Баллада о тыловиках - Яков Липкович

Одного дезертира забрали к себе на «доджик» «черные пехотинцы». Второго, что улыбался открытыми деснами, посадили на танк старшего лейтенанта Горпинченко.

Дорога, о которой говорили немцы, действительно была в километре от того места, где их схватили. По ней давно не ездили — колея старая, едва различимая, кругом бугорки и ямки. И все-таки, несмотря на такое запустение, кое-где проглядывали следы машин.

Наступил вечер.

Колонна двигалась медленно, пробираясь сквозь темноту.

— Включить подсветку! — после долгого колебания приказал зампотех.

Загорелись подфарники. Но теперь подполковник Рябкин не находил себе места от беспокойства — как бы их из-за этой подсветки не обнаружил противник.

Улыбчивый немец, догадавшись о состоянии русского командира, сказал, успокаивая:

— Dort sind keine deutsche Soldaten. Sie sind im Kummersdorf![2]

— Доктор, скажите ему, что нам все равно, где их бить, в Куммерсдорфе или раньше…

Борис перевел.

— Ja, ja[3]! — поспешил согласиться немец.

Дорога шла ровно — и вдруг покато устремилась вниз. И в ту же минуту вверх по косогору побежали деревья, оставляя колонну наедине с широким и темным небом.

Откуда-то издалека, из низины, долетела дробь автоматной и ружейной перестрелки. С короткими перерывами протяжно повизгивал немецкий шестиствольный миномет. Продолжали ухать орудия.

Время от времени из-за дальней черноты леса уходили в небо ракеты — белые, красные, зеленые Кто знает, может быть, среди них был й призыв о помощи? Возможно, Майнсфельд — там?..

Борис спросил об этом пленного. Тот энергично закачал головой:

— Nein, nein. Dort ist Kummersdorf![4]

— Майнсфельд левее, — заметил подполковник.

Спуск кончился. Снова у дороги замелькали частые тени деревьев. В лицо ударило сыростью и прохладой. Стыли близкие камыши какого-то большого озера.

Под колесами захлюпала грязь.

Впереди подскакивал на жердях гати «доджик». «Черные пехотинцы» сидели и стояли в напряженных позах, держась друг за друга.

Тонкие бревна и хворост, не выдержав тяжести тридцатьчетверок», глубоко уходили в топь. Танки двигались, увязая по самое днище. Каждый метр давался с трудом. Горпинченко уже устал материться.

— А вдруг этот фриц решил стать немецким Иваном Сусаниным? — не удержался, чтобы не потрепаться, Фавицкий.

— Что ж, тогда у нас есть шансы попасть в оперу, — ответил Борис.

— Но прежде чем угодить в оперу, надо основательно застрять!

— Ну, за этим дело не станет…

Но «тридцатьчетверки» все-таки прошли.

Борис подошел к «санитарке». Рая сидела молча в уголке кабины. И нельзя было понять: то ли дремлет, то ли задумалась.

Он заглянул в кабину. Рая как-то отрешенно спросила:

— Боря, ты?

— Собственной персоной!

— Оттуда ничего нет?

— Ничего. Если что будет, мигом дам знать.

— Боря!

— А?

— Ты не обижайся на меня…

— А с чего я должен обижаться на тебя? — спросил Борис, и у него на мгновенье перехватило дыхание.

— Не надо обижаться, — тихо повторила она.

— Команда «По машинам!» — сказал Борис. — Я пошел!.. Не грусти, Рай!

Танк Горпинченко уже тронулся. Борис догнал его. К нему протянулось несколько рук. Он ухватился и поднялся на корму.

8

Было около десяти вечера, когда колонна остановилась на окраине леса. От начинающихся полей, залитых лунным светом, ее отделяли всего несколько рядов деревьев и мелкий кустарник.

Зампотех и начальники служб вышли на опушку. Перед ними как на ладони лежала вся местность. Отчетливо был виден Куммерсдорф. На окраине его догорало какое-то здание, и свет от пожарища тускнел прямо на глазах. Вдалеке, километрах в пяти-шести от Куммерсдорфа, темнел Майнсфельд. Стояла тишина, прерываемая редкими пулеметными и автоматными очередями. Где-то двигались танки — были слышны рокот моторов и лязганье гусениц.

Подполковник поделился своими соображениями. Путь в Майнсфельд — это неплохо видно и отсюда — лежит через Куммерсдорф, захваченный немцами. Обойти последний невозможно: место открытое, лунной ночью хорошо просматривается. К тому же кругом грязь, передвигаться по ней можно лишь со скоростью пешехода. Нет сомнения, что колонна будет расстреляна в упор, как мишень на полигоне. Еще хуже предложение старшего лейтенанта Агеева, командира второго танка, — попытаться проскочить по дороге. Дальше центра Куммерсдорфа им не уйти.

— Запомните, — прохрипел он, обращаясь к офицерам, — от нас никто не ждет разгрома вражеской группировки… Задача, которая поставлена перед нами, имеет громадное значение только для нас, для нашей бригады. От того, захватят ли фрицы наше знамя или не захватят, ход войны не изменится… Наш долг, — многозначительно понизил он голос, — избегать встреч с противником. Но лишь до тех пор, пока мы не понадобимся.

Из-за деревьев вышел Горпинченко.

— Ну что? — нетерпеливо спросил его зампотех.

— Бригада не отвечает…

— Может быть, у вас опять что-нибудь с рацией?

— Я сам проверил: рация исправна.

— Передайте стрелку-радисту, чтобы продолжал работать на прием… Подождем еще полчаса. Не ответят, будем принимать решение сами.

Никому не хотелось говорить. Стояли и прохаживались молча. Смотрели в сторону уже скрытого под надвигающимися темными облаками Майнсфельда. С нарастающей тревогой думали: а что если там уже всё? Недаром город производил какое-то странное впечатление — ни признаков боя, ни признаков жизни. Стреляли же где-то рядом с Куммерсдорфом.

И вдруг слева глухо и раскатисто прогремели орудийные выстрелы. Тотчас же загрохотали ответные.

— Смотрите! — радостно воскликнул Борис. Он увидел, что темноту Майнсфельда прошили несколько огненных трасс.

Некоторое время все молчали, ожидая возобновления артиллерийской дуэли. Но больше выстрелов не было.

Снова подошел мрачный Горпинченко.

— Глухо, как на том свете.

— Ну что ж, попробуем установить с бригадой связь другим путем… Где Срывков?

— Я здесь, товарищ гвардии подполковник! — Из-за широкой спины Осадчего выскользнул быстроглазый солдатик в шапке-ушанке, из-под которой выглядывала повязка. Это был Федя Срывков, один из лучших разведчиков бригады. Раненный еще в начале наступления, он почти два месяца провалялся в госпитале. Выписался, как и все выздоравливающие, до срока, когда стало известно о нависшей над частью опасности.

— Срывков, у тебя нет желания прогуляться до бригады?

— Отчего ж, можно.

— Один пойдешь или с кем-нибудь?

— С кем-нибудь все ж лучше. А вдруг одного убьют или ранят?

— Кого возьмешь?

— Суптелю можно? — помедлив, нерешительно спросил Федя.

— Суптелю? Кого угодно, только не Суптелю…

Суптеля когда-то тоже был разведчиком. Потом его как бывшего токаря-универсала перебросили к ремонтникам, где поручали самые сложные работы. Естественно, зампотех им очень дорожил.

— Товарищ гвардии подполковник! — с решительностью, которой он и сам не ожидал от себя, сказал Борис. — Можно, со Срывковым я пойду?

Срывков даже присвистнул от удивления. Не меньше его удивился и зампотех.

— Вы?.. А зачем это нужно? У нас еще людей хватает!

— Разрешите, я объясню!

— Ну, объясните, — без интереса сказал Рябкин. Видно было, что для себя он решил: не отпускать, что бы Борис ни говорил.

И Борис, понимая это, а потому волнуясь и торопясь, выложил все, что его мучило. И то, что в бригаде скопилась уйма раненых, а перевязочных материалов уже утром, когда он уезжал оттуда, оставалось всего на несколько часов работы. И то, что если срочно не доставить туда бинты и вату, то раненные начнут умирать от заражения крови и гангрены.

Подполковник заколебался. Чтобы окончательно убедить его, Борис заявил, что если ему не разрешат пойти со Срывковым, он пойдет один, потому что это его прямой долг и обязанность.

Зампотех сдался.

— Ну хорошо, доктор. Я вижу, что другого выхода у вас нет.

— Спасибо, товарищ гвардии подполковник!

— За что мне спасибо? Спасибо скажете немцам, если они вас не заметят.

Срывков фыркнул. Борис сердито взглянул на него.

— А теперь слушайте внимательно, — сказал зампотех. — Постарайтесь добраться до бригады к полуночи. После того как доложите комбригу о том, что мы здесь и ждем его приказаний, попросите его немедленно связаться с нами по радио. Если они почему-либо не считают нужным выходить в эфир, сразу возвращайтесь обратно. Я имею в виду одного Срывкова. Доктор может остаться там. О своем прибытии в бригаду известите нас тремя зелеными ракетами. У меня все. Вопросов нет?

— Все ясно!.. Разрешите идти, товарищ гвардии подполковник?