Начальник райотдела - Галия Сергеевна Мавлютова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разрешаю, — она теснее прижалась к нему. — Что делать, Андрей? Следующий поезд только в час дня. Меня же расстреляют за опоздание.
— А меня не расстреляют. Но мне придется самого себя приговорить к высшей мере наказания. Где тут у вас гостиницы поблизости?
— Зачем? Зачем гостиницы? — Гюзель испуганно отпрянула от него: «Господи, этого еще не хватало. Вот, будешь знать, как разговаривать с незнакомцами. Искать душевное успокоение у незнакомых мужчин неприлично. Это занятие всегда заканчивается гостиницей!».
— Мы позвоним в Пулково и выясним, когда самолет. Полетим в Москву? — он крепко прижал ее руку к себе.
— Полетим-полетим! — мечтательно пропела Гюзель. Она будто плыла по воздуху. Ей нравилась эта романтическая прогулка с красивым и сильным человеком, не впадающим в стрессовое состояние из-за мелких пустяков.
Ночная «Октябрьская» ослепила ярким светом, громкой музыкой, людским гулом, шумом вентиляторов и кондиционеров. Андрей прошел к вывеске «Аэрофлот», протянул визитную карточку девушке, сонно клевавшей носом в это позднее время. Девушка оживилась, сонное выражение исчезло с ее лица. «Меня зовут Марина, — сказала девушка, — вы опоздали на поезд, сейчас мы вас отправим в Пулково, вот номера и время рейсов». Через минуту она уже протягивала из окна кассы бумажку с номерами рейсов.
«У меня же денег нет, черт, как ему сказать-то? Тысяча рублей в кармане валяется, — думала Юмашева, наблюдая за оживленной беседой Марины и Андрея. — Этих денег должно хватить на один московский день. Мне даже позвонить некому, пожалуй, дома можно наскрести еще тысячу, получится всего две, а билет в Москву стоит, наверное, тысячи четыре. Грабеж!».
Последнее слово она произнесла вслух, и Андрей оглянулся, глядя на нее с недоумением.
— Я говорю — «грабеж». Железная дорога возвратила мне третью часть стоимости билета, чистой воды грабеж, статья 161 УК! — повторила она, стыдливо отворачивая расстроенное лицо.
«Как ему сказать, что у меня не хватает денег. Даже позвонить некому. Конечно, позвонить есть кому, остались еще “друзей адреса”, но… Меня никто не поймет. Все знают, что Юмашева находится в дороге по пути в Москву, скоро остановка в Бологое, и вдруг, нате вам, звонок посередине ночи, дескать, дайте денег на билет. Нет, на это я пойти не могу! Лучше вообще никуда не поеду! Пусть все будет, как будет».
— Забудьте, Гуля, о железной дороге и грабителях, идемте, — он нежно подхватил ее под руку и потащил к выходу.
Марина, вытянув шею из окошечка, с интересом смотрела им вслед, раздумывая, как могла эта странная парочка отстать от поезда. Где они прохлаждались, пока загружался поезд, в каком славном месте находились?
Автомобили разнообразных моделей, сверкая вымытыми боками и желтыми вывесками «такси» толпились у входа в гостиницу, заманивая припозднившихся пассажиров. Таксисты, отталкивая друг друга, бросились к Андрею, наперебой умоляя его выбрать самую скорую, самую удобную, самую безопасную и абсолютно недорогую машину. Он жестом отстранил от себя назойливых таксистов и усадил Гюзель на заднее сиденье в бордовую «вольво». Сел рядом и тронул водителя за плечо.
«Господи, куда я еду, у меня же денег нет, надо бы сказать ему. — Но ей нравилось подчиняться галантному и сильному мужчине. Это было настолько приятно, что Юмашева не смогла заставить себя сделать чистосердечное признание, да и не совсем это удобно делать в присутствии таксиста. — Не скажешь же вслух, знаете, дорогой мой, а у меня денег нет. Вот что он подумает? Имеется в виду таксист…»
«Вольво» мчалась по ночному морозному Петербургу. В машине было тепло и уютно. «Совсем, как у меня в кабинете, — подумала Юмашева и сладко потянулась. — Кажется, я влюбилась в этого незнакомца, ужас какой. А никакого ужаса и нет. Мое давнее одиночество стало для меня второй кожей. В голове только работа, работа и работа; сплошные трупы, кражи, грабежи и разбои, бомжи, нищие, совещания, выговоры, разгильдяи-опера… Все перемешалось в моей жизни, и я давно забыла, что такое любовь, чувства, эмоции, мужская ласка и твердый локоть под боком. А, может, это из-за стресса? Все-таки ночь, зима, студеный январь, вот и захотелось мужского локтя. Надо же на что-то опереться в этой сумасшедшей жизни. А вдруг он бандит? Или вор в законе? Вроде, нет, Андрей не похож на вора в законе, да и на бандита не похож. А на кого он вообще-то похож?»
— А где вы живете? — спросил Андрей. Он сидел рядом, тесно прижавшись к ней, словно ему тоже было одиноко в этой ночи. Романтическая ночь распространяла свои длинные щупальца на всех, кто оказался далеко от дома.
— На Английской набережной, не очень-то далеко от вокзала, — «В этом месте можно сказать, — подумала она, — что мне нужно заехать за деньгами». Но такси уже мчалось по Московскому проспекту, морозному и белому, длинному и бесконечному, казавшемуся несказанно прекрасным в этой романтической ночи.
«А-а, ладно, все равно дома не усну. Буду переживать и страдать изо всех моих слабых сил. А в аэропорту честно во всем признаюсь, провожу в самолет — и поблагодарю за моральную поддержку. Ну, не каждый же день мне встречаются потрясающие мужчины!»
Она еще не знала, в чем она собирается честно признаваться, но ей очень хотелось сделать Андрею какое-нибудь признание. Любое!
Пулково встретило потерявшихся путешественников приветливо. Огни ночных баров уютно светились, приглашая сонных путников выпить чашечку кофе или чего покрепче, кассы работали, редкие пассажиры бродили по безлюдному зданию аэропорта в ожидании своих рейсов, и Гюзель нестерпимо захотелось в Москву, в новую жизнь. Ночью в незнакомом месте всегда кажется, что прямо сейчас, именно с этой минуты начнется другая жизнь, в ней можно спрятаться от прошлой, до колик надоевшей.
— Как нам улететь в Москву? — поинтересовался Андрей в первой же кассе.
— В шесть утра, билеты перед вылетом, — улыбнулась кассирша. Она не выглядела сонной и вялой, наоборот, бодро улыбалась, приветствуя Андрея и Гюзель, будто они пришли в гости к ней.
— Идемте в кафе, вы вся дрожите от холода. Сейчас мы выпьем по чашке кофе или чая, съедим по бутерброду, и нам станет веселее, — он обнял вдруг съежившуюся от страха Юмашеву и потащил к бару.
«Конечно, веселее. Два идиота рядом — веселья не оберешься… Это надо же было так влюбиться, безвозвратно и безнадежно. Если бы мне мораль позволяла, я бы ему сказала, давай плюнем на эту Москву и поедем ко мне, на Английскую набережную, где можно забыть о делах, о Москве, о поездах и самолетах, ну, хотя
