Журнал «Вокруг Света» №11 за 1970 год - Вокруг Света

Но и после того, как нашли оружие, монастыри не были закрыты. В Улан-Баторе я разговаривал с верховным ламой, а в музее религии крутил молитвенное колесо вместе с девушкой, пришедшей сюда на экскурсию из соседней школы. Но все это было потом, по возвращении. А пока меня ждала пустыня Гоби. («Гоби» по-монгольски и есть «пустыня».)

Дом

Мы едем, никуда не приближаясь, ни от чего не удаляясь. Таково, во всяком случае, мое ощущение.

Ярко-белое пятно на серо-зеленом фоне — юрта. Люди! Мы не спрашиваем, можно ли нанести визит: в этой стране гостеприимство — не только традиция, но насущная необходимость. Оно само собой разумеется. В кодекс чести монгольского воина входила защита любого человека, даже врага, если он оказывался под его крышей. Нас встречают белозубыми улыбками. (Право слово, этому народу еще долго не понадобятся дантисты.) Церемонно знакомимся. Хозяину на вид лет сорок, его жена выглядит моложе; двое детишек цепляются за мамин дэли. Рядом с юртой на высоте человеческого роста натянута веревка, и на нее нанизаны короткие поводки для шести лошадей.

— Почему вы привязываете их таким способом?

— Иначе они перегрызут веревку и убегут.

— Далеко?

— Нет. Они будут ходить возле юрты, но заседлать их уже не удастся, — в голосе хозяина уважение к характеру коня.

— Это все ваши?

— Да.

— Все шесть?

— Да.

— К чему так много лошадей?

Он не успевает ответить. На пороге юрты появляется жена, переодевшаяся в нарядный красного шелка дэли, подпоясанный зеленым кушаком, и широким жестом приглашает нас войти.

«Счастлив тот, кто принимает гостей, счастлив дом, где у входа всегда привязаны лошади». Этой пословице монголов не менее тысячи лет.

Жесты. Пока только гостеприимные жесты — традиция велит тратить меньше слов-обманщиков. Входим.

Юрта состоит из четырех-восьми кусков лучшего изоляционного материала — войлока. За полчаса можно демонтировать дом, отвезти его и поставить в пятнадцати-двадцати километрах. Едва войдя в юрту, чувствуешь под ее куполом прохладу. Точно так же, как зимой она хранит тепло. Кирпич и бетон хуже переносят переходы от +40° к —40°, трескаются, дают «течь». Единственно надежную герметизацию обеспечивает войлок. А от дождя юрта закрывается непромокаемым брезентом.

Больше двух метров в высоту, диаметром от восьми до десяти метров, юрта внутри кажется куда больше, чем снаружи. Пол покрыт толстым ковром, потолок держат покрытые геометрическим орнаментом рейки, сходящиеся в центре вокруг отверстия для печной трубы. Сбоку постель, закрытая разноцветным пологом. Большие сундуки с тяжелыми серебряными ручками, этажерка с книгами и батарейным приемником, фотографии в рамках... Жилой дом.

Мы садимся спиной к фотографиям, лицом к печке. Перед нами миниатюрный столик, где стоят конфеты, бисквитные печеньица, пастила, кусковой сахар и пиалы. Хозяин, начав «кумысную церемонию», включает приемник и настраивает волну на музыку. Затем наливает по первой пиале знаменитого напитка.

Я пробую. Жидкость игристая, с легкой горчинкой, немного напоминающая по вкусу темное пиво, напоенное запахом степных трав. Тонизирующий напиток, содержащий всю гамму аминокислот, — чудесное средство против туберкулеза. В старину монгольские всадники могли мчаться целый день на лошади, не чувствуя усталости, питаясь лишь одним кумысом и кусочками сушеного мяса. Более того, всадник приучал и коня есть сушеное мясо, чтобы тот быстрей восстанавливал силы. Это один из секретов головокружительной скорости монгольской конницы.

В приподнятом настроении мы поехали вместе с хозяином к соседу, жившему в двадцати километрах. Гость в доме — как не поделиться этой радостью с другом!

Войлочный дом прятался с подветренной стороны за холмом. Его видишь не сразу. Может, и раньше на пути они были совсем недалеко, только я их не видел? Скорей всего. Чужестранец, я судил об этой земле по своим представлениям.

В новой юрте тот же ритуал гостеприимства. Кумыс. Забеленный молоком плиточный чай. Мои вопросы встречают самое серьезное внимание. Естественно, раз человек приехал из такого далека, ему это важно знать. Сколько скота пасет он? 1300 овец. Да, все восемь лошадей на привязи возле юрты его собственные. Еще у него семь верблюдов.

— Зачем так много?

— Как же... Везти юрту надо? Дрова возить надо?

— Есть ли вода?

— Техники приезжают бурить скважину всякий раз, как переходим на новое пастбище... Часто ли переходим? Раз десять за год... Пастух-хоньчин, что означает эта профессия? Животновод, ветеринар, стригаль... Да, радио у меня давно, премировало правление госхоза за высокий настриг шерсти. Какие передачи нравятся больше? Музыка и... хорошая сводка погоды!

Смеемся.

Двое сыновей хозяина учатся в столичном университете: один — на зоотехника, второй — на врача. Каникулы проводят у отца — вон их книги. Подхожу к полке. Монгольские названия и вдруг неожиданно... Стендаль, «Красное и черное», по-французски, издано в Улан-Баторе.

— Это дочка, младшая у меня. Будет учительницей в Далан-Дзадагаде.

Охота на динозавров

Далан-Дзадагад, семнадцать часов езды на «газике», столица монгольского Гоби. С балкона гостиничного номера я смотрю на аллею деревьев, которую с двух сторон обтекает центральная улица. Аллея из кряжистых, издерганных дыханием пустыни деревьев. Что стоило вырастить их здесь.

Трещат мотоциклы «Ява», на которых уверенной кавалерийской посадкой, подвернув полы дэли, восседают бригадиры — они съехались в город по своим кооперативным делам. Можно ли назвать ее пустыней, Гоби? Миллион голов скота, передвижные автолавки, более двух десятков поселков... Жизнь. Но цепочка верблюдов, уходящих на юг, где за последним рядом домов виднеются первые дюны, свидетельствует — да, пустыня.

70 миллионов лет назад Гоби была болотистым краем, где, круша папоротники, бродили динозавры. Охота на них продолжается и поныне. Скелет мастодонта, который я видел в музее в Улан-Баторе, был выкопан здесь, в песках Гоби. Точно так же, как скелеты его кузенов, украшающие ныне экспозиции музеев Москвы, Ленинграда и Нью-Йорка. Россыпь окаменелых яиц динозавров лежит за толстым стеклом. Эта мера предосторожности, мне сказали, принята после того, как один американский турист положил пару яиц в сумку...

Динозавры поступили разумно, вымерев. Им было бы сейчас неуютно среди песков. Зато другие доисторические создания — предки современной лошади — сохранились. Именно здесь, в Гоби, бродит несколько табунов их общей численностью в сорок голов. Охота на них в отличие от «охоты» на динозавров строжайше запрещена правительственным декретом.

Делан-Дзадагад, столица Гоби. Бетонные многоэтажки, на которых бы не задержался взгляд ни в одном другом месте. Но здесь? Техникум, средняя школа, больница, Дом культуры с кинозалом, кожевенная фабрика, молокозавод, магазины, типография, своя газета. С почтением гляжу на пиво в витрине магазина: оно проделало 600-километровый путь, прежде чем попасть на полку.

Следующее утро застает меня в Хугарте. Мимо окна на первом этаже гостиницы (она же дом отдыха при водолечебнице — здесь бьют горячие ключи) проплывают двое мальчишек в школьных куртках и девочка в черном форменном переднике. Я глянул им вслед — маленькие кавалеристы съезжались к кирпичному зданию школы. Тихое школьное утро в пустыне Гоби.

Комбайн и черепаха

Сюда в XIII веке приезжал вручать свои верительные грамоты посол короля Франции. Здесь день и ночь бил из четырех рожков фонтан. Придворный этикет не позволял здесь появляться больше одного раза в одном и том же одеянии. Здесь восседал правитель самой большой империи, которую знал мир. Здесь был ее центр: Каракорум, столица Чингисхана.

Столица, от которой осталось лишь немного черепицы да вырубленная из гранитного монолита черепаха, чья свирепая морда уже никого не пугает. Остался лишь рубец на древе истории, который получил наименование «монгольское нашествие». Внешне факты выстраиваются в четкую картину.

Один из монгольских князей по имени Чингисхан сумел объединить под своей десницей кочевые племена и бросить их, в общей сложности около трех миллионов человек, на завоевание тогдашнего мира. Этот поход закончился через тринадцать лет после смерти самого Чингисхана. Его наследники контролировали к этому времени империю, начинавшуюся у Тихого океана, включавшую всю Центральную Азию (в том числе Китай) и доходившую до Адриатики.

Империя, созданная страхом, была обречена. Как были обречены все они, созданные до и после Чингисхана. Более того, за сравнительно короткий исторический период кровавые походы хана задержали не только развитие соседних стран, но в конечном итоге опустошили и обеднили его собственную страну. Это не мешает, правда, кое-кому поднимать его имя на щит в качестве примера для подражания.