Флибустьеры - Хосе Рисаль

Тем временем супруг, ужаснувшись собственному кощунству, которое граничило в его глазах с омерзительным грехом матереубийства, и преследуемый фуриями - хранительницами брака (двумя комнатными собачками и ручным попугаем), обратился в бегство со всей прытью, на какую способен хромой. Он вскочил в первый попавшийся экипаж, затем, добравшись до реки, пересел в первую встречную лодку и - новоявленный филиппинский Улисс пустился странствовать из города в город, из провинции в провинцию, с острова на остров; а за ним вслед устремилась его Калипсо в пенсне, докучая всем своим спутникам. Недавно она прослышала, что супруг ее скрывается в одном из городов провинции Лагуна, и отправилась туда прельщать беглеца своими крашеными буклями.

Ее спутники на борту "Табо" прибегли к оборонительному маневру: они оживленно беседовали между собой обо всем, что только приходило на ум. Излучины и повороты реки оказались благодарной темой, и речь зашла о выпрямлении русла, а также, само собой, о работах по сооружению порта.

Бен-Саиб, писатель с лицом монаха, вступил в спор с молодым священником, похожим на артиллериста. Оба кричали и сильно жестикулировали; разводя руками, воздевая их к небу, хлопая друг друга по плечу, они говорили об уровне воды, о рыболовных тонях, о реке Сан-Матео, о челноках, об индейцах и т. д., к большому удовольствию почти всех своих слушателей, за исключением двоих - изможденного пожилого францисканца и представительного доминиканца, на губах которого блуждала ироническая улыбка.

Худощавый францисканец, понимая, что означает улыбка доминиканца, решил вмешаться и прекратить спор.

По-видимому, он пользовался авторитетом - стоило ему сделать знак рукой, как спорящие вмиг умолкли. Монахартиллерист как раз говорил о практическом опыте, а писатель-монах - об ученых.

- А знаете ли вы, Бен-Саиб, чего стоят ваши ученые? - сказал глухим голосом францисканец, чуть повернувшись в кресле и приподняв иссохшую руку. - Вот здесь, в этой провинции, есть мост Капризов. Строил его один из наших братьев, но не закончил, ибо эти ваши ученые, на основе своих теорий, решили, что мост будет недостаточно прочен. А поглядите-ка, мост до сих пор держится, назло всем наводнениям и землетрясениям!

- Вот-вот, провалиться мне, именно это я и хотел сказать! - воскликнул монах-артиллерист, ударяя кулаком по ручке плетеного кресла. - Об ученых и об этом самом сооружении я и хотел сказать, отец Сальви, провалиться мне!

Бен-Саиб, еле заметно улыбаясь, молчал, то ли из почтения, то ли и впрямь не знал, что ответить, а ведь он был единственный мыслящий человек на Филиппинах!

Отец Ирене одобрительно кивал головой, потирая свой длинный нос.

Худощавый, изможденный монах - это был отец Сальви, - удовлетворенный таким смирением, продолжал:

- Но это отнюдь не значит, что вы менее правы, нежели отец Каморра (так звали монаха-артиллериста).

Все зло в лагуне...

- Даже порядочной лагуны нет в этой стране! - с неподдельным возмущением снова устремилась в атаку донья Викторина, желая во что бы то ни стало прорваться в крепость противника.

Осажденные в ужасе переглянулись, но тут ювелир Симоун с находчивостью полководца пришел им на помощь.

- Я знаю очень простой способ улучшить водные пути, - сказал он, выговаривая слова с каким-то странным, не то английским, не то южноамериканским акцентом. - Удивляюсь, как это никто еще до него не додумался.

Все обернулись к нему с живейшим любопытством, даже доминиканец. Ювелир был высокий, сухопарый, жилистый, очень смуглый человек и тинсинском шлеме*, одетый на английский манер. Его длинные, совершенно седые волосы и черная, редкая бородка указывали на смешанное происхождение. Для защиты от солнечных лучей он носил огромные синие очки с козырьком, которые закрывали глаза и часть лица. Стоял он, засунув руки в карманы куртки и широко расставив ноги, как бы для равновесия.

- Способ очень простой, - повторил он, - и это не стоило бы ни одного куарто.

Слова ювелира разожгли любопытство. В Маниле поговаривали, что Симоун имеет большое влияние на генералгубернатора; все прониклись уверенностью, что его идея близка к осуществлению. Дон Кустодио и тот обернулся.

- Надо прорыть прямой канал от устья реки до ее истоков, проведя его через Манилу, то есть надо создать новую реку и засыпать старое русло Пасига. Это высвободит большие участки земли, сократит путь. Ну и, само собой разумеется, в новой реке уже не будет мелей!

Проект поразил слушателей, привыкших к полумерам.

- Истинно американский размах! - заметил БенСаиб, желая польстить Симоуну: ювелир долгое время провел в Северной Америке.

Все находили проект грандиозным и одобрительно кивали. Лишь дон Кустодио, либерал дон Кустодио, как человек независимый и занимающий высокие посты, счел своим долгом раскритиковать проект, автором которого был не он, - ведь это покушение на его права! Кашлянув, он пригладил усы и внушительным тоном, словно выступая на заседании агонтамъенто*, сказал:

- Простите, сеньор Симоун, достойный мой друг, но я должен признаться, что не разделяю вашего мнения.

Ваш проект потребовал бы огромных затрат. Возможно, пришлось бы снести целые деревни.

- И снесем! - холодно возразил Симоун.

- А деньги, чтобы платить рабочим?

- Платить не надо. У нас есть арестанты и каторжники...

- Гм, но их недостаточно, сеньор Симоун!

- Если их недостаточно, пусть все жители деревень, - старики, молодые, дети, - отработают для государства не двухнедельную повинность, а три, четыре, наконец, пять месяцев, к тому же их надо обязать явиться со своим продовольствием и лопатами.

Дон Кустодио испуганно оглянулся, не слышит ли этих слов какой-нибудь индеец. К счастью, из посторонних на палубе находились лишь несколько крестьян да двое рулевых, внимание которых было поглощено коварным фарватером.

- Но, сеньор Симоун...

- Поверьте, дон Кустодио, - сухо продолжал Симоун, - когда мало денег, только так и осуществляются великие замыслы. Так были сооружены пирамиды, озеро Мерида* и римский Колизей. Целые провинции стекались в пустыню, принося с собой запасы лука для пропитания; старики, юноши, дети, подгоняемые плетью надсмотрщика, перетаскивали на своих плечах камни, обтесывали их и укладывали на место. Кое-кто выживал и возвращался в свое селение, остальные погибали в песках пустыни. На смену им шли люди из других провинций, и так все годы, пока длились постройки. А теперь мы ими восхищаемся, ездим в Египет и в Рим, восхваляем фараонов, династию Антонинов...* Поверьте, о погибших не помнят, только сильные личности получают признание потомства. А мертвым так или иначе суждено гнить в земле.

- Но, сеньор Симоуи, подобные меры могут вызвать беспорядки, - заметил дон Кустодио, встревоженный таким оборотом беседы.

- Беспорядки? Ха-ха! Разве египетский народ хоть раз восставал? Разве восставали пленные иудеи против милосердного Тита?* Право, я считал вас более сведущим в истории!

Бесспорно, этот Симоун слишком мнил о себе или попросту был невежей! Сказать в лицо самому дону Кустодио, что он несведущ в истории, - да это хоть кого выведет из себя! И дон Кустодио вспылил:

- Не забывайте, здесь вас окружают не египтяне или иудеи!

- К тому же филиппинцы бунтовали неоднократно, - не очень уверенно прибавил доминиканец. - Вспомните времена, когда их принуждали доставлять лес для постройки судов. Если бы не монахи...

- Те времена отошли в прошлое, - сухо засмеявшись, возразил Симоун. Жители этих островов больше не восстанут, сколько бы их ни обременяли повинностями и налогами... Не вы ли, отец Сальви, - обратился он к худощавому францисканцу, - расхваливали мне дворец в Лос-Баньос*, где нынче отдыхает его превосходительство, и тамошнюю больницу?

Отец Сальви, озадаченный вопросом, поднял голову и взглянул на ювелира.

- Разве не говорили вы, что оба эти здания строили жители деревень, которых согнали туда и заставили работать под плетью надсмотрщика. Вероятно, мост Капризов строился таким же образом! И что ж, разве в этих деревнях были восстания?

- Но они там бывали... прежде, - вставил домвгаиканец, - a ab actu ad posse valet illatio! [По действиям надлежит судить о возможностях! (лат.)]

- Вздор, вздор! - перебил его Симоун, направляясь к трапу, чтобы спуститься в свою каюту. - Отец Сальви верно говорил. И ни к чему тут, отец Сибила, ваша латынь и прочие глупости. А вы, монахи, зачем, если народ может восстать?

И, не слушая протестов и возражений, Симоун стал спускаться по узенькой лестнице, презрительно повторяя:

- Вздор, вздор!

Отец Сибила был бледен: впервые ему, вице-ректору университета, довелось услышать, что он говорит глупости. Дон Кустодио позеленел: ни на одном диспуте он не встречался со столь дерзким противником. Это было уж слишком!

- Американский мулат! - гневно фыркнул оп.

- Английский индеец! - вполголоса подхватил БенСаиб.