Дорога в небо - Виктория Шавина

— Сей Ин-Хун из Сокода не первый год и даже десятилетие входит в комиссию, — говорил тот, и слышно было, как унимается волнение в его голосе — словно море после шторма. — Он хотел бы не замечать всё возрастающую наглость и невежество иных просителей. Они всерьёз полагают, что комиссия действует к собственной выгоде и выносит запреты тогда, когда проситель забывает подкинуть ей жирный кусок. Что привело к подобным заблуждениям? К возмутительным, но столь же стойким мнениям среди простого народа о нас, высшем сословии?

«Я думаю, некоторые из особенностей светской власти, — мог ответить полковник, если бы он и человек остались наедине. — Отсутствие требования, а зачастую и возможности, подтверждать обещания делами. Вольность в поведении и нравах вместо дисциплины».

Он промолчал, ответила — на самом деле не отвечая, а уводя разговор в сторону — Бейта-Чо:

— Представьте, если вся эта грязь смогла бы без контроля воплощать замыслы в жизнь? Кто стал бы думать о дальних последствиях для общества, природы, для каждого из людей? Без сознательной поддержки выживает только один критерий: выгоды. Как ни печально, вот что мы должны признать и избавиться от иллюзий. И тем больше внимания уделять правильному воспитанию отпрысков влиятельных родов — только с его помощью можно прочно вложить в сознание приоритет других критериев.

Слуги принесли чай, и разговор оборвался. Весены, прекрасно обученные искусству глубоких размышлений, неторопливо отпивали по глотку, бережно держа маленькие чашки в ладонях, и любовались видом сада. Сил'ан, не сговариваясь, поднялись и выплыли на веранду, а оттуда — к дорожке из крупных камней, утопленных в неглубоком пруду.

Омиа опустился наземь, отключил маску и с недовольным видом запрокинул голову, позволяя солнечным лучам ласкать лицо. Он закрыл глаза: ему хотелось свернуться в уютный клубок и задремать на камне. Прекрасное утро, если бы не люди, придумавшие испортить его собранием. Непостижимые, даже сейчас, когда их ничто не держало в доме, они предпочитали оставаться в клетке и лишь смотреть на сад.

Сил'ан из семьи Хётиё маску не тронул. Он наблюдал, как по небу, отражённому в воде, расходились круги — словно незримый дождь, вопреки природе, возвращался в облака. Это шустрые мальки ловили низко летающих мошек. Порыв ветра пригнул кусты и древесные кроны. Под тихий, доверчивый шорох пруд подёрнулся рябью, на Солнце наползло облако с серым как тень пухлым брюхом и тающими, теперь золотыми, краями. Оно плыло куда-то размеренно и быстро, словно корабль.

Хётиё обернулся к полковнику:

— Ты и Нэрэи — одного поколения. Правда ли, что он возвращается из Осени?

Сюрфюс задумчиво улыбнулся, глядя в небо:

— Скорее всего. Он отходчив.

— Передай, что я хотел бы повидаться с ним.

— Он будет рад.

Хётиё сел на камень, расположив хвост так, словно поджал ноги под себя. Его вновь что-то увлекло в воде — быть может, собственное отражение.

Сил'ан вернулись, когда увидели, что слуги уносят чайные кружки.

— …конечно, никто не может им запретить наладить выпуск записей в своей стране. Хотя нужно справедливо заметить, что у них нет соответствующей ментально-технической базы и культуры производства, — говорил Ин-Хун на униле.

— И расточительная экономика, — добавила жрица из Трав.

Вмешался помощник хранителя:

— Технология совсем простая. Недаром когда ввоз и распространение записей в Весне запретили, изъяли более сотни уже проданных. И это наверняка не все. Оставшиеся пока не представляют проблемы, но если о них станет известно, за дело примутся уже Стражи. Каждому ясно, чем это грозит.

— Не понимаю, кто мог бы купить подобную вещь? — лениво и благодушно удивился аристократ. — Сей Ин-Хун из Сокода прочёл результаты испытания образца: низкое качество записи в дешёвый камень, невысокая долговечность. Первое неминуемо должно было отвратить людей Весны с их развитым вкусом. Второе — является обманом потребителя: подобное качество продукции в Весне недопустимо по закону.

— Ты расположен выслушать второго изобретателя? — вдруг спросил полковник на морите.

Щебетание птиц снаружи стало явственно слышным. Жрица смерила Сил'ан холодным взглядом; аристократ — цепким:

— А ты торопишься?

— К полудню я должен быть в Гаэл. Полк переводят.

Весен поджал губы и молчал не меньше минуты. Потом всё же неохотно качнул головой и обратился к помощнику хранителя на общем:

— Что ж… — долгая, недовольная пауза. — Пригласите номер два.

Собрание в Академии наук для Ин-Хуна тянулось скучно. Аристократ уже знал о происшествии, которое в красках расписывала Бейта-Чо, а вопрос метрологического обеспечения производства интересовал его донельзя мало. Со своего места на возвышении он разглядывал залу: пустой амфитеатр — здесь порою проводились популярные научные чтения — и партер, три первых ряда которого заполнили академики с правом голоса, но без права речи. Каждый из них пришёл сюда, чтобы стать свидетелем беседы старших и, если те не сойдутся во взглядах, голосовать за одно из мнений, то ли наиболее убедительное, то ли наиболее похожее на его собственное.

Ин-Хун скользил по русым головам весенов ленивым взглядом, ни на ком не задерживаясь, пока вместо очередной сложной причёски и традиционной шапки ему не бросался в глаза чёрный шёлк распущенных волос. Сил'ан среди академиков было немного, и каждым аристократ любовался, не торопясь. Он не сомневался, что дети Океана и Лун прекрасно чувствуют его взгляд, но вида никто из них не подавал до тех пор, пока Ин-Хун не добрался до полковника. Рассматривать существо, хоть немного знакомое по разговору, оказалось интересней. Образ дополняло воспоминание о звуке голоса: восхитительно чистом и сильном, мужском, но не слишком низком; о манере речи: спокойной, уверенной, собранной. Один взмах синих густых ресниц, и Сюрфюс, прежде внимательно смотревший на того из старших, кто брал слово, встретился взглядом с Ин-Хуном. Тот даже вздрогнул. Чужие, колдовские глаза показались несчастливыми омутами, но раз заглянув в них, нельзя было уйти.

Аристократ, вопреки обыкновению, не задержался перекинуться с другими старшими парой слов. Сразу по окончанию собрания он поднялся с места и, попрощавшись, пошёл к выходу, не теряя из виду высокую, нечеловечески изящную и гибкую фигуру в серой военной форме. Полковник очень скоро остановился, подождал в проходе между рядами, чтобы не мешать людям, а когда Ин-Хун поравнялся с ним, медленно, приноравливаясь к шагу человека, поплыл к выходу.

— Вы чувствуете интерес ко мне? — почему-то на общем произнёс положенную фразу-приглашение аристократ.

Он и сам знал, что вопрос излишен. Сюрфюс чуть опустил веки, так что вечная улыбка маски показалась тёплой.

— Нам по пути, — продолжил весен.

— Хорошо, — отозвался Сил'ан на морите, пресекая дальнейшие объяснения.

Ин-Хун первым поднялся в карету и протянул руку. Сюрфюс задумчиво посмотрел на его ладонь, но всё же аккуратно, едва касаясь, накрыл её своей. Кучер мягко притворил золотисто-зелёную узорчатую дверцу, и карета тронулась. Внутри всё утопало в белизне: шёлк мягких сидений, меховая шкура на полу, туман полупрозрачных занавесей на окнах, невидимых снаружи.

Человек потянул Сил'ан к себе, но тот с неожиданной лёгкостью выскользнул из захвата, сам опустился рядом, позволил аристократу целовать яркие губы маски, не отстранился, когда горячая рука легла на спину, притягивая ближе. Он спокойно снял перчатки, запустил пальцы под воротник баснословно дорогого халата и прижал их к ключицам весена. Пульс того забился чаще, но сам Ин-Хун вдруг замер, взгляд его затуманился. Сюрфюс, не отнимая рук от чужой кожи, легко и бережно развернул человека так, чтобы тот мог откинуться на спинку сидения. Аристократ часто дышал, вздрагивал, потом начал стонать, словно от искусных ласк; его сбивчивое бормотание напоминало горячечный бред. Полковник задумчиво созерцал одурманенное выражение на раскрасневшемся, вспотевшем лице. Наконец, весен судорожно втянул в себя воздух, напрягся, задрожал всем телом и, медленно расслабившись, затих. Голова его свесилась на грудь, дыхание постепенно выравнивалось. Сил'ан отнял руки, тщательно вытер их платком, пропитанным очищающим зельем, но надел перчатки лишь тогда, когда пульс человека успокоился.

Начальник штаба ждала у клумб перед контрольно-пропускным пунктом. Завидев летевшую над мощёной дорожкой карету, причудливо и богато изукрашенную, Марлиз насмешливо приподняла бровь. Чего ей не хватало в отсутствие командира, так какого-нибудь высокомерного столичного неженки.

Карета, впрочем, остановилась, не доехав до поворота. Кучер соскочил с козел и отворил дверцу. Динозавры — два холёных красавца с лоснящимися зелёными шкурами — стояли смирно, но озирались любопытно. Марлиз подумала про них: «Гадают — и куда занесло?»