Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

не похожие на скелеты. Один, с тонкой сеткой старых шрамов на смуглой коже, был одет только в черное. На безымянном пальце блестело обручальное кольцо, которого мужчина часто касался, сам того не замечая. Лицо его было не столько мрачным, сколько угрюмым и печальным. Второй выглядел немного моложе и в одежде предпочитал сдержанный синий цвет, а длинные волосы носил собранными в хвост. Его лицо было спокойным, а губы, казалось, забыли, что такое улыбаться. Они о чем-то негромко беседовали, и герцог внимал их беседе, время от времени кивая в знак согласия. Он же первым заметил вошедшего Ксандера и, встретившись с ним взглядом, тоже кивнул в качестве приветствия. Кажется, по тонким губам скользнуло подобие улыбки, и герцог сделал рукой приглашающий жест.

Мужчины перевели взгляды на мальчика.

– Ксандер ван Страатен, – отрекомендовал герцог негромко. – Мой племянник Алонсо. Мой сын Франсиско.

Сначала кивнул тот, что в черном, потом тот, что в синем. Ксандер поклонился, надеясь, что вышло вежливо, но не подобострастно. И тут дверь за его спиной с грохотом распахнулась, пропуская, судя по резкому громкому голосу, его сеньору.

– …Канделябром? Не верю!

– Клянусь задней лапой своего кота! – ответил ей мужской голос.

– Но у тебя нет кота!

Незнакомец явно тоже был Альба: такой же высокий, как остальные, с рассыпавшимися по плечам вороными кудрями, но более светлокожий, чем герцог и его сыновья, а глаза его были не черными, а ясно-голубыми. В одежде он тоже отличался: никакого траурного черного или мрачного синего. Его красный камзол, щегольски расшитый золотом, был небрежно расстегнут, открывая белую рубашку. А еще он сильно хромал, и на его шею под рубашкой была наложена повязка.

– Правда? – рассмеялся он на обвинение Исабель и покачал головой. – Тебя не проведешь, милая.

Девочка гордо улыбнулась, и только тогда они вдвоем очень церемонно поклонились старшим Альба.

– Добрый вечер, герцог, – почтительно проговорил мужчина. – Алонсо, Франсиско… – Взгляд голубых глаз остановился на фламандце, и вдруг ибериец улыбнулся. – Меня зовут Фелипе, и я непутевый, но пока еще достаточно целый внук дона Фернандо. А вы, полагаю, ван Страатен. Добро пожаловать.

Дед хмуро посмотрел на Фелипе, потом перевел взгляд на внучку, отчего она перестала улыбаться и стала очень серьезной.

– Прошу к столу.

Сыновья сели ближе к герцогу, пропустив один стул. Фелипе, бодро обхромав стол по кругу, устроился напротив Ксандера и Исабель, усевшейся рядом с фламандцем так, будто так и надо. После обязательной молитвы на столе появились различные кушанья.

Повисшее было молчание нарушил герцог:

– Итак, Фелипе, ты уже можешь ходить, как я вижу.

– Конечно, герцог! – молодой человек ответил деду белозубой улыбкой. – Мне попался прекрасный целитель, который в буквальном смысле пришил ногу туда, где ей самое место. Проблема была только одна, но зато серьезная: целитель – прехорошенькая сеньорита, а я перед ней не только без штанов, но и без ноги. Я бы предпочел…

– Фелипе! Избавь нас от своих скабрезных шуточек!

Исабель уставилась в тарелку, слегка покраснев. Алонсо спрятал понимающую ухмылку, а Франсиско, чуть откинувшись на спинку стула, спокойно заметил:

– Будет вам, отец. Пепе рад, что цел, вот и шутит… по-своему. А Хьела и так узнает подробности – не сейчас, так от подруг в школе. Или позже, когда выйдет замуж. То же касается и сеньора ван Страатена.

Исабель подняла голову и сердито посмотрела на дядю в синем.

– Меня это не интересует. Я не собираюсь замуж.

Франсиско насмешливо пожал плечами.

– Не зарекайся.

Ксандер почувствовал, как воздух вокруг Исабель стал горячее. В ее глазах вспыхнули золотые искры, а тонкие пальцы скомкали льняную салфетку.

– Я. Не. Выйду. Замуж.

Салфетка в ее руке задымилась. Фелипе привстал со своего места, пытаясь перехватить яростный взгляд девочки, но она смотрела на дядю. Франсиско сжал зубы.

– Успокойся! – голос герцога прозвучал хлестко, как удар бича.

Исабель вздрогнула, и салфетка в ее руке вспыхнула.

Как все это глупо!

Все они, все были слишком… непредсказуемыми. Даже старый герцог. Ксандер вдруг понял, что злится. Исабель была проклятой Альба, иберийским чудовищем, но все же его сеньорой, а его сеньора не должна вести себя как капризная девчонка из деревни. И потом, чего она разоралась? Ксандер всегда знал, что женщины из таких семей должны выходить замуж за достойных людей их круга. Ксандер тоже собирался когда-нибудь жениться. Конечно, не на такой кошмарной девочке, как эта Альба.

Он одним движением перехватил руку Исабель и опрокинул воду из бокала на горящую салфетку.

– Если будете так говорить и делать, сеньора, вас и правда никто замуж не возьмет.

Посмотрев ей в глаза, он потянул мокрую обгоревшую салфетку из ее руки. Пусть не думает, что он боится ее огня. Или ее родственников. В наступившем неожиданно громком молчании Ксандер наблюдал, как гаснут золотые искры в широко распахнутых глазах Исабель. Она совсем по-девчоночьи хлопнула ресницами, отпустила салфетку и удивленно посмотрела на свои мокрые и уже остывшие руки, потом перевернула их: на покрасневших ладонях вздулись волдыри. Она сделала короткий, судорожный вдох, торопливо опустила руки, спрятав обожженные ладони, и поднялась из-за стола, глядя в пол.

– Прошу прощения, – это вышло у нее как-то сдавленно. – К сожалению, я должна вас оставить.

Ее никто не остановил, никто не пошел за ней, вообще казалось, что взрослые все оцепенели. Даже бесшабашный Фелипе только опустился обратно на свой стул, но глаза его напряженно следили за кузиной, пока она не вышла. А потом он перевел взгляд на Ксандера, и фламандец вдруг понял, что все остальные тоже уставились на него.

В полной тишине Ксандер положил промокшую салфетку на пустую тарелку и потянулся за чистой, чтобы вытереть руки. Поднимать глаза на взрослых Альба ему было боязно. Совершенно неизвестно, как отреагируют иберийцы на то, что фламандский вассал облил их отпрыска водой сразу же после приезда. Мальчик представил, как жутко вспыхивают глаза старшего герцога, как он швыряет в него, Ксандера, огнем из рук. Или… Сейчас кто-то из них, да любой, отдаст Приказ. Ксандер попробовал представить себе, каково это, когда древняя магия начнет душить его, выдавливая жизнь… Зачем он вообще вмешался? Пускай бы девчонка и дальше жгла салфетки и свои руки. А теперь надо что-то говорить.

– Мне жаль, – Ксандер наконец оставил чистую салфетку в покое и заставил себя поднять глаза.

В голубых глазах Фелипе плескались тревога и вопрос. Алонсо в своих черных одеждах сгорбился и будто постарел, его пальцы, посеченные шрамами, касались обручального кольца, а в жгучих глазах стояли тоска и горечь. Франсиско был то ли зол, то ли