Сентиментальное путешествие из Парижа в Венецию и обратно. Паломники страсти - Игорь Кабаретье

– Неужели это ты, Джозефа…?! – и их голоса угасли в радостных лобызаниях и объятиях.

– Как, ваше Высочество! Какой любопытный случай, какое совпадение привело к тому, что мы с вами встретились в Кьяссо?

Принцессы объяснили, что затеяли эту свою поездку к умирающему дяде. Они говорили об Эдварде, Уильяме, о Умберте и Франце-Иосифе, их всех увенчанных коронами головах, как Этри называла их братьев и кузенов… и это было чрезвычайно странно… эта династическая, иерархическая непринуждённость на набережной Кьяссо.

Никогда ещё эти три молодые женщины не виделись с того самого времени, когда проводили вместе дни и ночи в монастырском пансионе, где Этри приобрела дружбу этих респектабельных и достаточно лестных для её самолюбия подружек.

Она вспомнила воскресенья и каникулярные дни, проведённые у королевы в изгнании, в Пасси, где принцессы ей показывали с гордостью, в уединённом павильоне, портреты короля, их отца, и многочисленные флаги и штандарты былых времён, снятые с древков, спасённые от натиска воспалённых ненавистью к приличным людям люмпенов, к так называемым узурпаторам, кои раньше покоились в их дворцах, выцветшие в долгих доблестных походах, испачканные глиной окопов, пробитые вражескими пулями, и даже испачканные кровью бесстрашных воинов. Этри даже покрывалась мурашками, глядя на них, настоль она верила в эпические чудеса. Там же стояли стеллажи, где под стёклами выстроились рядами коллекции старинных монет и пистолетов. Король, искусный стрелок, коллекционировал оружие и собрал славную коллекцию его образцов. Огромный портрет самого короля в центре зала представлял его в форме генерала, этакого фата и донжуана, правда, немного толстоватого. Этри, тогда ещё ребёнку, хотелось бы, чтобы он выглядел потеатральней, постройнее, как принц из детских сказок. Но блистательная военная форма, кровавые трофеи, прекрасные дамы на заднем плане и её воображение девятилетней девочки делали из него, тем не менее, сказочного героя.

Те времена в Пасси всегда начинались с партий игры в прятки. Затем они отправлялись в комнату принцесс, большую белую и голую комнату, со стойким неприятным, затхлым запахом, который впоследствии у Этри всегда ассоциировался с её детством. Три маленькие железные постели, покрытые белым лаком, были установлены вдоль стены и большая королевская корона с золотой лилией для них служила балдахином.

Одного взгляда на своих старинных подруг хватило Этри для того, чтобы все эти воспоминания промелькнули в её голове. Донья Джозефа, с любезной улыбкой, рассказывала о своих, в то время как Донья Алисия интересовалась жизнью Этри. Их прелестные манеры были сравнимы с художественным произведением, они доставляли эстетическое удовольствие своей красотой и гармонией. Эти инфанты, однако, при всем том были простыми, весёлыми, и немного наивными, как почти все Принцессы, и Этри подумала о красивых нежных экзотических плодах, которые выращивают в оранжереях, оберегая от вредного воздействия местного климата.

Между тем таможенник, остепенённый протоколом, уважительно приблизился к княжеской семье, и, включив в их «свиту» заодно и Этри, присовокупил к их багажу её чемоданы, и даже багаж Флош, после чего, целуя руки сильных мира сего, сообщил, что не им совсем не обязательно открывать чемоданы и предъявлять их содержимое к досмотру.

Время поджимало. Этри почтительно склонилась с к рукам этих небесных аристократок, покрытых крупными драгоценными камнями, и возвратилась в свой вагон.

Флош, которая из окна следил за всеми перипетиями происходящего, ничего не поняла в этом приключении.

– Какие у вас есть красивые знакомые, моя дорогая! А я их принял за немок-гувернанток. Ах! Они удостоены чести путешествовать вместе с вами! Впрочем, из этих трёх женщин, именно вы и только вы казались мне достойном обращения «её Высочество»!

Этри немного презирала свою подругу за этот пассаж, отдающий откровенным подхалимство… но ничего не сказала и лишь посмотрела в окно.

Все устраивается само собой, как говорил один мудрец. Поезд тронулся, несмотря на забастовку, и две подруги, счастливые, что им удалось ускользнуть от крупных неприятностей, следили за меняющимся по мере продвижения поезда пейзажем вдоль голубого цвета озера Кома… рука об руку, нос к носу у окна в коридоре.

– Это действительно Италия, и моё Комо, встречи с которым я так ждала! – воскликнула восторженно Флош, – сколько лет прошло с тех пор, как я гуляла по берегу этого озера. Но сколько утилитарной изобретательности у людей, лишённых поэтичности! Посмотрите на эти меловые сооружения для жизни аборигенов… бесконечные… и почему их там воткнули, я вас спрашиваю? Чтобы есть, спать, производить грязь и прочие отходы своей жизнедеятельности! Что касается меня, то среди такой прекрасной природы я тысячу раз предпочла бы жить лучше обнажённой, как Адам и Ева, заниматься любовью, есть съедобные корни и варёные яйца!… (Тут Этри принялась смеяться.)

– Вы…! Как вы можете! В вас нет ни серьёзности, ни поэтичности… и это меня очень удивляет, так как вы мне очень симпатичны!

Этри была счастлива, узнав, что она симпатична Флош, но главным образом тому, что они с ней все равно остались настоль же далеки, как и раньше… несмотря на такую интимность, к которой их вынуждала находиться обстановка поезда!

Они приближались к Милану, и их нетерпение, связанное с ожиданием этого события, накладывало свой отпечаток на эти однообразные и тягостные последние часы перед прибытием на Миланский вокзал. Впрочем, Ломбардия, которую они пересекали в этот момент, однообразно покрытая зелёными виноградниками… и такими же зелёными коренастые шелковицами, оказывая на них гипнотическое воздействие, вводя в сопорификическое, полусонное состояние. Однако классический энтузиазм Флош вынудил Этри обратить внимание на её подругу. Снисходительно посмотрев на неё, она встала… потом вновь села… поднялась ещё раз, чтобы посмотреть в окно и на свою подругу… и так несколько раз, после чего изобразила на своём лице усталость.

– Неужели вы заболели, моя дорогая подруга? Боже! Как я довольна. Я вас люблю все больше и больше, несмотря даже на то, что ваше совершенство лишь подчёркивает мои слабости и недостатки. Ах! Вы прелестны и очень симпатичны! Ради вас я готова на все…! – И после небольшой паузы продолжила, – Держите, вот моя подушка, моя шаль и соли лаванды…

В оглушительном ритме тарара-бом-бом-тарара о стыки рельс поезд прибыл на вокзал.

Наши паломницы сошли на Миланский перрон. Отдавая свои билеты они заметили бежевый костюм и шляпу типа «Панама» с торчащим из под неё заострённым носом под тенью её полей.

– Художник! Художник в Милане, моя дорогая Этри, какая радость!

Флош, кудахтая и похихикивая, как потерпевший кораблекрушение путешественник из Лондона в Америку, заметивший вдруг парус в океане. Это был действительно Художник.

– Мы тебя забираем вас с собой! – сказали они ему – Но скажи нам сначала, какой случай тебя привёл сюда…?

– Я знал, что вы уехали… и появитесь здесь… вот я и приехал. Отошлите меня прочь, если у вас нет сердца.

– Вас отослать прочь! Об этом не может быть и речи… Мы, напротив, увезём вас вместе с нами! Возьмите наши пакеты, bags… hold all, всё… одним словом!

С тех пор они также путешествовали с пустыми руками, как и их Высочества, с которыми Этри недавно повстречалась. Сама Этри вошла во вкус и нашла прелестным отдых, будучи освобождённой от любой материальной заботы и сохраняя себя открытой для радостей жизни, которые она обещала себе, отправляясь в это путешествие. Художник служил ей отныне каптенармусом и лакеем-грумом.

Часть IV

Милан, Городской отель.

– Мадам, для вас у нас есть прекрасные апартаменты, две кровати, и всего 12 франков… Но у нас нет никакой свободной «смежной с вашей комнаты» для синьора… и портье указал на Художника.

– Môssieu? Мусьё, как мы, французы, называем таких надменных типов, неужели вы ничего не можете сделать для нас что-нибудь в таком случае?! – возмутилась Этри.

– Тогда, дамы, давайте поднимемся в ваши комнаты, а уже потом подумаем.

Итак, три часа, толстяк-эконом гордо шествует перед ними, как человек с претензиями, этакий местный трагопан-сатир. Циркулируя по длинным коридорам, Этри читает вначале номера комнат, затем таблички на них: Купальни… Сад…

– Сад? Как, гарсон, – обидела она гордого толстяка, понизив его в должности, – неужели за этими дверями располагаются сады отеля… как они оказались там?