Баллада о тыловиках - Яков Липкович

— Все ясно!.. Разрешите идти, товарищ гвардии подполковник?

— Идите!

Срывков лихо козырнул и повернулся через… правое плечо. От неожиданности Борис даже рот разинул. Вот тебе и бывалый солдат! Но зампотех почему-то оставил это грубое нарушение строевого устава без внимания. Может быть, не заметил. Лишь напоследок предупредил:

— Десять минут на сборы!

— Есть десять минут на сборы! — весело ответил Срывков и позвал Бориса. — Пойдемте, доктор!..

У колонны они разошлись. Срывков полез к себе, в кузов «газика». Борис зашагал к «санитарке». Заглянул в кабину. Раи там не было.

— Где старший лейтенант? — спросил он водителя.

— А внутри! — сладко зевнул тот.

Борис подошел к задней дверце, постучал. Никто не ответил. Он постучал сильнее.

— Кто там? — услышал он голос Раи.

— Это я!

— А, Боря, ты! — открыла дверцу Рая. — Я немного вздремнула… Заходи.

Борис поднялся в кузов, сел на табуретку у железной печурки. Рая опять залезла на носилки, которые служили ей постелью, села, поджав под себя ноги.

— Боря, хочешь есть?

— Знаешь, Рай, я сейчас иду туда.

— Куда? — не поняла она.

— В бригаду.

— В бригаду? Ты идешь в бригаду? — Она привстала на носилках.

— Ну да. Там, наверное, все простыни изрезали на бинты. Надо отнести им это. — Борис подтянул к себе мешок с перевязочными материалами.

— Боренька, возьми меня с собой! — Она вскочила на ноги и заглянула ему в лицо. — Ну, возьми, я тебя очень прошу!

— Как я могу тебя взять? Я ведь не командир отряда.

— Ну хорошо, я пойду к подполковнику! — Она сердито стала застегивать шинель.

— Все равно не разрешит!

— Почему не разрешит?

— Потому что он скажет, что тебе там нечего делать…

— А тебе есть что делать?

— Что тебе там нечего делать без машины, — поправился Борис. — А на машине туда не проехать…

Рая бросила застегивать шинель. Но, уже признав его правоту, она неожиданно выкрикнула:

— Ты нарочно мне это говоришь, нарочно! Ты всегда не хотел, чтобы я была с ним! Ты всегда, всегда ему завидовал!

Борис побледнел. Да, она права, что он завидовал Юрке. Но разве он мешал им, стоял у них на пути, не желал им счастья?

Он молча встал, поднял мешок на плечо и двинулся к выходу. У двери обернулся и спросил:

— Что передать Юрке?

Она ответила, помедлив:

— Чтоб поберег себя…

— Хорошо, — сказал Борис и спрыгнул на дорогу. Но он не сделал и десятка шагов, как его остановил взволнованный и как будто испуганный голос Раи:

— Боря! Подожди!

— Что еще?

Она подбежала к нему:

— Ни пуха ни пера тебе!

— К черту!..

Откуда-то из темноты вынырнул Федя Срывков.

— Давайте поможем!

— Ничего, я сам.

— Самому-то зачем? Коли подсобник есть…

— Какой подсобник? — недоуменно спросил Борис.

— Эй, фриц! — позвал Федя.

Из той же темноты вышел и приблизился к ним высокий дезертир.

— А он куда?

— А с нами! Подполковник приказал. Говорит, раз дезертир, значит, все лазейки знает!

Улыбаясь открытыми деснами, немец взял у Бориса мешок и легко вскинул его на плечо.

— Так оно лучше, — подытожил Федя, выходя на опушку…

9

Свет луны буквально ослеплял. Их свободно могли увидеть издалека. Но до кустов, за которыми они рассчитывали укрыться, было не меньше трехсот-четырехсот метров. Первым ткнулся в грязь и пополз по-пластунски Федя. Его примеру последовал Борис. Немцу же мешал ползти мешок, который он то закидывал за спину, то тянул волоком. Иногда он смешно вставал на четвереньки и так отдыхал.

Срывков покрикивал на него:

— Schnell!.. Schnell[5]!

Что другое, а команды по-немецки он знал назубок.

И немец изо всех сил толкал ногами и руками землю, пытаясь догнать их. Ему изрядно доставалось. Но оба — и Срывков, и Борис — не испытывали ни жалости, ни желания помочь ему.

До кустов они доползли благополучно. Дальше им предстояло, маскируясь кустами, пробежать большой кусок до оврага, который шел в обход Куммерсдорфа слева. Этой дорогой несколько часов назад дезертировали из-под Лауцена высокий немец и его приятель.

Федя и Борис условились: делать короткие пробежки между кустами и подольше осматриваться.

После двадцати минут такого бега они оказались у широкого и довольно глубокого оврага. Кубарем скатились на самое дно. Конечно, в том, что они шли внизу, был немалый риск. Если бы их увидели сверху, то ничего не стоило бы забросать их гранатами. Зато и обнаружить было труднее.

Срывков и Борис двигались гуськом, держа перед собой автоматы. Немца они пустили вперед — на всякий случай: овраг сильно петлял, за каждым новым поворотом их подстерегала неизвестность.

Время от времени Срывков вскарабкивался по склону и, высунув голову, осматривал местность. Один раз поднялся и Борис… Расстояние до Куммерсдорфа заметно сократилось. Сквозь деревья проглядывали дома, сараи, какие-то сооружения. Резко выделялась водонапорная башня. Где-то справа постреливали из пулеметов. Иногда в тишину вгрызался нутряной звук немецкого шестиствольного миномета. Какие-то очаги сопротивления? Но пленный по-прежнему утверждал, что в Куммерсдорфе — немцы и русских там нет. Странно и непонятно.

Когда овраг вышел к первым домам, дезертир остановился и сделал знак: внимание!.. Замерли. Услышали голоса. Немцы!.. Звуки приближались к оврагу. Уже можно было разобрать отдельные слова, смешки.

Борис быстро огляделся и одновременно со Срывковым увидел растущее на правом склоне раскидистое дерево. Ярко освещенное луной, оно отбрасывало в овраг густую сеть теней. Мгновенье, и они скрылись в ветвях — настоящих и отраженных.

Федя шепнул Борису:

— Скажите фрицу: ежели надумает сбежать, первая пуля — ему.

Борис перевел.

— Nein, nein[6]! — испуганно заверил немец.

— Тише!..

Смеясь и громко разговаривая, солдаты подошли к краю оврага. Из их реплик Борис понял, что им зачем-то нужно перебраться на другую сторону. Но ширина и глубина оврага несколько охладили их пыл. Правда, один из солдат все время порывался съехать на заднице под горку, но остальные его удерживали.

Сцена над оврагом закончилась тем, что солдаты поспорили, кто дальше пустит струю.

— Сейчас потопают назад, — с облегчением шепнул Федя.

Борис усмехнулся. В логике Феде не откажешь. Эти четыре фрица достаточно откровенно выразили свое отношение к оврагу. Да и вряд ли они полезут в собственные брызги.

Так оно и было. Вскоре они пошли прочь от оврага.

— Хорошо, что не над нами, — сказал Борис.

— Для них-то уж точно хорошо, — заметил Срывков.

Высказался и пленный. Презрительно бросил:

— Scheiβdreck[7]!

— Ну, потопали!.. — сказал Федя и обратился к замешкавшемуся немцу: — Vorwärts! Vorwärts![8]

Тот послушно занял свое место в голове цепочки. На этот раз они прошли совсем мало — метров двести, не больше. Их остановили новые голоса… Опять немцы! Голоса звучали глуховато и приближались к ним низом. Встреча была неизбежной… Что делать?.. Они знали одно — что не должны, не имеют права вступить в бой. Так же как возвратиться ни с чем. 

— Быстро наверх! — приказал Срывков и первым бесшумно выбрался из оврага. — Давай!

Подталкивая друг друга и мешок, Борис и пленный взобрались вверх по склону. Где-то на середине Борис весь внутренне замер — вот-вот, казалось, им в спину ударит автоматная очередь.

Наверху их ждал Срывков. В руке у него они увидели гранату. Значит, он готов был швырнуть ее, если бы гитлеровцы заметили их.

— Ложись!

Они легли.

Голоса приближались. Немцев было трое. Они тянули связь и ругали какого-то фельдфебеля, который сам завалился спать, а их погнал на линию. Вскоре голоса и шаги раздались прямо под ними, а затем стали отдаляться.

Обождали еще.

— Пошли! — сказал Срывков и спустился вниз. За ним съехали в овраг и Борис с пленным.

Метров через триста, как предупредил их дезертир, начинался самый трудный и опасный участок пути. Овраг подходил близко к домам, а так как правый склон постепенно сходил на нет, то их легко могли увидеть из окон. Кроме того, в одном месте над оврагом был перекинут мост, охраняемый пулеметчиками.

Срывков пошел рядом с пленным.

— Зовут-то тебя как? Фрицем?

— Ганс Клозе, — ответил тот и улыбнулся открытыми деснами.

— Ганс? Ганс так Ганс…

По тому, как Федя это сказал, Борис почувствовал, что он что-то задумал. И не ошибся.

— Товарищ старший лейтенант! — обернулся Срывков к Борису. — Переведите ему, что у меня к нему дело есть…

Борис перевел. Пленный рассыпался в любезностях: он, мол, всегда рад помочь господину унтер-офицеру.