Чистая вода - Рой Якобсен

— Угу.

— Когда он управится, мы накачаем в трубу воздух, она всплывет. Потом зацепим лебедкой и джипом вытянем на берег. А ты нарежешь ее на куски по шесть метров. Да?

Оба улыбнулись.

— А воздух не выйдет с другого конца?

— Нет. Конец трубы останется на дне. А он заполнен водой, так что воздух не проходит.

Юн снова улыбнулся. Нет, тут о темном пятне будут помалкивать. Оно уже под запретом, как и другие здешние неприглядные истории,— о них на острове не говорят вслух, разве что по пьяному делу вспомнят. Развод Элизабет, ее жалкий бывший муж и нынешняя связь с Хансом — из разряда этих тем, неприличных для обсуждения. Как и пара странных сделок о покупке земли на Нурдёй; загадочный полевой пожар, когда от горящей травы занялся рыбзавод; вечные межевые споры соседей, и дети, что не смогли научиться ни читать, ни писать и более или менее скрываемые от чужих глаз, всю жизнь обретаются при родителях на своем хуторе. Если уж на то пошло, он и сам — такое же горе горькое, обуза для своей блистательной сестры.

— Не зевай! — крикнул Георг.— Стравливай воздушку помаленьку.

Юн отмотал пару оборотов кабеля. Потом по новому сигналу — еще несколько. В облаке ила и тины всплыл оранжевый водолазный костюм. Пол забрался в лодку, стянул маску. Георг дернул шнур мотора, лодка пошла к берегу. Юн едва успевал отматывать кабель с бобины и разматывать моток веревки, лежавший на дне. Они присоединили воздушный кабель к компрессору, привязали веревку к лебедке на джипе, и зловонная труба постепенно вынырнула на поверхность. Похожая на червя тем больше, что на сочленениях налип песок, отчетливо оттеняя их, она метр за метром выползла на заболоченный берег. Юн нарезал ее на шестиметровые куски, сложил их в штабель. И рабочий день закончился так же просто и гладко, как любой другой.

Подходя к дому, он остановился во дворе. На кухне варилась сайда, топилась березовыми дровами печь, отчего запотели окна; слышно было, как Элизабет гремит посудой. И Юн вновь испытал тот же сосущий страх, что всего этого он может лишиться. Их жизнь очень уязвима — так легко натворить какую-нибудь глупость, векуя век на дальней оконечности мира, который как раз сейчас купался в последних, кроваво-красных лучах слабосильного осеннего солнца. Что ему остается? Вести себя как в детстве, в школе — когда Юн не мог понять, что делают рядом успевающие ученики и откуда они знают, в какую колонку какие цифры записывать, он утыкался носом в парту, мычал себе под нос песенки и ждал, что звонок с урока освободит его.

5

Всю дорогу от Лангеванн Юн бежал, спешил доложить начальнику технического совета, что компрессор водолазов упал в болото. Наконец он домчался до парковки перед зданием администрации — и тут сбился с мысли. Он увидел сразу несколько картинок, словно стопку цветных слайдов, где они просвечивают друг сквозь друга: два датских охотника в зеленых комбинезонах влезают в джип, рядом тарахтит знакомый трактор, сквозь затемненные стекла налоговой инспекции виден наклонившийся к окошку отец Лизы. Юн не вспоминал о ней несколько месяцев, но вот услышал датскую речь, увидел ее отца, этот трактор и поразился, почему ее нет: Лиза часть его детства и всегда была рядом. У него не три, у него четыре друга, и она — лучший. Младшая дочь хозяина рыбзавода, ровесница Юна, его любовь и самая взбалмошная красавица на всем острове.

Дождь потек за ворот, и Юн вспомнил, зачем он здесь. Но почему он давно не вспоминал про Лизу? Оттого, что она предала его и уехала в Копенгаген учиться на балерину?

Он побежал дальше, к Римстаду. Тот с важным и суровым видом восседал за столом, заваленным разными картами и инструментами, и по мере того как запыхавшийся Юн путано рассказывал о беде с компрессором, лицо инженера становилось все суровее. Водолазам надо было передвинуть компрессор. Чтоб не терять времени, они не стали дожидаться трактора, а прицепили компрессор к джипу. Начали тащить, но было скользко, мокро, лодка стала отъезжать, пришлось обрезать трос, чтоб и джип не гикнулся,— хорошо, что Георг успел пропустить веревку вокруг одного из колес компрессора, так он теперь и висит.

Инженер поднялся из-за бумажных завалов, ругаясь на чем свет стоит. С этим проклятым водопроводом напасть за напастью, будь он неладен. Римстад распорядился приготовить трактор, вызвал двух человек на подмогу, прихватил пару дорожных рабочих, зашедших в контору пообедать, и повел всех вниз, в гараж.

Дорогой Юну пришлось повторить всю историю, к вящему раздражению Римстада,— мысли Юна вертелись вокруг Лизы, он был рассеян и все время терял нить рассказа. «Балерина? — думал он,— в Копенгагене? Что за нелепое продолжение начавшейся на острове жизни! Здесь становятся тем же, кем были родители,— или не становятся никем». Юн и Лиза выросли вместе, и на острове давно привыкли, что где один, там и другой. Школа, переходный возраст, конфирмация. Они в четыре руки потрошили рыбу и гребли каждый своим веслом в одной лодке. Враги, вкусы, мечты, желания — все было у них одинаковым, пока Лиза не вырвалась из цепких рук тирана отца и не сбежала в Копенгаген, танцевать. Вся эта сказочка сильно смахивает на бред, но, если вдуматься, не так уж она и отличается от других сюжетов островных хроник.

Дорогу развезло, глина — не проехать, и пока они добрались до места, компрессор скрылся под водой. Только трос и желтый номер с названием муниципалитета виднелись из воды, подернутой блестящей бензиновой пленкой.

Дождь лил как из ведра. Семеро мужчин беспомощно стояли на берегу и смотрели. Римстад неистово матерился. Георг насупился, взгляд стал колючим, в руке стаканчик остывшего кофе. Один из рабочих для порядка потряс хилую березку, пригнутую натянутым тросом к земле. Нет, тут ничего не поделаешь.

Просто из вежливости Георг вызвался спуститься под воду и надеть цепь на колесо — тогда можно было бы попробовать вытащить компрессор трактором. В ответ Римстад обозвал его безответственным недоумком и идиотом.

— Нам тут только трупов не хватало,— прорычал он и в раздражении поддел ногой трос, готовый вот-вот лопнуть.

— О'кей. И что будем делать?

— Какого черта вы это затеяли? — кипятился инженер.— Теперь работы затянутся еще на несколько дней. И где я вам возьму компрессор?

— В городе, наверно?

— Опять платить? Этот водопровод нас уже разорил!

— Может, у кого из местных есть? — предположил тракторист, но Римстад не обратил на него внимания. Он был целиком занят Георгом.

— Ты ведь не в первый раз опозорился? — сказал он горестно.— Меня предупреждали, говорили и про тебя, и про фирму твою. Но у меня выбора не было. Нам тут выбирать не приходится — берем что дают.

Юн слушал вполуха. Мысли об отце Лизы, хозяине рыбзавода, отвлекали его от разборок на берегу. Старик крепко держал в руках экономику острова, скупал и продавал всю добытую островитянами рыбу, владел лучшими и самыми большими участками земли — на них и были построены школа, здание администрации, спортивный центр; в его же ведении находился новый причал для рейсового судна «Хюртирюта», не говоря уже о его работниках и детях — трех дочерях от двух жен и сыне (этот горе-наследник уехал с острова, но ничего путного из него не вышло, во всяком случае, достойным продолжателем отцовского дела он не стал).

Ну,— помешал его мыслям Римстад,— и что будем делать?

— Стоять и смотреть,— раздраженно буркнул Георг.

— Нет у нас на это времени!

Водолаз холодно посмотрел на него. Потом принес топор и перерубил трос под самый узел. Раздался чмокающий звук, на поверхность вырвались пузырьки, и компрессор ушел на дно.

Георг повернулся спиной к остальным и принялся обсуждать с трактористом, у кого можно раздобыть компрессор. Решили поговорить с одним взрывником.

— Делайте что хотите,— уходя, сказал Римстад,— но чтоб к пятнадцатому все было закончено.

— Какой-то гиблый остров,— процедил Георг, когда все ушли. Он стянул с себя насквозь мокрый комбинезон и скрылся в вагончике.

Пол вывел Юна из задумчивости, вдвоем они вытолкали джип на сухое место и вернулись к обычной работе. Водолаз работал со сварочным аппаратом, Юн подтаскивал трубы и привязывал бетонные гири-грузила к уходившим под воду готовым секциям нового трубопровода.

Дырявая у него память. Вот хочет он сейчас представить себе Лизу — и не может. Вспоминаются отдельные черты, вроде веснушек летом или горящих румянцем щек зимой; длинные темные волосы, которые она ни разу не стригла; и какие большие черные были у нее глаза, а один чуть заметно дергался, отчего у Юна при встречах всегда пробегал холодок по спине… Но всю целиком? Он помнил, что она водила машину, каталась на водных лыжах, стреляла, не так, как он, но тоже хорошо, у нее вообще все получалось, за что ни бралась; помнил и то, что мужики сходили по ней с ума,— но увидеть Лизу как живую не получалось.