Хозяйка города - Мария Чурсина

Под окном носились дети. Третий этаж — всего лишь третий. Надя сунула телефон в карман поглубже и перекинула ногу через балконное ограждение. Ей показалось, что дети под окном на минуту замерли, наблюдая.

В прозрачном небе носились птицы, кирпичная кладка стены пахла дневной жарой. Надя ухватилась за металлические перила, перенесла вторую ногу. Ветер лизнул ей спину.

Она отчаянно боялась высоты — даже небольшой, и дорога, показавшаяся с земли короткой и лёгкой, по эту сторону стены оказалась почти непроходимой. Ладони тут же взмокли. До соседнего балкона был всего шаг, но в собственных мыслях она раза три сорвалась вниз.

Узкий выступ в кирпичной кладке кончился. Надя перегнулась через перила соседского балкона. Пол здесь был устелен тополиным пухом и высохшим липовым цветом. Успокаивая дыхание, Надя постояла с закрытыми глазами. Дети на площадке завопили с прежней силой.

— Вы куда? — Из-за перегородки показалось лицо с круглыми, как два солнца, глазами. — А это… ордер на обыск?

— Тихо. Если что — звоните в Центр, ясно?

Шторы изнутри были задёрнуты. Надя сложила ладони лодочкой и всмотрелась в темноту — ничего. Форточку всё-таки бросили открытой.

Она сняла со стола вазу, стащила кеды — голыми ступнями удобнее ощущать пространство вокруг. Стол тихонько покачнулся под Надиным весом. Изнутри квартиры потянуло запахом пыльных ковров. Быть бы ей чуть шире в плечах, и фокус никогда бы не удался.

Внутри — кромешная темнота, особенно после солнечного полудня. Надя задержалась на подоконнике, ожидая, когда привыкнут глаза. В тихой квартире ей почудилось чьё-то присутствие — ощущение, как прикосновение пёрышком к голой руке.

— Есть кто дома? — Она поняла, что не может говорить в голос. Кладбищенская тишина сдавливала горло, так что из него выходил только надсадный шёпот. — Эй, не пугайтесь, я хочу помочь. Всё хорошо?

Она опустила ноги на пол, соображая, что всё не может быть хорошо в тёмной квартире, в которой на звонки никто не отвечает, и каждую ночь бьют часы. Надя поймала мягкий атлас штор и с силой дёрнула.

В дневном свете перед ней появилась комната — розетка с окаменевшим печеньем на журнальном столике, куртка, брошенная на подлокотник кресла. Комната застыла, словно кадр из фильма — всё ещё ожидающая, что в неё вернутся. Так не уезжают — бросив вещи на прежних местах, если только торопятся, если только убегают.

Надя на цыпочках прошла по ковру наискосок. Крики детей и птиц остались снаружи, отгороженные ширмой непроницаемой тишины. Из тёмного коридора послышался глухой стук. Неровный, неритмичный, перемежающийся с глубокой тишиной. Так не могли бы стучать часы, и — ни один механизм.

Она встала на пороге и разом окунулась в густой запах болезни. Странно, как он не просочился в общий коридор, на лестничную площадку. Такие запахи созданы для того, чтобы притягивать любопытных старушек из соседних квартир. Надя вспомнила дверь, за которой можно было бы переждать небольшую войну, и вопросов не осталось.

Ванная комната была заперта изнутри. Не веря себе, Надя повернула ручку до упора — бесполезно. Она постояла, прислушиваясь. Навалилась тишина, и вдруг снова ударило — будто деревянной битой по бетонной стене. Стук слышался не из ванной, а откуда-то справа. Туда вело узкое ответвление коридора.

Глаза уже привыкли к полумраку. Надя притаилась за косяком и осторожно толкнула дверь. Дневной свет пробивался сквозь красные шторы, отчего вся комната казалась багряной. В дальнем углу — за размётанной кроватью — Наде почудилось движение.

И опять — удар.

У самой стены сидела девочка-подросток. Полупрофиль, видимый Наде, белел в сумерках зашторенной спальни. Надя вспомнила, как зовут дочь хозяина квартиры — у него была дочь.

Стук — девочка склонилась и ударилась лбом в стену. Замерла, покачиваясь, как в прострации, и вдруг — откуда взялась такая ярость — ударила снова, так что вибрация перекрытий передалась Наде.

— Света, — позвала она. — Всё хорошо. Не пугайся. Я хочу помочь. Что случилось?

Она не слушала, колотилась головой о стену, потом ударила кулаками, и опять застыла. Плечи под тонкой блузкой напряглись ещё сильнее. Наде показалось — она прислушивается.

— Света, где твои родители?

Бам. Человеческий лоб не выдержал бы такого удара. Девочка оцепенела. Из-за копны растрёпанных волос Надя не могла разглядеть её лица. Белые руки, похожие на конечности шарнирной куклы, проскребли по голому бетону. Лоскутки обоев валялись тут же, на полу. Их клочья висели по всей стене на высоте её роста.

— Света, прекрати. Выходи оттуда. Я вызову врача.

Девочка вскочила, одновременно разворачиваясь к Наде. В её руках и ногах оказалось слишком много суставов, потому движения получались рваными. Мгновение замерло — нижняя часть Светы ещё сидела на полу, когда верхняя прыгнула.

Надя шарахнулась назад — на неё летело белое лицо, белые глаза, разинутый от уха до уха нечеловеческий рот. Света захрипела, роняя на пол кровавую пену. Закачалась подвешенная на цепочке лампа.

Надя спиной влетела в косяк и едва успела захлопнуть за собой дверь — когти продырявили дерево и вышли по другую сторону. На одном из них сохранилось алое пятнышко лака.

Путь отступления оставался всего один — к входной двери. Но без ключа она не отпиралась, а его не было нигде поблизости — куда хватало взгляда.

«Законы жанра», — мрачно подумалось Наде.

Дверь в том конце коридора шарахнула о стену. Чудище выпрыгнуло, слепое от злости. Вписалось в стену, как что на пол из шкафа полетели хрустальные статуэтки.

Надя отступила к гостиной, цепляя плечом штору из стеклянных трубочек. Здесь было чуть светлее — чуть меньше преимуществ у ночной твари. Как Надя и ждала, окна и балконную дверь заклинило намертво.

Она сдёрнула с дивана плед, намотала на руку, готовясь вышибать стекло. Что делать потом, она не думала — вряд ли выйдет перемахнуть на соседний балкон в одно мгновение. В другом случае уж лучше прыгать вниз, чем встречаться лицом к лицу с этой.

Девочка слепо металась в коридоре, ударяясь о стены и мебель. Звенело бьющееся стекло. Она искала добычу на ощупь и злилась, когда попадалось что-то другое, рвала в клочья ковёр, оставляла вмятины на стенах.

Надя ударила — по стеклу пошла трещина. Как назло, выбить окно было нечем — по углам притаилась массивная старая мебель. Ударила ещё раз — звонко разлетелись осколки. Света выпрыгнула на шум.

Бледное получеловеческое лицо пошло чернотой. Комната застыла, погружённая в смертельную тишину и полумрак, и не верилось, что за тонким стеклом — солнце и полный город людей. Надя подхватила осколок покрупнее, выставила его остриём перед собой.