Кризис среднего возраста - Алексей Анатольевич Миронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К выздоровлению Павел сильно похудел, черты его лица заострились. Казалось, даже отношение его к жизни переменилось: в глазах, прежде добродушно-снисходительных, неожиданно для одноклассников возник какой-то злой огонек.
И этот злой огонёк таился до поры до времени. С особенной силой он вспыхнул в один недобрый час. Проходя по школьному коридору, Паша вздрогнул: в группе хохочущих одноклассников вдруг просклоняли его фамилию. Он мигом выхватил взглядом в центре собравшихся Володьку Кирсанова. Прозвучала и фамилия дамы сердца. А дальше Володька от описания свидания перешёл к смакованию прелестей Ирочки Травкиной. Прелести эти он якобы нащупал вечерком в кинотеатре.
Кровь бросилась в лицо Паше. Он растолкал тех, кто окружал рассказчика, не видя их лиц. Видел он только одно лицо. Схватив соперника за ворот рубашки, толкнув его к стене, он закричал:
– Врешь, сволочь! Ты все придумал! Не было у тебя ничего с Ириной!
Кирсанов будто ждал явления своего конкурента. Будь Володя постарше, он бы наверняка понял, что громкий рассказ был заготовлен для него, а не для толпы.
Легко освободившись от Пашкиного неумелого захвата, Кирсанов оттолкнул его, одновременно наступив ему на мысок ботинка.
Бывший школьный друг потерял равновесие. Ударившись затылком об угол колонны, он упал и остался лежать. Красная лужица медленно накапливалась на полу. Однако трагедии не произошло. Пашка не даже потерял сознания. Кровь сочилась из содранной с затылка кожи. Впрочем, со стороны всё выглядело иначе…
Будто волна пробежала по столпившимся вокруг поверженного тела одноклассникам. И тут Паша увидел ее, увидел совсем близко. Дама сердца держала носовой платок, отороченный кружевом. Из глаз ее катились слезы. Осторожно приподняв Пашину голову, она приложила платок к его окровавленному затылку. Касаясь губами его лба, носа, губ, она шептала горячо:
– Ты живой, живой, Пашенька? Не умирай, слышишь, не умирай! Пожалуйста!
Владимир стоял чуть поодаль, окруженный своими вассалами, готовыми за импортные сигареты и жвачку исполнить любое желание. Но вид и у них, и у их босса был растерянный. Положение оказалось для юношей новым. Володька никак не ожидал такого развития событий, такого проявления нежности от Ирочки. Только что не было никакого Пашки, и вот на тебе… Как бы он хотел сейчас оказаться на месте поверженного соперника!
И тогда руки и губы дамы сердца принадлежали бы ему.
«Господи, – взмолился он мысленно, хоть и был атеистом, – да я даже умер бы, вот только б на минутку оказаться на Пашкином месте!»
И тут ему ответил внутренний голос: «Знаешь, побереги-ка ты жизнь. Не разбрасывайся ею. Она у тебя одна. И этой минутки она не стоит. Еще успеешь отличиться, глупенький!»
Кто-то из ребят открыл окно и разломил сосульку. Завернув осколки льда в носовой платок, протянул платок Ирине.
– Приложи, не то вся кровь из Пашкиной башки вытечет!
Ирина с благодарностью взглянула на советчика.
– Я приложу лёд к твоей ране, Пашенька.
Она снова приблизилась к «мушкетеру». Лицо её остановилось всего в нескольких сантиметрах от его губ. Руку с платком она держала на его затылке. Другая ладонь опустилась на юношеский подбородок. Тонкий аромат польских духов «Быть может» и слезы дамы сердца, раскаленным дождичком окроплявшие лицо, вознесли Пашу Перышкина на самый верх райского блаженства. О, если б он мог видеть в тот момент собственное лицо! Оно светилось от счастья. Никогда прежде ни с кем ему не было так хорошо, как сейчас с Ириной.
И тут Володька не выдержал.
– Ни дать ни взять – Иисус Христос и Мария Магдалина, рок-опера Эндрю Веббера в провинциальном исполнении!
Он попытался даже затянуть вокальную партию Яна Гиллана, вокалиста «Deep Purple»:
– Джизус Крайст – суперстар!
Получилось фальшиво и совсем не к месту. Ведь Ирочка была музыкантшей. И никогда не фальшивила.
Она подняла голову. Увидев ее глаза, полные боли и ненависти, Кирсанов оборвал свой вой.
– Ну уж… Пошутить нельзя, – выдавил он из себя.
Чтобы не сорваться и не наговорить гадостей, Володька круто повернулся и со своей свитой двинулся к мужскому туалету.
Тем временем холодные струйки воды от растаявшей сосульки побежали по позвоночнику, и Паша как бы выпрыгнул из рая, полного счастья и любви. Ну, еще немножечко… Приподнявшись на локтях, он прикоснулся осторожно к руке Ирочки на своем затылке и прошептал, ощущая прилив жара к щекам:
– Мадемуазель Ирина, мне уже значительно лучше.
Девушка откликнулась на киношный диалог:
– Месье Павел, мне доставляет огромное удовольствие врачевать вашу рану и ухаживать за вами!
Поднимаясь, Паша случайно прижался губами к ее шее и в нос ему ударил знакомый аромат польских духов «Быть может». Чувствуя, как сознание его мутится, он прошептал даме сердца на ухо:
– Ах, мадемуазель, для меня эта рана как награда, ведь я защищал вашу честь!
– Так-так! Травкина и Перышкин! Вы в своем уме? Целуетесь в школе, да еще лежа! Вам что, подъездов не хватает?
Голос завуча школы, Михаила Осиповича Вайнштейна, не просто вернул влюбленных с небес на грешную землю, а швырнул.
Они аж отпрянули друг от друга. Окровавленный платок полетел к ногам завуча. Пашкина голова едва не стукнулась о пол. Спасла невезучую голову Ирина. В последний момент она успела подсунуть ладонь.
Завуч нагнулся и поднял красную тряпицу за белый уголок.
– Что здесь произошло? Откуда кровь? – Преодолевая брезгливость, учитель держал окровавленную улику двумя пальцами.
– Да ничего особенного, – подал голос кто-то из одноклассников. – Перышкин поскользнулся и ударился головой. Вон, о колонну. А наша Травкина оказала ему первую помощь! Благородно, Михаил Осипович!
– Так-так… Ну-ка, благородные, быстро к врачу на первый этаж!
Он поднял с пола за руку упиравшегося Перышкина и чуть не силком потянул его в медпункт.
– Нам в школе еще заражения крови не хватало!.. – восклицал он по пути.
Спустя час Павел с забинтованной головой и дурацкой улыбкой на пол-лица объявился в классе. Как раз шла перемена.
В медпункте ему наложили на рану скобы. Заставили прилечь на кушетку – мол, слабость от потери крови. А еще напичкали антибиотиками. Все вместе вернуло героя в состояние эйфории. Он готов был возлюбить весь мир, включая Володьку. А что?
Ведь они вдвоем любят богиню – Ирочку
