Соавтор - Геннадий Прашкевич

– Они это! – авторитетно подтвердил Кубыкин. – В армии у нас сержант всегда говорил – химики.

И спохватился:

– Мозоли-то как натер?

– Ну, волна. Лодку так и водит вокруг якоря. Все время за весла хватаешься.

Веснин поднял голову. Море до горизонта лежало плоское, тихое, как стекло.

– Ладно, – Кубыкин смешал фигурки. – В сон тянет. Пойду посплю с полчаса.

– И я, – обрадовался Анфед.

И снова Веснина поразило то, как Анфед шел – ступал на землю сразу всею ступней, старался ступать как можно тверже, даже палку подобрал, опирался на нее как старик.

– И ноги, что ли, потер?

– Ну, волна. Лодку так и водит.

А перед палаткой Анфед осторожно опустился на четвереньки, вполз под откинутую полу и тут же зашнуровался изнутри. Устал, дескать.

Веснин закурил. Свихнуться от этой духоты можно. Что мог делать Анфед в гнилых тальниках? Круговой дорогой, обойдя кухню, мимо баньки, мимо пустой волейбольной площадки, усыпанной сосновыми шишками, никем не замеченный, добрался до тальникового мыса.

Пусто, глухо.

Лужи ржавые, комары попискивают.

Вырожденцы – кусать разучились, целиком ушли в писк.

Что можно спрятать в таком сыром месте?… Был с Анфедом вроде мешок, а на пляж пришел без мешка… Может, притопил в какой луже?…

Точно! Вот он мешок. Торчит краешком из воды, камнем придавлен.

Не раскрывая мешка, Веснин догадался, что там внутри – лещ! И не просто лещ, а красавец! Сантиметров на семьдесят, одна фотография на кило потянет. Чешуя как копейки, одна к другой. Такого не в лужу пихать, такого надо тащить на кухню!

О леще Веснин думал автоматически.

В голове стоял вчерашний костерок, сухие молнии, Надин голос… «Если бы сбывались тайные желания…»

Вот и начали сбываться!

Чего вчера пожелал Анфед? Леща!

Да такого, чтобы чистить его от хвоста до обеда!

И похолодел. Анфед ведь не только леща желал. Настолько «не только», что одна лишь мысль об этом загнала его в неуютные тальники. Да и как тут не полезешь? Ведь если сказал ты – хочу леща! – а лещ тут же и объявился, значит, и другое желание на подходе. Зря, что ли, Анфед так осторожно ступал по земле, опирался на палку? Он же умный – Анфед, мало что неудачник. Все понимает, блюдет логику. Раз ему подкинули леща, значит, и насчет ноги позаботятся. Кто или что, неважно. Важен сам факт. Вот лещ – это факт. «Ногу сломать». Подальше от таких подарков! И леща – в болото. Вот, дескать вам, матушка-природа, или что там еще, ваш разлюбезный лещ, и, пожалуйста, не тревожьтесь насчет моей ноги…

Умница Анфед, ухмыльнулся Веснин.

И вздохнул. Сам-то что вчера? «Судьбу сломать…»

Лещ в мешке дернулся.

Веснин волоком дотащил грязный мешок до воды и вытряхнул рыбину в море.

Лещ как упал в воду, так и пошел на дно. Пустил пару пузырьков, и как его и не было. Утонул, что ли? – испугался Веснин. Но вслух сказал:

– Я тебя родную стихию бросил. Дальше сам выкручивайся.

9

А вечером разошелся Ванечка.

Вытащил к костру все еще дующуюся Надю, ударил по струнам гитары:

– Эх, была бы дорога от звезды до звезды, на коне проскакал бы…

– …и туды, и сюды! – хрипло поддержал Ванечку Кубыкин.

– Вот видишь, Кубыкин, – опустил гитару Ванечка. – Говоришь, голоса у тебя нет. А голос у тебя есть, просто ты опустился.

На шум выполз из палатки Анфед. Сел не на крепкий пенек, не на скамейку, – аккуратно расстелил на сухом песке штормовку и опустился на нее. Так не упадешь, подметил про себя Веснин. А Кубыкин удивился:

– Мозоли болят?

– Да так… Немного… – неопределенно повел рукой Анфед. И хотел что-то объяснить, но Надя опять взялась за свое:

– Было что-то в воде! Я не придумываю. Скажи, Кубыкин!

– Да есть в воде всякое, – авторитетно подтвердил Кубыкин, не сводя подозрительных глаз с Анфеда. – Милка Каплицкая таз эмалированный утопила. Мне списывать теперь. Сколько на свете таких дур, как Каплицкая?

– Анфед, посчитай, – привычно попросил Ванечка.

– Я уже посчитал, – хмуро сообщил Анфед. – С Надей – две.

– Анфед!

Спортсмен отмахнулся.

Забрал у Ванечки гитару, забренчал страстно:

– Ничего такого нету, все в порядке, все ажур… Только съехали соседи и уперли наших кур… Машка бросила Ивана, Манька вышла за Петра…

Если и сегодня дождь не прольется, с ума сойдем, подумал Веснин, но от костра не ушел.

И дымные сумерки сгустились над лесом, и странно зеркально вспухло, багрово выпятилось прежде плоское море, и темный жар сумерек затопил лесистые берега, а Веснин не отходил от костра, искал объяснений.

Ну да, был лещ, но Анфед ведь не сломал ногу.

Ну да, оказался лагерь выметенным, как Красная площадь перед праздником, но ведь ни на ком это никак не сказалось.

Ну да, слышал он, Веснин, странный голос, только чего не услышишь в ночном предгрозовом, утопленном в духоту лесу?

И Кубыкин… Врет, но авторитетно… Что-то светится в глазах…

Наконец, жухлая полоска, прокаленную землю с которой он собрал в газетный пакет…

Серова бы сюда.

Серов – человек решений.

Он немедленно вызвал бы на базу своих многочисленных приятелей-физиков, а химики всегда под боком.

Все-таки Веснин встал. Но у себя в палатке устроился головой к входу, чтобы слышать голоса ребят, чтобы слышать хвастливые, но чудовищно убедительные при этом байки Кубыкина. «Вот сержант мне и говорит…»

Одно мешало Веснину – раздражение.

Увязал в чепухе, пытаясь что-то осмыслить. Терял логику рассуждений. Какая-то душная пакость клубилась в душе, будто ее, как колбу, переболтали. Видел бесконечную вереницу не доведенных до конца дел, среди них (сейчас понимал) были настоящие…

Опыт…

Что толку даже в собственном в опыте, если нет возможности его реализовать? Какой опыт поможет увидеть будущее, убедительно нарисовать будущего человека? Разве самый умный и опытный дьяк Петра Первого сумел бы дать убедительное описание российского человека, скажем, двадцатого века? Какого же черта я берусь в своих книгах описывать людей, которым жить на Земле через двадцать, через тридцать веков?

– Ты не поймешь ответа.

Нежный газовый шлейф, слабо светящийся, как тусклая радуга, вновь клубился вокруг ствола обожженной сосны. Какой смысл в таком однобоком общении? – разозлился Веснин. «Ты не поймешь ответа». А что ты сделал, я смог понять?

Расслабься, сказал он себе. Ты же разговариваешь сам с собой. На кого тебе обижаться? На собственное эхо?

Он усмехнулся.

А лещ?

А поведение Анфеда? А визг Нади?

А чистая территория? А авторитетная убедительность начальника базы?

А семь ступеней, наконец? Если я говорю с самим собой, то, может, этот второй я– из будущего? Может, он явился оттуда, где человек уже давно вечен?

Он покачал головой.

Почему человек будущего должен походить на газовый шлейф и говорить голосом Кубыкина? Почему человек будущего должен настойчиво напоминать о детстве, в котором нет ничего, кроме боли?

Разве? – подумал он.

А летний сеновал, дыра в крыше, несколько волшебных звезд в дыре? А душное сено, долгий рев коровы, пускающей с губ стеклянные струйки прозрачной долгой слюны? А молочный туман над рекой, кусочек желтого сахара к чаю, сладкая болтовня у костра и печеная в золе картошка?…

Вспомнив все это, Веснин не почувствовал облегчения. И газовый шлейф под сосной начал на глазах истончаться, таять, расползаться на туманные слабенькие волокна.

– Ты уходишь?

Иной не ответил.

– Я не успел спросить…

Иной не ответил и отчаяние вдруг охватило Веснина.

Он действительно не успел. Он же слышал голос лже-Кубыкина, пять минут назад. Что могло измениться за какие-то несколько минут?

Но он чувствовал, что-то изменилось.

Но тогда зачем все? – подумал он с еще большим отчаянием Зачем лещ? Зачем солнечная рябь в темной воде? Зачем растения, люди, микробы, звезды, галактики? Зачем молнии, духота, равнодушие Ванечки? Зачем Надин испуг? Зачем все?

– Выбери ответ сам.

– Но ведь для этого нужно пройти все семь ступеней.

Иной не ответил.

Он гас. Он рассеивался.

Реже вспыхивали зарницы, тускнело ночное небо, звезды терялись в лохмотьях наползающих с моря туч. Молния, непохожая на прежние, злобная. крючковатая, хищно скользнула над берегом, разрушив тьму. И не было больше тишины. И не было больше Иного. Только стонала обожженная сосна, только надувались, трепетали на ветру полотнища палаток. И скользнули в душном воздухе первые капли.

Хоть Анфеду повезло – не сломал ногу.

Веснин прислушивался к дождю. О каком соавтор говорил Серов? Разве есть работы, выполненные кем-то без соавтора? Разве не был соавтором Колумба тот матрос, что первым крикнул с мачты: «Земля»? И разве не был соавтором Эрстеда тот студент, который обратил внимание великого физика на странное поведение стрелки компаса, случайно оказавшегося рядом с проводами, по которым пускали ток? И разве…