Смеющийся горемыка. Остросюжетный социально-психологический роман - Александр Самойленко

– Что? Задумались, мастер? – ехидно поинтересовался Курганов. Доля ему не ответил.

– Иди, Доля, да больше ни за кого из зеков не подписывайся, – посоветовал Курганов. – И запомни – мы рассчитываем на твою помощь.

Придя вечером домой, Доля заварил в стеклянной банке пару пакетиков вермишелевого супа, поужинал и, перекурив, завалился в постель. Бабка печь пока так и не топила. Единственным источником тепла, согревающим избу была ее буржуйка, но в Долину комнату тепла от нее попадало мало.

– Уйти бы, да некуда. Обещали с общежитием помочь, но когда это сбудется, неизвестно, – посетовал он, выключив свет.

В темноте послышались шаркающие бабкины шаги.

– Вроде ко мне старуха прется, – рассержено подумал Доля.

Шаги между тем заглохли перед его дверью. Некоторое время стояла полная тишина, потом раздался тихий стук в дверь его комнаты и после этого скрипучий старушечьий голос.

– Не спишь, квартирант? Буди поди-ка во двор, да наколи дров, печь истопим.

Доля радостно дернулся на кровати.

– Марь Иванна, дак дрова же там есть. Большущая поленница у хлева стоит…

– Это, милок, на запас. Пущай еще постоит целехонькой. Зиму ноне длинную предрекают…

Доля больше ни о чем ее не спрашивая, накинув у порога старую хозяйскую телогрейку, выскочил в ограду, а оттуда выхватив из колоды топор, на улицу. Там возле стены, под окном дома он давно заприметил сложенные неряшливо, уже почерневшие от времени чурки.

Умел Доля колоть дрова с детства, так долго ли умеючи наколоть их три-четыре беремя? Не прошло и часа, как он блаженно опустив веки сидел на табурете у печки слушая вечную музыку огня, чувствуя как по телу медленно разливается долгожданное тепло. Думать о сегодняшнем разговоре с Кургановым и Морозом ему не хотелось, к тому же стало клонить ко сну. Но его мозг, привыкший смолоду напряженно работать, не расслабляться до конца даже в редкие счастливые минуты, вот и сейчас как бы издалека, краешком заставлял его полусонного размышлять и анализировать по поводу тех событий, невольным участником которых он стал за прошедшие два последних месяца…

– Шел спать бы ужо, – протарахтела над ухом старуха.

Доля встрепенулся и послушно отправился в свою комнату. Любовно погладил ладонью русскую печь, кожей ощутив чуть затеплившиеся кирпичи, и лег.

– Почему Ралышков как будто оправдывался передо мной в то утро? И вообще кто я для него, всего лишь вольный мастер? Может он надеялся, что я его слова в точности передам кумовьям и они мне поверят?.. Как бы не так. Он явно тогда не договорил. Но про что?.. Завтра же утром скажу начальнику цеха, чтоб немедленно перевел меня в ночь, к бригадиру Ральникову…

Третья смена началась в обычном, установленном инструкциями, порядке. Доля, убедившись, что все осужденные приступили к работе, зашел в помещение бригадиров. Ральников был там не один. Выложив захваченную с собой начатую пачку грузинского чая на стол, Доля уходя сказал, что скоро вернется, и чтобы ему заварили чай…

Скоро дверь в его кабинет открылась. Ральников пришел к нему сам. В руках у него дымились две эмалированные кружки. Бригадир выглядел усталым и, как показалось Доле, очень удрученным.

– У тебя, Игорь, руки трясутся, – прямо сказал он, увидев как у Ральникова дрогнули руки, когда он ставил кружки на стол.

Ральников ему не ответил и на предложение сесть, лишь молча кивнул головой. Некоторое время они, не разговаривая, вместе прихлебывали круто заваренный чай. Доля настраивался на трудный разговор. Он чувствовал, что Ральников тоже хочет высказаться, но, видимо, как и Доля, не знает с чего начать.

– Тебя вызывали? – спросил, наконец, Доля.

– Да, – кратко ответил Ральников и тяжело вздохнул.

Похоже он опять замкнулся. Но Доля уже тонко уловил тот момент, когда ему надо придержать свой язык и терпеливо дождаться той минуты, когда Ральников заговорит о злободневном первым.

– Меня даже на сутки вывозили в СИЗО, – спустя некоторое время признался Ральников.

Доля этого не знал и несколько удивился.

– С чего бы вдруг? Ты разве под следствием?

Ральников отодвинул от себя кружку с остатком остывшего чая и внимательно посмотрел Доле в глаза. Потом опустил голову.

– Понимаете, Александр Васильевич, – тихим голосом проговорил он. – Меня загоняют, или скорее уже загнали в угол, а пожаловаться или просто поговорить у меня не с кем. В вас я вижу прежде всего человека. Причем как и все зеки нашего отряда думают – человека с правильными понятиями…

Бригадир прервался и снова пристально взглянул в Долины глаза. Доля, поощряя его откровенность, одобрительно несколько раз махнул головой. Ральников неожиданно встал, повернулся к нему спиной и задрал нательную рубаху:

– Вот, поглядите, Александр Васильевич, что со мной там сделали.

Долю, уже достаточно повидавшего на своем веку, трудно было чем-либо удивить, но на этот раз увиденное задело его до глубины души. Чуть выше поясницы по обеим сторонам спины виднелись два больших багрово-синих кровоподтека.

– Ни фига себе! – присвистнул он.

– По почкам били. Самый любимый ментовский метод, – сказал Ральников. – Они хотят, чтобы я на себя взял Задорожного…

Ральников попросил закурить. Покурив, он едва не расплакался, Доля увидел, как глаза у него повлажнели.

– Понимаете, Александр Васильевич, когда мы с вами на эту тему говорили, я же тогда верил тому, что Задорожный по своей воле вздернулся. А теперь нет.

– Это почему же? – быстро спросил Доля.

– Я сопоставил некоторые факты… Во-первых, не было бы у кумовьев никакого резону на меня мокруху весить. Во-вторых, незадолго до смерти Задорожного дергали в штаб. По слухам к нему на встречу приезжал какой-то высокий чин из лагерной системы. Просто так к нашему брату, сами знаете, не ездят, а вскоре после той встречи Задорожного не стало. Ну и, в-третьих…

Ральников вдруг замялся и попросил еще сигарету. – А в-третьих?.. – напомнил ему Доля, чувствуя, что его молчание может затянуться и возможно потом он станет не совсем откровенным.

– Простите, Александр Васильевич, но больше я вам сказать ничего не могу. И пусть этот ночной разговор останется между нами.

– Хорошо, – согласился Доля. – Только ты его начал, не так ли? И не лучше бы было в таком случае его продолжить…

Подумав, Ральников мотнул головой.

– Нет, Александр Васильевич, жить охота.

– Ну ладно. Не говори. Кажется я тебе и так уже поверил. Хотя по правде сказать – это всего лишь мое внутреннее убеждение. Ты ничего в свою защиту, что бы можно было еще назвать коротким словом «алиби» не сказал. А ведь не случайно в этом мутном деле с Задорожным выбор пал именно на тебя. Крепко над этим подумай, Игорь, и если что надумаешь, приходи.

Ральников ушел. В эту ночь он больше в комнате мастеров не появлялся. А утром, как и ожидал Доля, вместе с начальником цеха пришел майор Курганов и сразу вызвал Долю к себе:

– Ну, как дела, мастер? – с порога спросил он. – Рассказал Ральников что-нибудь?

– Так. Кой о чем рассказал.

– Ну и о чем же? – обрадовался Курганов и азартно подмигнул Морозу. Доля помедлил, в последнюю минуту решая, говорить им о побоях или нет.

– Он рассказал, как его в СИЗО возили, и показал синяки на спине…

Майор сначала побагровел, потом кровь резко отхлынула от его лица, и оно стало бледнеть от злости.

– А что еще он тебе показал? Может, свою прыщавую жопу? – Нет, только спину, – невозмутимо ответил Доля.

– Так-с-с, – прошипел майор, готовый на всю катушку разразиться гневом.

– Погоди, погоди, – остановил его Мороз. – Давай выслушаем Александра Васильевича до конца.

Майор, недовольно хмурясь, отступил. Достал из кармана и выложил на стол сигареты.

– Ральников отрицает свою причастность к убийству Задорожного, – сказал Доля. – По-моему, он многое не договаривает, и я ему дал совет подумать.

– Так вот, дорогой! – сорвался на крик Курганов. – Пусть он думает, как быстрее явку с повинной написать об убийстве Задорожного, а не то я тебе…

– Чем пригрозил мне Курганов? – размышлял Доля, возвращаясь после ночной смены домой. – Если только валенками? У него ведь больше нечего предъявить мне кроме этих чертовых валенок. И зачем я только взял тогда их у Ральникова? Лучше уж было померзнуть еще неделю до получки, зато сейчас был бы чист. Не зря Курганов за валенки зацепился, нашел слабое место. То что я сделал, на языке тюремной администрации называется – незаконная связь с осужденным… Так что майор Курганов при желании может поломать все мои планы на будущее.

Мысленно продолжая нещадно ругать себя, Доля незаметно поднялся в гору и ощутив наверху усилившиеся порывы ледяного ветра, втянул голову в воротник. Дом Марии Ивановны уже виднелся невдалеке. Его покрытые инеем подслеповатые окна в лучах восходящего багряного солнца отливали красно-оранжевым цветом. Доля побежал к ним по-ребячьи прыгая через комья снега. Хозяйка обещала со вчерашнего дня регулярно топить, и в предвкушении тепла и горячего супа из концентратов ему стало на душе вдруг светло и весело.