Ирония судьбы, или С легким паром - Эмиль Брагинский

 — Просто ты ко мне необъективно относишься. — Надя взяла гитару и стала перебирать струны.

 — Это верно. — И Ипполит устроился поудобнее в кресле.

Надя начала напевать. Пела она просто и сердечно.

По улице моей который годЗвучат шаги — мои друзья уходят.Друзей моих медлительный уходТой темноте за окнами угоден.

О Одиночество, как твой характер крутПосверкивая циркулем железным,Как холодно ты замыкаешь круг.Не внемля увереньям бесполезным.

Дай стать на цыпочки в твоем лесу.На том конце замедленного жестаНайти листву и поднести к лицуИ ощутить сиротство как блаженство.

Даруй мне тишь твоих библиотек,Твоих концертов строгие мотивы,И — мудрая — я позабуду тех,Кто умерли или доселе живы.

И я познаю мудрость и печаль,Свой тайный смысл доверят мне предметы.Природа, прислонясь к моим плечам,Объявит свои детские секреты.

И вот тогда из слез, из темноты,Из бедного невежества былогоДрузей моих прекрасные чертыПоявятся и растворятся снова.

 — Чьи это слова?

 — Ахмадулиной, — ответила Надя, встала и повесила гитару на место.

 — А-а, — промычал Ипполит, делая вид, что фамилия ему знакома.

 — Тебе салат положить? — спросила Надя, возвращаясь к столу. — Или ростбиф?

 — Салат, — страстно дыша, сказал Ипполит. — И ростбиф!

Однако есть он не стал, а поправил галстук, откашлялся и заговорил весьма высокопарно:

 — Надежда, выслушай меня! Сегодня, в последний час старого года, я намерен поставить вопрос ребром. Мне кажется, что нам пора покончить с нашим холостым положением. Как ты смотришь на то, если мы поженимся'?

Надя ласково улыбнулась:

 — Я смотрю на это с удовольствием. Но при условии, что ты не будешь так ревнив…

 — Я уже не молод, но я чувствую, что…

И тут раздался звонок в дверь. Ипполит изменился в лице:

 — Это еще кто?

 — Понятия не имею! — искренне ответила Надя, собираясь пойти открыть, но Ипполит оттеснил ее.

 — Нет уж, извини!

И Ипполит отпер дверь сам.

У двери стоял Лукашин со своим дурацким портфелем.

 — Извините, что беспокою… Я постеснялся открыть своим ключом…

 — Что вам опять нужно? — нервно спросил Ипполит.

 — Кроме вас, у меня в этом городе никого, — честно признался Лукашин. — И денег тоже нету… А задаром билет не дадут… Вы мне не одолжите, ну, рублей пятнадцать… я завтра же телеграфом вышлю…

Надя уничтожающе взглянула на Лукашина:

 — Чтобы вы оставили нас в покое, придется вам заплатить! — И ушла в комнату за деньгами.

 — Пожалуйста, заплатите мне, если можно… — сказал он ей вдогонку.

Пользуясь отсутствием Нади, Ипполит наклонился к Лукашину и доверительно попросил:

 — Теперь, когда мы одни… как мужчина мужчине… что вы здесь делали?

Для большей убедительности Лукашин начал с самого начала:

 — Понимаете, у нас традиция… 31 декабря мы с друзьями ходим в баню… А Павел должен был лететь в Ленинград… А я должен был сегодня жениться….

 — На ком? — быстро спросил Ипполит.

 — Это не имеет отношения к делу… Мы выпили за мою женитьбу, за мою невесту, за меня…

 — Вы пьяница? — догадался Ипполит.

 — Наоборот. Именно поэтому я опьянел, у меня не оказалось необходимой подготовки. После — правда, я это плохо помню — на аэродроме, мы пили что-то еще… И, очевидно, меня вместо Павлика запихнули в самолет. — И Лукашин, чтобы подчеркнуть правдивость своего рассказа, глупо улыбнулся. — Все это очень просто.

 — И главное — достоверно… Что же вы делали в самолете? — допытывался Ипполит.

 — Я думаю, спал… летел спя…

 — Ну хорошо. Вы не помните, как попали в самолет, но как вы из него вышли, вы должны помнить? — Дотошный ревнивец хотел поверить Лукашину, но не мог.

 — Должен, но не помню. Но зато я помню, что приехал сюда на такси. Я сказал водителю свой адрес, и меня вот привезли…

Ипполит уже терял терпение:

 — Допустим, адрес совпал, допустим, ключ подошел, хотя это маловероятно, но неужели вы не заметили, что мебель другая?

 — Такая же! — сказал Лукашин, смотря на Ипполита невинными светлыми глазами.

 — Что? — повысил голос Ипполит.

 — Мебель точно такая же.

 — А вы не обратили внимания, что в квартире беспорядок? Потому что люди только что переехали…

Лукашин вежливо перебил взбешенного Ипполита:

 — Но мы тоже только что переехали… с мамой… три дня назад.

 — Не делайте из меня идиота! — завопил Ипполит, рванул с вешалки пальто и выскочил на лестницу.

Тотчас вернулась Надя:

 — Вот деньги… а где Ипполит?

Лукашин смотрел в сторону:

 — Ушел!

 — Что вы ему такое сказали?

 — Правду!

 — Какую правду? — подозрительно спросила Надя.

 — Я начал с самого начала… — Лукашин по-прежнему не смотрел на Надю… — Я ему сказал, что у нас есть традиция, 31 декабря мы с друзьями ходим в баню… — Первый раз взглянув на Надю, Лукашин увидел, что она вот-вот расплачется, и ринулся к выходу: — Сейчас я его верну!

Лукашин кубарем скатился по лестнице, вылетел на улицу и вдалеке увидел Ипполита.

 — Послушайте! — изо всех сил заорал Лукашин. — Ипполит… Простите, не знаю вашего отчества.

Ипполит побежал к «Жигулям», быстро открыл дверь и забрался в кабину.

Лукашин подбежал к автомобилю и хотел открыть дверцу, но Ипполит резко рванул с места. Лукашин попробовал было догнать машину, но проиграл соревнование…

Пока Лукашин тщетно гнался за «Жигулями», его невеста Галя впорхнула в подъезд лукашинского дома, который, как известно, находился в Москве. Из-под белой пушистой шубки виднелось вечернее лиловое платье.

Галя остановилась возле квартиры № 12, хитро улыбнулась, достала из сумочки заветный ключ и по возможности неслышно отворила им дверь. В прихожей Галя, все так же стараясь не привлечь внимания жениха, сняла пышную шубку и тихонечко повесила ее на вешалку. Прежде чем войти в комнату, Галя не удержалась и погляделась в зеркало. Она осталась довольна собой, и не без основания. На нее, слегка улыбаясь, смотрела эффектная, элегантная, броская современная женщина.

Затем Галя, крадучись, пробралась в большую комнату, где заботливыми руками предусмотрительной мамы был накрыт праздничный стол ровно на две персоны. Галя повернулась на каблуках, надеясь неожиданным появлением преподнести сюрприз жениху, но… жениха почему-то не было видно. Галя на рысях обыскала квартиру, заглянула на кухню, в ванную и еще кое-куда, вернулась в большую комнату и растерянно позвала:

 — Женя!

Но жених Женя не отвечал. А часы бесстрастно, как и полагается часам, показывали без четверти двенадцать…

…В это время в Ленинграде запыхавшийся Лукашин вернулся в Надину комнату и огорченно доложил:

 — Уехал! Он ездит быстрее, чем я бегаю!

Надя протянула Лукашину деньги и сказала сквозь слезы:

 — Возьмите ваши пятнадцать рублей!

Лукашин спрятал деньги в карман:

 — Я завтра же вышлю. Вы не беспокойтесь.

Надя в бессилии прислонилась к стене:

 — Я вас ненавижу! Вы мне сломали жизнь!

 — Он вернется! — пытался утешить ее Лукашин. — Вспыльчивые и ревнивые — они быстро отходят. Если бы вы знали, как я вас понимаю и как вам сочувствую… У меня ситуация еще хуже. Дома, в Москве, в моей пустой квартире ждет женщина, которую я люблю, а я в Ленинграде.

 — И она не знает, где вы? — машинально спросила Надя.

 — Конечно, нет. Она, наверное, с ума сходит!

 — Так позвоните ей! — посоветовала Надя.

 — У меня нет талончика… — сокрушенно сказал Лукашин.

Надя только вздохнула:

 — Звоните в кредит! Звоните по автомату!

 — Вы душевный человек! — обрадовался Лукашин. — Можно, я сниму пальто, а то здесь жарко? — И он начал снимать дубленку, не дожидаясь позволения.

 — Делайте что хотите… — Не зная, чем себя занять, Надя села у телевизора.

— Извините, а какой номер набрать? — спросил Лукашин заискивающе, после нескольких тщетных попыток прорваться через восьмерку. — А то автомат занят.

 — 10-00-20..

 — Спасибо большое. — Лукашин набрал номер. — С наступающим вас, девушка. Примите, пожалуйста, заказ на Москву. 245-34-19. Кто подойдет… Номер в Ленинграде… — Он поглядел на Надю.

 — 14-50-30. — подсказала Надя.

Лукашин повторил номер и растерянно повесил трубку.

— Она сказала, что дадут в течение часа!

 — О господи! — вырвалось у Нади.

Тогда Лукашин шагнул к выходу.

 — Я на лестнице посижу, вы меня позовете… Могу вообще уйти, а вы объясните все Гале.