Дьяволы с Люстдорфской дороги - Ирина Лобусова

И вот этот бандит из высшего эшелона бежал за ней. Глаза Тани расширились от удивления.

– Что ты здесь делаешь?

– Со священником местным надо было базар завести, – пропыхтел, чуть отдышавшись, Туча, задыхаясь и хватаясь за сердце, – а потом за тебя увидал. Ну шухер – никакого фасону! Едва не загнала в могилу!

Таня улыбнулась – бедный толстяк Туча! Действительно, шла она быстро, должно быть, для него поспевать за ней стоило немалого труда. Она улыбнулась.

– Отдышись ты ради бога! Я тебя, честно, не слышала. О своем думала. Бабушку мою сегодня похоронили…

– Ох, я не знал… Прости… Прими мои соболезнования… За все такое… Держись, милая! – Туча искренне опечалился.

Таня отмахнулась от него рукой – она была не настроена выслушивать соболезнующие слова, тем более от Тучи. Утешительные речи быстро довели бы ее до слез, а она намерена была сохранять ясность рассудка.

– Корень там, у тюрьмы? Ты можешь мне объяснить, что происходит?

– Ой, два адиёта в четыре ряда гембель себе на нервы заделают… – оживился Туча. – Они таки заделают, свиноты неоцинкованные… Давай, стой за здеся. За то время, что ты пропадала невесть где, как у киськи гланды, случилось кое-что другое.

Таня и Туча, оглянувшись и не найдя ничего другого подходящего, присели на мраморную скамью на центральной аллее, и Туча принялся рассказывать, энергично жестикулируя. По его словам, все началось с налета на Румынский клуб, который Японец совершил в январе 1917 года.

Этот налет был невероятно успешным. Со своими людьми Японец вошел в Румынский клуб посреди белого дня и обчистил его полностью. В этот день в клубе шло какое-то важное заседание, и находились там не только жандармы, но и шишки из военного гарнизона. Но когда люди Японца с добычей покинули клуб, раздался взрыв.

Шишки из жандармов и военных превратились в кровавое месиво, а в теракте тут же обвинили Японца и его людей. Озверевшие фараоны принялись искать Японца по всему городу. А тот и понятия не имел о взрыве и не понимал, почему фараоны что ни попадя хватают его людей, даже мелких сошек. Каково же было его удивление, когда он узнал, что взрыв в клубе устроили анархисты (та самая группа, которая позже, в феврале, взорвала Людоеда и начальника Отдельного жандармского корпуса). А бомбу действительно подложил один из его людей, который был связан с анархистами.

Японец хотел лично наказать негодяя, но не успел: предатель сам упал в руки фараонов во время одной из облав, а на людей Японца была устроена засада, в которую попалась большая часть его банды, в том числе извечные адъютанты Гарик и Майорчик. Люди Японца очутились в Тюремном замке, и стало известно, что их собираются расстрелять в тюремном дворе – как говорится, без суда и следствия.

Тем временем самая серьезная анархистская группировка, взявшая на себя ответственность за большую часть терактов, происходящих в городе, вышла на связь с Японцем и предложила работать вместе. Для начала – вызволить из тюрьмы его людей. Японец согласился. В назначенный час он привел всех членов банды к зданию тюрьмы и поставил ультиматум: либо из тюрьмы выпускают его людей, либо он возьмет тюрьму штурмом.

– И он действительно готов за это сделать. Так и заказал: мол, халамидники тюремные пусть за цугундер ему шнурки завязывают. Зафордабычился – картина маслом! Под тюрьмой много оружия, и це не шмутки, за то не шара, – говорил Туча с мрачным выражением лица. – Анархисты эти, шоб они мне здоровы были и зубами не чихали, за таких швицеров навезли, шо как кур в ощип! Штурмовой отряд – за вырванные годы не тот фасон! На всё способны, свиноты непоглаженные. Шухер еще тот…

– Кто их возглавляет? – В памяти Тани тут же всплыло изуродованное взрывом тело Геки, и она почувствовала прилив такой бешеной ненависти, что ей даже стало трудно дышать. – Откуда они взялись на нашу голову?

– Таки-да, за на нашу голову, – тяжело вздохнул Туча. – Никогда столько смертей не было в Одессе. Это страшные люди. Не люди – настоящие дьяволы. Я успел их немного узнать. Слов они не понимают. Говорить с ними вообще никак, убивцы. Они убивают всех подряд и даже говорят, что чем больше крови, тем лучше. А возглавляет… ты не поверишь! Баба!

– Женщина? – удивилась Таня. – Все эти жуткие взрывы устраивает женщина?

– Мадам, не смотрите на меня синим глазом, бо мои нервы протухнут! Да какая там женщина! – махнул рукой Туча. – Баба – и то мягко сказано! Это дьявол, самый настоящий дьявол в юбке! Даже свои называют ее Красной дьяволицей, шо уж зубами скворчать за чужих! Народ базар водит, шо не один год провела на царской каторге. А крови на ее руках больше, чем воды в Черном море. И вот эта дьяволица приехала теперь к нам в Одессу устраивать революционный террор! Ты не поверишь, но боятся ее даже отпетые углаши, которые завсегда были в авторитете. И действительно, есть в ней больное… – тут Туча запнулся. – Как тебе сказать… На бабу она вообще не похожа. Многие за цей шухер говорят, шо она переодетый мужик.

– Ну уж прямо! – усмехнулась Таня.

– А то! Картина маслом! В кожаном пальто, короткостриженая – ну точно – мужик мужиком! И всегда в руке револьвер. Жуть, а не баба! Боятся ее потому, что однажды на сходке, когда сходка была с людьми Японца, она одному вору пулю в лоб залепила за то, что вздумал шутковать до нее. Ничего не сказала, ни единым словом, глазом по-волчачьи сверкнула, як за фордабычилась, молча так подошла – и выстрелила прямо ему голову. Усё. И вот это жуткое существо сейчас тоже там, подле тюрьмы. – Похоже, после такой длительной речи Туча устал.

– Ты не сказал ее имя. Знаешь его? – Тане действительно было любопытно.

– Свои кличут Красной дьяволицей или Атаманшей Марусей. А зовут ее на самом деле Мария Никифорова. Так она Японцу представилась. Сказала, шо пришкандобила за Одессу, шоб устроить красный террор и организовать всех анархистов в городе. Во за как! Взяла разбег с Привоза! Такая организует, усе будем как за куры в ощип!.. На беременную голову!

– Корень тоже там? – Рассказ Тучи нравился Тане все меньше и меньше.

– А то нет? – снова оживился посланец. – И на яки бебехи ему за цей гембель! И все его люди – два адиёта в четыре ряда. Куда он денется? За дурною головою и ноги через рот пропадают! Но Корень уже успел захипишиться с этой дьяволицей! Она хотела, шоб Корень за своими людьми наперед полез, а он до нее и говорит (тут он понизил голос): за вырванные годы здеся не тот фасон. А Японец заступился за Корня. Сказал: здесь или парадок, или как? Мол, не скворчите зубами, мадам, бо юшка простынет. Здесь Одесса, здесь надо ртом до людей говорить. Она хотела из стволов палить. А чего палить, если до Японца человек 50, а к тюрьме из военного гарнизона солдат подтягивают? Положат всех – а там такого не стояло, шоб таки лежать. Японец мозговитый. Он за людей химины куры делать не будет, не тот хипиш. Они сейчас хипишат – мама дорогая, не горюй! – И тут совершенно внезапно Туча замолчал, видимо, запас слов его иссяк. Но, помолчав, он продолжил: – А Корень боится, шо его крайним сделают, забосячат, як за песью морду.

– Надо идти. – Таня решительно поднялась со скамьи. – Отдышался? Пойдем быстро! Надо помогать Корню!

За воротами кладбища, почти на самой дороге, возле тюрьмы, на фонарном столбе, раскачивался повешенный. Труп мужчины с веревкой на шее на фоне белого снежного неба смотрелся страшно. Веревка раскачивалась со скрипом. Труп был свежий, но вокруг него уже начало кружиться воронье. В этом зрелище было что-то настолько жуткое, что Таня остановилась. Этот повешенный был словно символом того кошмара, который здесь творился.

– Что это? – Таня с ужасом смотрела на труп. – Кто это… сделал?

– Палач городской тюрьмы, – сказал Туча, нахмурившись. – Знаешь, сколько он до людей соли под шкуру насыпал? Его Корень велел повесить, а Японец не хипишил. Он как раз на работу в тюрьму шел и напоролся прямо в людей до тюрьмы. Корень как глазанул за его, сразу велел своим людям схватить и подвесить. Люди сделали с радостью – аж пятки сверкали!

Палач городской тюрьмы… Тот самый палач – воспитатель в сиротском приюте… Таня смотрела на багровое, вздувшееся лицо, в котором больше не было человеческих черт. Он действительно заслужил свою страшную смерть, этот мучитель, пришедший прямиком из ада. И руками своих жертв отправившийся обратно – прямиком в ад.

– Ты не смотри за него… – Туча не понимал интереса Тани. Он ничего не знал ни о детстве Корня, ни вообще о детстве.

– Жаль, что его не повесили раньше! – Таня со злостью плюнула на снег. – Будь он проклят!

Возле самых ворот тюрьмы горели костры, и черный дым поднимался клубами в небо. Отделившись от этих костров, ворота тюрьмы осаждали нападавшие. Но их было катастрофически мало, несмотря на то, что они создавали видимость большой массы людей – постоянно перемещаясь, не стоя на месте. На смотровых вышках тюрьмы стояли тюремные охранники и солдаты. Они были похожи на манекенов: застывшие лица, мертвая хватка рук, вцепившихся в оружие… Однако огонь они не открывали.