того момента, пока в автобус не вошел офицер и не потребовал объяснений. Мне стало дурно. Я был полностью уверен, что меня сдадут, однако все придерживались дворового кодекса; никто не проболтался, и в конце концов мы все добрались до дома. Тем не менее позже нам всем пригрозили групповым отчислением, так что в итоге я сознался, и меня отстранили от занятий. Атмосфера дома была не очень. От уроков я на время был освобожден, но оценки у меня были неважные, а полиция жаловалась на мои полуночные приключения. Короче, репутация моя стремительно ухудшалась. В довершение ко всему этому жестокая судьба распорядилась так, что констебль Кармайкл конфисковал мой Kona.

Это уже было слишком. Инцидент произошел, когда одним летним вечером мы с друзьями нашли брошенного плюшевого медвежонка около урны для мусора. На дороге в это время уже никого не было, так что я поставил игрушку посередине и попытался перепрыгнуть ее. Внезапно я услышал сирену. Мигалки тоже были включены. За считаные секунды развернулась прямо-таки сцена облавы на наркоторговцев. Констебль Кармайкл, мой друг легавый, с визгом шин выехал прямо на нас. Его машина была припаркована чуть поодаль, и, затаившись, он все это время наблюдал за нами.

«Погнали, бежим!» – закричал кто-то. Все разбрелись – кто-то спрятался в кусты; другие подались к находившейся неподалеку парковке; кто-то забежал за приемник для бутылок. Увидев Кармайкла, я тоже попытался дать деру, но он тотчас схватил меня и швырнул велосипед в стену. Он даже зачитал мне мои права.

«Дэниел МакАскилл, вы арестованы за опасную езду, – бесился он. – Все, что вы скажете, может быть использовано против вас…»

Полнейшее безумие. Помню, я подумал тогда: я просто катаюсь на велосипеде, я ничьи окна не бью, я ни на кого не наезжаю.

Меня притащили домой и проинформировали о том, что мой Kona конфискован полицией до конца лета. Хуже всего то, что меня собирались судить. Было страшновато. Когда зачитывались мои «преступления», в моей голове рисовались картины того, как меня сажают в детскую исправительную колонию, но, к счастью, до этого не дошло. Меня отпустили с предупреждением. У меня не было велосипеда, у меня были уйма энергии и целые каникулы, в течение которых нужно было хоть как-нибудь убить время. Весь остаток лета мне приходилось искать новые деструктивные и дикие способы: я скакал по сетям, разводил огромные костры и метал камни из своей катапульты в дом констебля Кармайкла.

Фрустрация переполняла меня.

Яркий, солнечный день. Дэнни едет по пустой городской улице. Один или два пешехода проходят мимо, не догадываясь о том, что произойдет дальше. Пару мгновений спустя мы видим, как он едет на заднем колесе по людной зоне. Далее он едет по тротуару, а затем прыжками поднимается на несколько ступенек и перебирается на пандус, скача по нему на заднем колесе. После Дэнни проезжает по стене и делает 360-градусный тейлвип, приземляясь на тротуар. Улицы Кейптауна стали триальной трассой.

IV

Кен и банда из Инвернесса

В Данвегане образовалась небольшая триальная банда. В нее входили я и еще пара человек – Джейми Стюарт и Алекс Козиковски. Иногда к нам после школы заглядывал мой двоюродный брат Донни Макфи, живший на южной стороне острова, в Бродфорде. Всегда, когда мы выезжали, мы подбивали друг друга на более лихие трюки. Тем временем школа Портри стала центром сосредоточения ребят, сходивших с ума по велосипедам, потому что больше им попросту негде было встречаться. Ближайший велосипедный магазин был в двадцати милях оттуда. Часто мы тусовались после уроков и болтали о трюках и новых велах, о том, что мы вычитали в журналах.

Хорошая новость: после летних каникул мой Kona вернулся ко мне от констебля Кармайкла, и уже скоро я оттачивал искусство 180- и 360-градусных поворотов у Оружейной, вихляя под уличными фонарями. Я быстро покорил все скамейки и стены города, и больше уже ничего такого, что могло бы усовершенствовать мою технику, не осталось. Ограниченность пространства для катания в Данвегане также означала, что туда особо никто не приезжал, так что более опытного ездока, который мог бы поделиться со мной опытом или оказать на меня влияние, не было. Мое становление проходило без правил и ограничений. Единственным пределом было мое собственное воображение – а оно, в свою очередь, было до краев заполнено планами.

Я работал над уличными трюками, являвшимися мечтой любого биэмиксера; навыки, которые я пускал в дело, обычно требуются в соревновательных триалах, – я же использовал их на тихих улицах. Я обожал испытывать себя. Когда я проделал 20 задних прыжков за день, я подумал: получилось! Когда я услышал, что Донни выдал аж 24 таких прыжка в Бродфорде, это еще больше раззадорило меня – я должен был обойти его! Это было непривычное чувство. Не похоже, чтобы у меня тогда был соревновательный дух. Мне не нравились командные виды спорта вроде футбола или шинти, мне не нравился агрессивный стиль игры в хоккей в моей школе; я больше тяготел к индивидуальным занятиям вроде бадминтона. Kona я использовал для самовыражения. Он был моим всем.

Донни, Джейми, Алекс и я прямо-таки повернулись на велосипедах. Я был погружен в велосипедную культуру, и голова моя была занята только тем, как улучшить мой Kona с помощью каких-нибудь новых деталей. Наверное, вполне закономерно, что я вскоре начал задумываться о поприще веломеханика и спустя месяцы или, может, годы листания журналов я подумал: ну, раз уж я так люблю топовое железо, то было бы неплохо собирать велосипеды для других. Превращение своей страсти в источник дохода казалось оптимальным вариантом развития событий, и это стало моим главным устремлением в школе и вне ее. Я говорил учителям, что хочу сосредоточиться на чем-то объективно полезном. Дома я только и делал, что возился со своим великом, и, как только выходил новый журнал, я принимался с жадностью рассматривать новенькие снасти, аксессуары и все в этом духе.

Свое железо я тоже прокачал. После того как я перелетел через руль Kona, я попросил купить мне Pashley – велосипед, сейчас уже считающийся легендарным, поскольку на нем ездили такие известные триальщики, как Tongue brothers, Мэтт и Эдди. Любой, кто разбирался в велосипедах, знал, что Pashley разработан с акцентом на маневренность. Он также был спроектирован так, чтобы ему не были страшны тяжелейшие погодные и иные условия. Pashley был идеален для ездока с моими амбициями и моим воображением. Триальный велосипед модели 26mhz выпускался в цвете бэби блю и состоял из тончайших труб Reynolds 853. К слову говоря, мотоциклист Гай Мартин, поставивший рекорд по скорости на земле на горном велосипеде в 2015 году, использовал стальную раму Reynolds 853. Впечатляющая деталь, ничего не скажешь.

С появлением серьезного велика моя одержимость триалами только возросла, хотя и нелегко было поспевать за прогрессом в этой области. Когда мне было 15, шел 2000 год, и Интернет на Скае был убийственно медленным. Широкополосного соединения не было. Таких сайтов, как YouTube и Google, можно считать, и не существовало. Основным источником информации о том, что происходит с Мартином Эштоном, Хансом Реем, Мартином Хойесом, Стивом Питом и им подобными, были ксерокопии журнала Mountain Biking UK. Пока я перелистывал страницы и читал одно интервью за другим, казалось, что мои герои вот-вот выберутся из двухмерных оков журнала и ворвутся с каким-нибудь головокружительным трюком в реальность. Каждый рассказ, каждая их авантюра выглядели безумно, а их настрой и эксперименты стали источником вдохновения для меня, потому что эти люди разрабатывали уличный стиль, в котором я видел и себя.