Карточный домик (Сборник рассказов) - Сирил Корнблат

— Нет-нет! Будлануть может только куздра. Куздра будланула бокров. Понятно?

— Ага, понятно! — вскричал я. Право же, я всегда гордился быстротой своей реакции. — А что такое бокры? Да то самое, что будланула куздра. Очень даже просто!

— Молодчина! — в приливе энтузиазма Джон хлопнул меня по спине. — Я считаю, это просто чудо, что вы нас так хорошо понимаете, хотя пробыли здесь совсем недолго. Вы настоящий патриот.

Я скрипнул зубами, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.

— Профессор Вайбенс, что такое куздра? — спросил я часом позже в уединении профессорского кабинета.

На лице профессора отразилось страдание.

Он откинулся на спинку кресла, подчеркнуто оглядел меня с головы до ног и не сразу ответил.

— Тсс! — прошептал он наконец. — Ученый может думать что угодно, но если он слишком много говорит, люди, как правило, выносят о нем неверное суждение. Прямо скажем, большинство ученых принимают этот так называемый патриотизм всерьез. Но математик не имеет права вольно обращаться со словами; в нем глубоко укоренилась привычка тщательно продумывать все употребляемые им термины.

— Разве эта белиберда ровным счетом ничего не означает?

Я был озадачен не на шутку.

— Для меня — ровным счетом ничего. Но, по-видимому, она очень много значит для общества в целом. Она заставляет людей горы сдвигать, разве не так?

Я постоял в тупом молчании. Чтобы целый народ, да притом великий, помешался на бессмысленном вздоре! Поразительнее всего, что, я не мог не признать, немало таких прецедентов было и в истории моего z-осного мира. Нация истребляла сама себя в гражданской войне, решая, которая из распутных королевских династий должна проматывать на троне народное достояние; десятки тысяч крестоносцев шли на смерть за идею, ничего для меня не значащую; бессмысленная, лживая реклама всучивала народу, в ущерб его здоровью, сигареты на миллионы долларов — разве не видим мы этого снова и снова?

— Сегодня вечером в Первом Храме Спасителя будет лекция на эту тему, — сказал профессор Вайбенс.

— Приду, — ответил я. — Мне хочется уяснить для себя этот вопрос.

Днем улица опять была засыпана экстренными выпусками газет; люди собирались кучками, развертывали газеты и жестикулировали.

— Война! Мы им покажем! — доносились до меня возгласы.

"Неужто мы позволим втаптывать в грязь нашу национальную честь?" — вопрошали передовицы.

Насколько я понял из газет, за океаном есть такие государства, где куздру не принимают всерьез. Какой-то корабль с антикуздринским лозунгом на флаге отказались впустить в ангтальянский порт, оттого что на корабле не было национального флага. Глава исполнительной власти направил дипломатическую ноту. В Иттании какой-то евангелист попытался проповедовать евангелие от будланутых бокров, за что был вывалян в перьях и вообще подвергнут всяческим поношениям. Глава исполнительной власти продолжал направлять ответную дипломатическую ноту.

Нарастало общественное негодование. Щедро сыпались уничижительные реплики в адрес инакомыслящих. Слышались призывы к "священной войне". В тот вечер, едва войдя в битком набитую церковь, я ощутил, как накалена атмосфера. Меня уверяли, будто изречение о куздре и бокрах будет подробно разъяснено — даже самые бесхитростные и необразованные поймут, что к чему. У меня было полным-полно дел в университете, но события принимали такой удивительный и загадочный оборот, что я решил пожертвовать вечером, лишь бы проникнуть в суть лозунга.

Перед началом лекции долго пели. Всем раздали отпечатанные на мимеографе листочки со словами, но я не позаботился сохранить их и теперь уже забыл тексты. Помню, что был там торжественный гимн, гулко звучавший под сводами церкви; в припеве повторялось "Куздра будланула бокров". Еще был военный марш — он начинался: "Ах, Куздра! Ах, Куздра!" и кончался бравурной каденцией; "Куздра Будланула Бокров!" У лектора был бархатный выразительный голос и импозантный вид. Он вышел на кафедру и торжественно поклонился.

— Куздра будланула бокров, — отчеканил он внушительно. — Разве не отрадно знать, что существует куздра; разве не испытываем мы прилива гордости от того, что бокров будланули? Во всей Вселенной нет более значительного, более впечатляющего факта: куздра будланула бокров. Мыслимо ли что-нибудь более исчерпывающее и в то же время напряженно-выразительное? Куздра будланула бокров! (Аплодисменты.) Эта волнующая истина пронзает нас до глубины души! Что бы мы делали, не будлани куздра бокров? Что бы мы делали без куздры, без бокров? Что бы мы думали? Как бы мы жили? (Бурные аплодисменты.)

Поначалу я думал, что это вступление. Слишком мал был мой опыт прослушивания общедоступных речей, лекций и проповедей. Почти всю свою жизнь я посвятил изучению физики и связанных с нею наук. Я не мог не сделать попытки вникнуть в смысл того, что слышу. Не найдя никакого смысла, я стал терять терпение. Выждал еще немного, полагая, что скоро лектор приступит к настоящему разъяснению. После тридцатиминутного переливания из пустого в порожнее я и слушать-то перестал. Просто сидел и надеялся, что лектор вот-вот закруглится. Публика аплодировала и все больше распалялась. Через час я стал беспокойно ерзать; то свертывался клубком на сиденье, то выпрямлялся. Два часа спустя я отчаялся, встал и вышел из церкви. Большинство присутствующих было слишком возбуждено, чтобы это заметить. Лишь немногие косо посмотрели на мой уход.

На другой день начался какой-то кошмар. Сперва город захлестнула волна экстренных выпусков с известием о том, что ангтальянский крейсер потопил какое-то торговое судно. Конфликт начал капитан судна с первым помощником, которые рассорились с администрацией порта, ибо последняя дерзко глумилась над куздрой. Торговое судно снялось с якоря и вышло в море, не покончив со всеми таможенными формальностями. Крейсер настиг торговое судно и приказал ему вернуться. В ответ капитан заявил, что куздра будланула бокров, после чего крейсер дал два залпа и потопил торговое судно. Днем появились экстренные выпуски с сообщением, что глава исполнительной власти объявил войну.

Открылись вербовочные пункты; из университета исчезли молодые люди; по городу маршировали войска, набитые солдатами составы челноками сновали туда-сюда. Кампании военных займов, гражданские патрули, женские вспомогательные части, дамские общества милосердия, девушки за рулем санитарных машин-война по всей форме; и все это под беспрестанно повторяемый лозунг: "Куздра будланула бокров!"

Мне с трудом верилось, что это не сон. Повод казался несерьезным для войны. Огромный, могучий народ взял с потолка дурацкий лозунг и швырнул его в лицо всему миру. За океаном группа стран объединилась в союз, утверждая, что они вынуждены защищаться от навязываемого им принципа, который для них нежелателен. Вся эта история яйца выеденного не стоила. Казалось, до военных действий не дойдет; скорее было похоже, будто разыгрывается долгий и сложный спектакль.

Лишь после того как опубликовали сообщение о крупной морской битве с сомнительным исходом, о потопленных кораблях и тысячах человеческих жертв, я понял, что здесь не шутят. На рукавах и в окнах появился траурный креп. Произошло вторжение в одну из союзных стран, и определилась линия фронта. Сообщали о дивизии, уничтоженной воздушным налетом; о сорока тысячах человек, павших в пятидневном сражении; о том, что нужны новые солдаты и новые деньги — в свете этих сообщений вскрылась истинная сущность событий. На улицах появились изможденные люди с забинтованными головами, с руками в гипсе; какую-то церковь и какую-то аудиторию университета переоборудовали под госпитали; эшелоны с ранеными прибывали один за другим. Чтобы удостовериться в реальности войны, я посетил госпитальные палаты и воочию увидел длинные ряды коек; хирургов, обрабатывающих страшные раны; людей с оторванными ногами или с чудовищно изуродованными лицами.

Еду стали ограничивать; не было белого хлеба, сахар выдавали по карточкам. Ухудшилось качество одежды, уголь и нефть продавали только по разрешению правительства. Многие предприятия закрылись. Джон ушел на фронт; родители получили извещение, что он числится пропавшим без вести,

Все это было явью; больше не приходилось сомневаться. Ярче всего убеждал в этом безнадежный калека, человеческий обрубок, вернувшийся с передовой, — воплощение протеста против ужасов войны. Но вот кто-нибудь говорил: "Куздра будланула бокров!" — и увечный бедняга расправлял плечи, гордо выпячивал грудь, и в глазах его загорался неугасимый огонь. Он не жалел, что пожертвовал собой во имя лозунга. Мне не дано было этого понять.

Явью была и мобилизация. Требовалось больше пушечного мяса; добровольцев было недостаточно. Вместе со всеми я, согласно приказу, зарегистрировался, но проделал это механически, не раздумывая. И вдруг ко мне пришла неумолимая уверенность в реальности событий: я получил извещение, что на меня пал жребий и я должен идти воевать!