Дорога в небо - Виктория Шавина

Уванг Онни — недалёкий человек, он не понимает, что творит. Разве Весна для того будет терять здесь деньги и людей, чтобы он мог править в своё удовольствие? Нет, распоряжаться в нашей зоне, как ему заблагорассудится, примется совет Гильдии. Весены не дураки, чтобы упустить подобный шанс. Станут ли они думать о благе летней? Мы уже видели их заботу, — Эрлих не к месту улыбнулся. — Я хочу, чтобы вы проверили в моём рассказе всё, что сможете, подумали, взвесили обстоятельства на весах разума и весах сердца — южных весах, — повторил он за кем-то из поэтов. — Я буду ждать вашего решения два дня. Колеблющиеся союзники мне не нужны. Если вы промолчите, я пойму, что один в своей борьбе. Но учтите, в случае согласия вас ждут быстрые перемены.

Эрлих знал не всё: он ни слова не сказал об акаши и том бедствии, из-за которого Хин приехал в Город. Только это и успокаивало правителя. Хин не следил за внешней политикой. «Совет Гильдии», «Основатель», «воздушная армия» — несколько слов маячили в мыслях, но толку от них было мало. Одезри не мог сказать, что за люди входили в пресловутый совет, как они жили и думали. Даже армия и та не представлялась Хину ничем определённым. Сколько у Весны воинов? Он не знал. Какое оружие? Какие доспехи? И что, в самом деле, могут страшные всадники-на-птицах? Ни на один вопрос у него не было ответа.

Обратиться к старейшинам, видевшим памятную войну? Хин отбросил такую идею. Летни не отказывали себе в удовольствии добавить истории драматизма: сотня воинов легко превращалась в тысячу, а где одна — там и десять. И никто из рассказчиков не задавался вопросом: откуда брались эти полчища? Может, полководцы лепили их из волшебной глины?

Разболелась голова. Хин точно знал, что Эрлих не лгал, а сказочных стран и миролюбивых войск не бывает. Но Весна с детства представлялась ему краем чудес, воздушную армию сознание прочно связывало с Келефом. А ведь тот успел прекрасно изучить летней: их силу и слабость, их тактику и самое важное — особенности мышления. Он наверняка помнил схемы укреплений Разьеры, старой крепости — любых, кроме как в бывшем владении уана Каогре.

Разыгрывать браваду теперь было ни к чему. Хин чувствовал растерянность и беспокойство, словно вернулся в детство. И не к месту вспомнил, как бунтовал тогда против обречённости, как мечтал о жизни, полнокровной, разнообразной, волшебной где-то вдали от злобы и тщеславия чужих людей. Он же птицей хотел улететь с замусоренного двора крепости, так похожего на миниатюру всей зоны Онни.

«Не потому ли я, позврослев, не мог больше удивить его? Не потому ли всё дальше расходились наши дороги? Может быть…»

Губы перестали кривиться в пародии на улыбку. Он ещё многое успел перебрать в памяти, и всё, казалось, подтверждало новоявленную теорию. А прощальное послание? До сих пор он видел в нём обещание несбыточного, бесплотную поддержку в тяжёлые минуты. Но как понял бы его ребёнок, веривший, что умеет летать?

Странные размышления. Хин покачивался в седле, глядя как из сизого, лохматого дыма облаков рождается Солнце. Согласиться? Серьёзный риск. Потомок эльфов предупреждал о быстрых переменах: значит, у него был план. И он, конечно, многое расскажет союзнику: многое, да не всё. Не для того же ему стараться, чтобы Хин сел на престол объединённой зоны?

Альтернатива? Никакой — это правитель сознавал вполне отчётливо. У него не было ни связей, ни знакомств, ни других союзников. По крайней мере, Эрлих сделал щедрое предложение: не ожидать в неведении, пока судьбу решат другие, а драться за себя.

Глава IV

Шорохом одежд и гулом разговоров наполнился холодный огромный зал. Слуги раздвинули широкие складки драпировок, и в партере зажёгся тусклый зелёный свет — фосфоресцировали скульптуры драконов вдоль стен. Амфитеатр, пустой и тёмный, казалось, поглощал эхо. Над сценой висело наследие давних времён: вычурная люстра, самая крупная в мире — около пяти айрер в диаметре. Келеф не видел, чтобы её хоть раз зажигали. Что-то другое заливало возвышение серебряным светом, ярким, по словам академиков-людей, до боли в глазах. Было ли это попыткой усилить торжественность момента, ещё более возвысить старших, окружив их «сиянием высшей мудрости»?

Келефу пришли на ум строки из серафимской Книги книг:

«…оставьте их, — смиренно склонив голову, тихо-тихо прошептал он и улыбнулся, — они — слепые вожди слепых; а если слепой ведёт слепого, то оба упадут в яму».

Девять старших — по трое от каждой ветви власти — поднялись на сцену. Последней взошла жрица Лаа, негласно возглавлявшая Академию. Весены, прекрасно воспитанные, тотчас смолкли; немногочисленные Сил'ан и не думали болтать. В тишине голоса старших — даже тех, кто говорил негромко — звучали отчётливо. Келеф привычно пропустил мимо ушей объявления церемониймейстера, и лишь когда слово взяла Бейта-Чо, стал слушать с умеренным вниманием.

— Собрание сего дня мы решили посвятить вопросу метрологического обеспечения производства. Всех вас вызвали срочно. Несомненно, многие вынуждены были нарушить привычный порядок жизни, отложить свои дела, чтобы присутствовать здесь. Мы, люди Весны, народ необычайной сознательности и высочайшей дисциплины — только это и позволяет сей Бейте-Чо из Трав сейчас докладывать о присутствии необходимого большинства.

Женщина умолкла. Келеф подумал, что дальше речь пойдёт о какой-то катастрофе. Весены, впрочем, никогда не торопились сообщить суть и, даже коснувшись её, редко ставили акцент. Старая жрица продолжила выступление и долго говорила о зарождении науки измерений, о её древних традициях, упомянула о принципе разделения труда и торговле как важных основах весенней экономики. Тут слово взял другой оратор:

— Важно поддерживать достигнутый уровень интеграции… — начал он.

Келеф одарил его печальным взглядом и с тех пор, кто бы из старших ни высказывал своё мнение, а выступить хотелось всем кроме аристократа из Сокода, Сил'ан прилежно взирал на сцену, незаметно перебирая ткань подола мышцами хвоста. Весены самозабвенно вещали каждый о своём, витиеватом, туманно-важном, и отчего-то совершенно стороннем. Как любил поучать Лье-Кьи, очаровательно улыбаясь: «Не сомневайся: связано всё, что не хочешь связать. Особенно связаны пустота и содержание. Скажешь, нет? А отчего же тогда мы так легко принимаем одно за другое, и почему таких трудов, как в риторике, так и в физике стоит получить любое из двух в чистоте?»

— Экономика Весны не может существовать без измерений, — говорила жрица из Трав, как будто невидимая эстафетная палочка речей начала передаваться по второму кругу: — Проблема, которая теперь встаёт перед нами, заключается в изобилии мер. В давние времена разобщённости в каждой местности возникали свои, естественные, связанные с некими свойствами растений и живых существ. Большая их часть в силу общности языка и мышления получила весьма сходные названия, так что различать их в наше время затруднительно. В особенности скверно то, что государство прежде не уделяло должного внимания метрологическому вопросу: в каждой области господствуют свои, исторически сложившиеся меры. Производству, объединившему специалистов родом из различных областей, такое положение дел способно нанести серьёзный вред. Ошибка перевода из одних единиц в другие уже стала причиной гибели птицы нового типа, из-за чего дальнейшие работы затруднены. Поскольку проблема не в технологии, наша задача — разработать новую единую систему мер и весов, которая будет принята в качестве государственной и должна будет принудительно вводиться в регионах. Мы не можем позволить себе терять настолько крупные суммы денег и трудно-выращиваемых материалов. Сия Бейта-Чо из Трав предлагает от имени Академии объявить конкурс, и, в случае одобрения, далее решать вопрос о размере денежной премии, а также стоит ли чеканить медаль и на какие средства…

Три дня спустя Льениз от души хохотал, слушая рассказ:

— Потрясающая эффективность, — резюмировал он, когда ему удалось успокоиться. — Я просто поверить не могу: всех вас сорвали с мест, чтобы посчитать деньги. Можно подумать, Бейта не в состоянии сама запустить лапку в казну Академии.

Келеф прохладно улыбнулся. Маг хихикнул было, но постарался взять себя в руки:

— Извини. Главное, полк без тебя не улетел. Есть и положительные стороны.

— Например? — поинтересовалось изящное существо.

Лье-Кьи не растерялся:

— Запросто назову, — сказал он, подумал недолго и заявил: — К примеру: птицы — тот род вооружений, который сам себе транспорт. Будь вы пехотой или динзорией — представь, сколько пришлось бы оформлять пропусков, чего стоит один вопрос фуража. Вы бы хорошо если сегодня добрались до места… как название?

— Коздем.

— Совсем глушь? — истолковал маг. — Да ты не переживай.