Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы войдете в эти двери и подвергнетесь испытанию, – продолжил д’Эстаон. – Ваша задача проста. Каждому будет дан амулет. В центре Лабиринта находится комната, где лежат двадцать два редких камня. Ребис – камень могущества, древний символ учеников Академии Трамонтаны. Вы должны достичь сердца Лабиринта, если сможете, и обменять данный вам здесь амулет на один из этих камней. Те, кому это удастся, выйдут из Лабиринта учениками Академии. Путь будет труден, и тем, кто сочтет его непреодолимым, достаточно разбить свой амулет, и помощь придет, но Академия будет для них закрыта с этого мгновения навсегда. – Он чуть улыбнулся. – Как, впрочем, и для тех, кто опоздает стать одним из двадцати двух.
Он сделал паузу, вновь обводя всех пронизывающим, проницательным взглядом.
– Испытание каждому положено свое, – наконец снова заговорил он. – Известно одно, но доподлинно: вам понадобится вся ваша воля, сила духа, крепость разума и, да, та искра в вашей душе, что делает каждого из вас магом. Никаких других правил нет. Если вы пройдете, я встречу вас по ту сторону Лабиринта. Если нет – возможно, больше мы не увидимся.
Он перехватил трость поудобнее – снова сверкнул его перстень, усилилось жужжание, – повернулся в сторону ворот и вдруг замер, будто вспомнив об упущении.
– Вы можете входить когда угодно, – добавил он через плечо. – Как только соберетесь с духом. Но помните об условиях. На пути к цели каждый сам за себя. Конечно, – он усмехнулся, – вы можете попробовать помогать друг другу… или мешать. Но вряд ли у вас будет на то много возможностей.
С этими словами он шагнул во тьму под лапами каменной мантикоры, но прежде, чем тени успели поглотить его, обратился в дым и туман и исчез.
Внезапно правое запястье Исабель будто обхватили холодные пальцы – она опустила взгляд и увидела хрупкий на вид браслет из неведомого ей прозрачного мерцающего камня. Судя по тому, что все юноши и девушки, кому на вид можно было дать ее четырнадцать лет, столь же изумленно изучали свои руки, это и был амулет, который следовало разбить в случае собственного малодушия.
Исабель упрямо сжала губы в тонкую линию. В ее семье уважали отважных и храбрых людей, и она сделает все, чтобы не подвести деда и дядей. Как бы то ни было, она справится. Пройдет. Станет одной из тех, кем гордится ее род.
Толпа тем временем заволновалась. Министр де Шалэ вдруг чуть не с рыданием прижал к груди младшего из сыновей, пока старшие столпились вокруг, с показной бодростью хлопая брата по спине. Где-то рядом взвизгнула от предвкушения Алехандра и рванулась было к открывшемуся входу в гору, но ее удержала мать, приглаживая ее непокорные кудри и торопливо шепча ей последние наставления. Давешняя гельвецианка же, наоборот, со стоической строгостью протянула руку своему высокому кудрявому сыну, а когда он склонился над ней, торжественно перекрестила его затылок.
Исабель вдруг подумала, что сделала бы ее мать. Плакала бы от волнения, советовала, прихорашивала, утешала, ободряла?
– Исабель, тебе пора.
Наверное, хорошо, что матери рядом нет. Она, до боли стискивая трясущиеся пальцы, почтительно склонила голову и ощутила почти невесомое прикосновение сухих губ ко лбу. Ей показалось, что губы эти дрогнули, что дед медлит отпустить ее, хотя скорее замедлилось бы само время, чем он.
– Иди, дитя мое.
Она привычно послушалась бесстрастного приказа и с прямой до боли спиной пошла к проему под лапами мантикоры, ступая как могла твердо и уверенно. Впереди нее в этот проем уже входили – кто-то так же гордо, кто-то с показным безразличием, кто-то быстро, словно и в самом деле с кем-то соревнуясь в беге, кто-то, наоборот, замедляя шаг, словно ожидая, что сейчас его окликнут, и никуда идти не придется. Один даже прижался к краю и заглянул внутрь, прежде чем прокрасться туда едва ли не на цыпочках.
Все боятся, заметила она с некоторым облегчением.
Рядом с ее плечом еле слышно вздохнул Ксандер, и она не выдержала – бросила на него взгляд. Фламандец был спокоен – или нет, он как будто ожидал чего-то предсказуемого, невольно касаясь хрупкого браслета, охватывающего его руку. Конечно же, внезапно ясно поняла она, чувствуя резкий прилив жаркой ярости, он знает, что не пройдет! Нет, еще хуже – он решил, что не пройдет. Он разобьет амулет, едва шагнув за порог Лабиринта, и благополучно вернется домой к отцу и матери, выбрав свободу от нее, а не обучение в Академии. Ему-то что, его никто никогда не упрекнет, что он не прошел, ему не нужно поддерживать славу семьи, ему вообще ничего не нужно, кроме тех клочков свободы, которые только и может урвать прирожденный раб!
Пальцами, едва не искрившимися от бившегося в ней гневного огня, она вцепилась ему в руку, куда там той мантикоре на скале.
– Даже не надейся, – прошипела она фламандцу в ухо. – Я, Исабель Альварес де Толедо, силой крови Альба приказываю тебе, Ксандер ван Страатен, пройти Лабиринт и стать учеником Академии!
Удар сердца, другой. Он молчал, стиснув зубы, а под ее пальцами уже начала дымиться его рубашка. Еще удар. Что будет, если он сейчас упадет на глазах у всех, отказавшись?
– Слушаюсь, сеньора, – выдохнул он, и в глазах его плескалась темная ненависть.
А потом, стряхнув ее руку со своей, первым шагнул во мрак Лабиринта.
Глава 2
Лабиринт
Deze spaanse teef[2]. Это было первой его мыслью, когда он переступил порог из черного гранита в беспросветную тьму и осторожно огляделся, сделав шаг в сторону (еще не хватало, чтобы кто-нибудь, а пуще того, она влетела от усердия прямо ему в спину). Оттого, что он огляделся и поморгал, тьма не поредела. А еще не было видно и даже слышно тех, кто их опередил, и это казалось вовсе странно: в каменный проем прошло немало, и шли они непрерывным потоком. К слову, и Беллы рядом тоже не было, хотя он мог бы поклясться, что после того, что он сделал, она прыгнет следом, как ошпаренная кошка.
Godverdomme[3]. И как прикажете пробираться по Лабиринту, которого даже и не видно?
Мысль о приказе, а точнее, Приказе его
