Принцип меньшего зла - Fly Lost

Я лгу, когда говорю мадам Помфри, что не болен. Суть моей болезни - одержимость, имя моей болезни - Снейп, и я не знаю, как мне вылечиться. Не знаю, хочу ли выздоравливать. Угроза отстранить меня от занятий не выглядела шуткой, и на Зельях я старательно измельчаю то, что нужно измельчить, сыплю в котёл, помешиваю, нюхаю. Но краем глаза цепляю чёрную фигуру, не могу не зацепить, могу только усилием воли остановить поворот головы и смотреть в котёл, в котёл смотреть, Гарри.

Зелья и вправду получаются уже лучше, Гермиона приходит в восторг, а Снейп ничего не говорит. И я не знаю, молчит он оттого, что не к чему придраться, или потому что тоже понял, вычислил и хочет сохранить в целости класс. Его заботит это, а вовсе не я, а ежевечерние занятия с ним проходят так, словно и не было никогда мягкого, окатывающего жарким пряным потоком «Хэрри». И я забыл бы, если бы не жаждал снова услышать. Забыл бы, и в памяти жил бы только голос МакГонагалл - аккуратнее, Северус! - и жёстко вцепившиеся в мой загривок пальцы. Но сейчас я был бы рад и этому, потому что он не коснулся меня с тех пор ни разу. Даже когда объясняет, как нужно правильно дышать, и велит следить за ритмом, хотя мог бы и проверить, так ли я выполняю указания.

Мог бы.

«Я многое могу, Поттер, но это не значит, что стану делать»

Я помню, профессор, сэр.

Конечно, он не станет. Я Снейпу ни к чему. Он сохранил себя, ухитрившись не сойти с ума за столько лет подчинения Тёмному Лорду и Дамблдору, а я, наверное, так живо напоминаю ему о прошлом и о том, ради чего он это делал. Я нарушаю его покой, таскаясь в его кабинет, а он не может мне отказать, потому что боится за Хогвартс. Может быть, больше, чем профессор МакГонагалл, боится. Снейп и в праздники здесь, может, ему больше некуда идти?

Хотелось бы мне знать, чего он боится ещё. Отпрянет ли как от грязного бродяги, если я сам прикоснусь к нему. Вот так, запустив пальцы в длинные неубранные волосы, вцепившись в мантию, чтобы не дать отодвинуться, прижавшись, как тогда, в классе, отдавая всё, что он захочет взять.

А он ничего от меня не захочет, сейчас, лёжа в полумраке спальни, разбавленном мягким светом ночника, я особенно чётко это осознаю.

Ничего и никогда, никогда, Хэрри, никогда плюс ничего равняется пустоте, она снова взводит невидимый арбалет, накручивает пружину. Сознание может забыть об очищении, я способен только дышать через зубы, опять сжав ими многострадальную нижнюю губу. Боль физическая отвлекает, и тогда я впиваюсь ногтями в ладони, этого мало, мало, на тумбочке у кровати колется на части чашка, из которой я пил перед тем, как лечь, пил разведённое в воде успокоительное, и я думаю, если добавить прямо в кровь те капли, что остались на черепках, всё будет хорошо. Всё будет хорошо, если взять вот этот, взять и макнуть в кровь, продираясь через кожу, она мешает... мешает войти сваренному им зелью, а ведь он - зелье и есть, он весь в нём, я принимаю его в себя, хоть так, хоть каплю. Капли Снейпа и боли хватает, чтобы из глаз потекло, я уже привык к этим слезам, они топят и уносят лёд, они означают, что я смог, я остановил.

Открывается дверь, оглушающе бьётся о стену, но мне лень поднимать голову, и я сообщаю длинным бледным пальцам, выдирающим из моей руки окровавленный черепок:

- Я остановил. Остановил.

А дальше мне не хочется ни смотреть, ни слышать. И я закрываю глаза и проваливаюсь в безмолвие...

... которое длится мгновение, а может, гораздо больше, потому что теперь в глазах лунные сумерки спальни - свет погашен, я лежу, укрытый одеялом, а у изголовья кровати, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди, кто-то сидит. Я тянусь за палочкой, чтобы сказать «Люмос», но кто-то голосом Снейпа тихо спрашивает:

- Хочешь пить?

- Нет, - шёпотом отвечаю я.

- Тогда лежи спокойно. Спи.

Это не может быть Снейп. Чтобы убедиться, не нужен свет, я подвигаюсь к краю кровати, утыкаюсь носом в пахнущую горько и пряно ткань, подтягиваюсь ближе и сворачиваюсь калачиком, почти положив голову ему на колени. Это точно не Снейп, потому что он остаётся сидеть, вздыхает и натягивает мне на плечи одеяло.

- Спи, - повторяет он и опускает тёплую ладонь на мою макушку.

Сплю.

Просыпаюсь не оттого, что выспался. Утро. Сердце почему-то заходится в рваном ритме, рука затекла, словно я ухватил ночью край чёрной мантии, да так и спал, сжимая. Но в спальне нет Снейпа, как нет и крови на полу, и я теперь не знаю - может, это мне привиделось в бреду?

Разминаю пальцы, морщусь - от нестерпимо острого покалывания в руке, а не оттого, что вспомнил: сегодня нас с Геримоной ждут в Норе. И мне не удастся заглянуть зельевару в глаза - а вдруг там ещё есть тень ночных событий. Это было бы подтверждением их реальности. Но даже если бы и удалось - ты всё такой же наивный дурачок, Гарри, ничего там нет. Ничего. Тьма и пустота.

Нет-нет-нет-нет, мы сейчас отправимся в Нору, там шумно и весело, там много еды, там сладости, там карамельные Санта-Клаусы, фонарики и бутафорские толстозадые олени. Там нужно будет разговаривать, чтобы не огорчить миссис Уизли и не обидеть друзей. Хорошо. Я буду.

Я уверен в этом в Сочельник, я даже выполняю данное себе обещание думать о празднике и о друзьях, но хватает меня только на день, вечер и ночь вынужденного веселья.

- Что ты будешь делать в Хогвартсе, Гарри? - недоумевает Гермиона, выйдя со мной и Роном на морозный воздух после позднего завтрака. - Все наши разъехались по домам.

Можно подумать, когда «все наши» были там, я с кем-то общался...

- Ты забыла, Миона? Занятия со Снейпом. Каждый вечер. Я вчера и так пропустил.

- Вот уж приятная компания на Святки, - фыркает Рон. - Зачем тебе вообще понадобилось оправдывать этого ублюдка? Вёл бы у вас сейчас Зелья кто-нибудь нормальный...

Мой друг Рон, несмотря на войну, стажировку в аврорате и совершеннолетие, по-прежнему имеет психологию подростка. Вот бы противному учителю на голову упала сосулька - уроки бы отменили. Это же главное - чтобы уроки отменили...

- Снейп вполне нормальный, - спокойно отвечаю я. - И я оправдал его потому, что у меня были доказательства.

- Да ну какие там доказательства! - отмахивается Рон. - Подумаешь, воспоминания. Он их мог и подделать.

Мог.

Наверное.

«Я многое могу, но это не значит, что стану делать»

- У меня были доказательства, - упрямо повторяю. - Уизенгамот признал их подлинными. Ты считаешь, стоило утаить фиал, промолчать и отправить Снейпа в Азкабан, только чтобы он не вёл Зелья? Очень по-гриффиндорски, Рон. И метод - как раз для аврора. Этому вас учат, да?

Рон вспыхивает, заливается краской до корней рыжих волос, растерянно смотрит на Гермиону, а та молчит, потому что я прав. Да, Миона?

Наверное, Рон обиделся. Но это помогло мне аппарировать без выяснений и упрёков.

Хогвартс тих и почти безлюден. А подземелий вообще не коснулся дух Рождества. Ни одной ёлки, ни единой ветки омелы, коих в изобилии натыкано в Большом зале, коридорах и башнях.

Снейпа нет в кабинете. Или он просто не хочет отзываться на стук. А я не решаюсь постучать громче - я и так чувствую себя слишком навязчивым. Он ничего не сказал о праздниках, может, ему всё же есть куда поехать, а я, как идиот, притащился и стою теперь, уткнувшись лбом в прохладную дверь, и никак не соображу - мне возвращаться к себе в башню или стучать дальше.

- Полагаете, ваша голова крепче дерева, Поттер?

- Нет, сэр. С Рождеством, сэр.

Наверное, я при этом слишком глупо и широко улыбаюсь, потому что Снейп хмурится, не отвечает на поздравление, аккуратно отодвигает меня с дороги и произносит пароль, слишком тихо, я не слышу какой. Он входит в кабинет и я почти жду, что дверь захлопнется перед моим носом, и стою, и продолжаю ждать, и дожидаюсь ещё одного вопроса:

- Желаете заниматься в коридоре?

- Нет, - хрипло говорю я, вхожу и честно признаюсь: - Я не думал, что занятие будет.

Снейп посылает Коллопортус на дверь и фыркает:

- Зачем же пришли? Вчера, я так понимаю, вы успешно обошлись и без этого. Или вы развалили пристанище Уизли и поэтому так скоро вернулись в школу?

- Норе ничего не угрожало. Вы не сказали, будем ли мы заниматься во время праздников, и я подумал, что вы будете рады избавиться от меня хоть на один вечер. Сэр.

Нора стоит невредима, ведь там его не было и я старался о нём не думать. А он - он думал обо мне, когда я не пришёл? И что сейчас в его лице? Неужели мне удалось удивить Снейпа?

Но он, конечно, никогда не признается даже в таком чувстве. Тот разговор в палате Мунго - абсурд, небыль, бред, как и ощущение, что Снейпу зачем-то было нужно дать мне знать: его любовь к моей матери имеет совсем другие оттенки. И я никогда не узнаю, зачем ему это было нужно.

- Садитесь, - говорит Снейп и сам устраивается в кресле, поближе к камину. - Сегодня мы рассмотрим возможность направить силу стихийного выброса вместо того, чтобы крушить всё вокруг, если уж остановить выброс не удалось.