Записки prostitutki Ket - Екатерина Безымянная

Вскоре оказалось, что даже в техникумах нимф не ждут, ибо для поступления куда-то, кроме семейно-строительного, тридцати слов и троек в аттестате маловато, а потому нимфа осталась непоступившая и по такому случаю пристроенная той же тетей в тот же цех.

И Борюсик пропал.

Осада длилась недолго. Уж не знаю, от какого ума, или от безумия, или от гордости, что взрослый дядя посмотрел, но девочка Борюсику дала.

И с телом молодым случилось у него целых три раза.

Описывая те счастливые моменты, Борюсик делал в воздухе руками великолепнейшие па — показывал то сисечки — такие, то ножки — вот такие, то жопку — ууух!

Потом тело молодое одумалось, поняло, что зачем же ему дядя Боря, с которого ну как с козла молока, и переметнулось к молодому. Из той же бригады.

К слову, вся эта история прошла мимо тети, оставшейся в счастливом неведении.

А у Борюсика натурально съехала крыша. Ну, как съехала — сам он этого, конечно же, не видит. Но я-то понимаю.

И Боря начал страдать. Страдания эти состояли в том, что, вкусив прелестей молодой сельской нимфы, жить по-прежнему он уже не мог.

Роман с кладовщицей рассосался сам собой, а после он понял, что пожившая жена ему тоже не мила. Так Борюсик остался без женщин.

Квартирку пришлось разменять. Ему досталась не то общажка, не то коммуналка со спорными удобствами и кучкой алкоголических соседей.

И Борюсик решил снова жениться. Но только чтоб на молодухе.

Он давал объявления в газеты — молодухи не шли.

Он освоил интернеты — молодухи на фото смеялись, призывно выставляя прелести, но замуж что-то не стремились. Да что там замуж! Встречаться — тоже.

Боря приуныл и пошел по рукам молодых, но не бесплатных фей.

А потом он нашел меня. Не то чтобы я молода, но что-то Борю зацепило.

С Борюсиком достаточно легко. Главное — не мешать ему мной восторгаться.

— Цицици, мои сиииисечки! — причмокивает он, хватаясь лапками за мою грудь и вылавливая губами ускользающий сосок.

— Мням-мням-мням-мням-мням, мои булочки! — урчит он, обцеловывая мою попу.

— Ууууууу! — переходя на фальцетик, стонет он, закатив глаза.

— Аххххааааааа! — кричит он, выстреливая и откатываясь набок.

Потом он жалуется мне на жизнь.

Что молодые не хотят, и с ними ему как-то не везет, и что вот смотрела на него одна, но как с ней можно — ей целых сорок три! — и внучек есть; а еще одна была — так ужас! ужас! — сорок семь, а он же так не может.

— Катенька, — говорит он мне потом, — ну, может, появилась у тебя какая-то знакомая — ну чтобы лет до двадцати пяти; может, откуда приехала, так жить негде — я бы и приютил, я же с квартирой, и кормил бы, и замуж бы позвал. Ты отрекомендуй меня кому-то, хорошо? Только чтоб сисечки были — и Борюсик в воздухе корчит лапку в горстку — показывает сисечку.

Я торжественно клянусь, что, как только в моем кругу появятся молоденькие и согласные нимфы — они тут же станут его.

— Ой, Катенька, — говорит он в другой раз, — может, у тебя какая девочка есть, ну, тоже которая работает, может, ей надоело, бросить хочет, так ты ж знаешь, у меня и жить есть где, и в обиде не оставлю… И ты скажи, что прошлым попрекать не буду…

Только чтоб молоденькая, и сисечки чтоб не висели, пусть даже небольшие будут, но упругенькие, и чтоб попочка была… такая… — и корчит в воздухе уже две лапки.

А как-то Боря долго и задумчиво лежал, потом спросил:

— Катенька, а ты ж давно работаешь?

— Давно, — кивнула я.

А он потрогал мечтательно меня за сиську и сказал:

— А вот, Кать, тебе же работа надоела? Так может, ты бросишь? Ты же знаешь, у меня и квартира, и замуж я возьму…

Террорист

— Уууу, как я тебя затрахаю! Как я тебя затрахаю! Ты у меня отползать будешь! — грозит он мне по телефону.

— Приезжай, милый, я очень хочу, — воркую я, прижимая трубку плечом и помешивая варящуюся на плите кашу с молоком.

— Тебе понравится! Я так умею трахать — ты за мной потом бегать будешь!

— Давай, милый, я тебя очень жду.

И кладу трубку.

Такие обычно не доезжают.

— Детка, — я, удивленная, выхожу его встречать, а он гордо смотрит сверху вниз. — Детка, я покажу тебе сейчас, как нужно трахать женщину.

В парадной он всей пятерней смачно хватает меня за попу, и я подпрыгиваю от неожиданности.

— Хочешь меня! Хочешь, вижу, ах ты моя сладкая! Я тебя сейчас так затрахаю, ты еще просить будешь, чтобы я перестал. Ты уже мокрая? — горячо шепчет он прямо мне в ухо.

— Мммм, — мурлычу я, — конечно, милый!

В коридоре он отдает деньги и, еще не успев снять куртку, игриво зажимает меня у стенки.

— Ты меня чувствуешь? Чувствуешь, какой он большой? Уууу, сейчас я тебя буду трахать, как тебя никогда не трахали!

В штанах у него определенно что-то шевелится. Не так чтоб очень много.

— Милый, — игриво постанываю я, — давай в душ, а я буду ждать тебя в кроватке.

— Ты готова? — кричит он, выходя из ванной. — Сейчас ты у меня узнаешь, что такое настоящий трах!

Он заходит в комнату голый и с мечом наперевес.

— Мммм, какой красивый… — томно говорю я, беру его в руку, и…

Блин, вот только чистила ковер. Ну что за люди!

Герой-любовник стоит, глазами кота из Шрека смотрит на меня, на ковер, опять на меня и говорит:

— Ой…

Уууупс! Не-до-нес. Рас-плес-кал.

— Ничего, милый, — мурлычу я. — Бывает.

(Мамочки, только б не заржать, только б не заржать — «трахать буду-буду трахать!»)

— Ты понимаешь, у меня… я вот… вот я… это… ну… так… вот… — смущается он.

— Все в порядке, милый, — успокаиваю я, — у всех такое бывает. Сделать кофе?

За кофе он хватается, как за соломинку, и с мрачной сосредоточенностью сопит, уткнувшись в чашку.

Через десять минут герой явно оживает, забывает горечь неудач и решительно рвется в бой.

— Ну что, детка, ты готова? — говорит он мне тоном искушенного мачо-мена, испробовавшего за последнюю неделю двадцать женщин, прыгнувших к нему в постель после дикой конкуренции.

(Еххху! Мой дорогой ковбой…)

— Ну давай, сейчас я покажу тебе, что такое настоящий секс! — Где-то я уже это слышала, а он, кажется, забыл. — Сейчас ты будешь просить меня, чтобы я прекратил! — решительно заявляет он и хватается за меч.

Я кошу под верного оруженосца и готовлюсь подержать оружие.

— Нет, детка, — отстраняет он меня. — Ляг и покажи мне, как ты себя ласкаешь.

Дурное дело нехитрое; я ложусь и, согласно купленным билетам, показываю ему, как город ждет победителя.

— Давай! — подскакивает он через минуту, на ходу продолжая передергивать затвор.

— Как я тебя сейчас трахну! Я тебе сейчас так засажу, как я тебя сейчас оттрахаю! — рычит он, пока я натягиваю резинового друга.

— Давай, давай, становись раком, я тебе сейчас покажу! Ууу, сучка, тебя так еще никто не имел! — вопит он, штурмом берет город… полшага от ворот… иии…

Дамы, салют в вашу честь!

Делов-то. На секунду.

(Катя! Катя, держи себя в руках, не похрюкивай в подушку!)

А маладееец!

— Ну… я это… пойду, наверное… — спустя еще минуту говорит мне герой-любовник, упорно глядя куда-то в испорченный ковер.

— Хорошо, милый, приходи еще, — воркую я и думаю, сказать ли ему на прощание: «О мой мачо, ты был великолепен, так меня еще никто не имел…»

Молчу из человеколюбия.

Чего уж…

Автопилот

Ну вот да — праздники нашего человека подкашивают.

Причем часто в самом прямом смысле слова.

Началось все банальнейшим, в общем-то, образом.

Я только приехать успела. У мамы отмечала Новый год.

Позвонил, веселенький такой, поздравил первым делом, счастья-здоровья-денег нажелал, ввернул мимоходом, что от Петровича (ну да, ну да, будто они мне по отчеству представляются, а по пиписькам я их пока не разбираю — Петровичи они или Иванычи. Вот Хаимовича или Авраамовича еще бы, может, как-то отличила, а Петровича — ну никак).

Ну да ладно, раз неведомый Петрович меня советует — пора на производство. А то разгулялась.

Так вот — представился Олегом, сказал зачем-то, что мужчина он интеллигентный и любит все по высшему разряду.

Я расценочки на разряды озвучила, сказал: «Да не вопрос, красавица, гуляем! Через часик жди. Можешь не встречать, адрес знаю!»

И адрес мой говорит.

Ну, не встречать — так не встречать.

Я сразу в душ, голову помыла, сумку неразобранную в шкаф закинула, сижу и жду.

В дверь позвонили.

Я посмотрела. Стоит, нормальный такой. И с розами зачем-то.

Я открыла.

А он сказал: «Оуооооо!!!» — и упал.

Прямо так, почти солдатиком — херак! — и ввалился ко мне.

Вот такая ты, убийственная красота…

Честно — я похолодела. Столько мыслей сразу — думаю, ну все, привет, убился. И в голове: «Так, «Скорую»… «Скорую»… «Скорую»… боже, какой ужас!»