Зима с Шопеном (сборник) - Жорж Санд

Что касается лично меня, то я, в сегодняшнее время и в своем возрасте, отправляясь в дорогу, желаю удовлетворить свою потребность в отдыхе. В мире, который мы создали, не может хватать времени на все, и когда в очередной раз я усиленно отыскиваю его, я представляю себя в тихом уединенном месте, где не надо писать писем, читать газет, принимать гостей, где всегда можно ходить в домашней одежде, где день длится двенадцать часов, где не надо бояться никаких социальных условностей и требований к уровню образованности, которые так высоки у нас во Франции, и где можно было бы посвятить годик-другой изучению истории и законов языка вместе со своими детьми.

Кого из нас не посещала такая же эгоистичная идея бросить в один прекрасный день все свои дела, свои привязанности, своих знакомых, даже друзей, и отправиться на какой-нибудь волшебный остров, где можно жить без забот, без хлопот, без обязательств, а главное, без газет?

Можно со всей ответственностью сказать, что именно прессе, как и предсказывал Эзоп, люди должны быть обязаны наступлением новой жизни, более прогрессивной, более устроенной и более тревожной. Этот «глас народа», вместе с которым мы просыпаемся каждое утро, оповещает нас о том, чем жила накануне остальная часть человечества, сообщая с одинаковым успехом как громкую правду, так и вопиющую ложь, при этом ни на минуту не упуская из виду ни единого нашего шага и возвещая наступление каждого часа нашей общей жизни. Не правда ли, это удивительно, даже несмотря на весь тот вред и тягостность, которые ее сообщения могут нести в себе?

Невзирая на то, что только пресса может объединить все наши коллективные мысли и действия, разве вместе с этим не вызывает ужас и отвращение дотошность изложения того, что мы видим на ее страницах? Кругом идет борьба. Угрозы и оскорбления не прекращаются неделями и месяцами. Между тем ни один вопрос не решается, и никаких заметных сдвигов не наблюдается. Более того, ожидание исхода конфликта, подогреваемое подробностями описания каждого его последующего этапа, делает этот конфликт нескончаемым. Неудивительно, что мы, люди искусства, никогда не стоящие у руля истории, порой находим себе на корабле укромное место, где можно несколько лет не просыпаясь спать, до тех пор пока корабль не доставит нас к берегам «нового света».

Да, действительно, если бы такое было возможным; если бы мы могли отказаться от жизни в обществе, полностью оградить себя на некоторое время от политической жизни. Тогда однажды, вернувшись обратно в этот мир, мы бы испытали потрясение при виде того, какой скачок в развитии произошел за время нашего отсутствия; однако этого нам увидеть не дано. И когда мы бежим из гущи событий в надежде избавиться от воспоминаний и найти успокоение, обосновавшись среди народа, чей темп жизни не такой стремительный, а нрав не такой пылкий, как наш, мы начинаем сходить с ума от своей непредусмотрительности и раскаиваемся, что променяли настоящее на прошлое, а жизнь на бездействие.

Такова будет тема моего повествования. И таков был мотив, побудивший меня приступить к написанию этой книги – как оказалось, занятию не из самых радостных. В начале главы я обещала, по возможности, держать свои личные впечатления при себе. Однако теперь подобного рода замалчивание мне кажется проявлением малодушия, и я беру свои слова обратно.

Глава V

В ноябре 1838 года мы прибыли в Пальму, где стояла жара, напоминающая наш июнь. За две недели до этого времени, когда мы покидали Париж, там уже наступили сильные холода – первые признаки зимы. И теперь, к нашей огромной радости, наш враг зима был уже позади. Еще больше мы восторгались, разглядывая город, такой непохожий на другие города, его уникальные строения, имеющие эстетическую и историческую ценность.

Однако вскоре нам предстояло заняться поисками жилья, и мы неожиданно поняли, что испанцы, рекомендовавшие нам Майорку как страну весьма гостеприимную и располагающую неограниченными возможностями, глубоко заблуждались по этому поводу сами и ввели в заблуждение нас. Находясь в непосредственной близости от цивилизованной Европы, мы никак не ожидали столкнуться с проблемой поиска самой обыкновенной гостиницы. Отсутствие на Майорке сдаваемого жилья для приезжих говорило само за себя – здесь все было не так, как в остальном мире; и нам следовало немедленно вернуться назад в Барселону, где, по крайней мере, к услугам приезжих имелся постоялый двор – прескверное место с громким названием «Отель четырех наций».

Для того чтобы в Пальме найти ночлег и не оказаться под открытым небом, необходимо, чтобы вас порекомендовали, представили и за несколько месяцев до вашего прибытия уведомили об этом двадцать влиятельных людей как минимум. Все, что нам могли предложить, это две небольшие меблированные (точнее, «немеблированные») комнаты в довольно сомнительном месте, где постояльцу полагалось за счастье иметь в распоряжении брезентовую складную кровать с матрацем, ненамного более мягким и упругим, чем доска, плетеное кресло и рацион, состоящий в основном из перца и чеснока.

Не прошло и часа, как мы уже хорошо усвоили один урок: если мы не будем делать вид, что довольны оказываемым здесь приемом, на нас будут смотреть осуждающе, как на нарушителей порядка или невеж, либо, в крайнем случае, будут смотреть сочувственно, как на помешанных. Боже вас упаси, если вы останетесь хоть чем-либо недовольны в Испании! Малейшее изменение мимики при виде паразитов в своей постели или скорпиона в тарелке с супом может оказаться причиной глубоко пренебрежительного к вам отношения и всеобщего негодования. В результате нам оставалось делиться своими жалобами только между собой, и понемногу мы начинали находить объяснение такой ограниченности возможностей и такого явного отсутствия гостеприимства.

Характерные для майоркинцев пассивность и бездеятельность усугублялись тем, что гражданская война, которая уже столько времени будоражила Испанию, прекратила на время всякое движение, существовавшее ранее между островом и материком. Майорка превратилась в убежище для такого числа испанцев, какое только мог вместить остров, в то время как коренные жители привели свои дома в оборонительное положение и старались не покидать родные пенаты, дабы не подвергать себя риску и разным опасностям, которые можно было ожидать от своей метрополии.

К вышесказанному следует добавить полное отсутствие промышленности, а также немыслимые таможенные пошлины, распространяемые на предметы обихода. Пальма может вместить в себя ограниченное количество проживающих, поэтому чем больше становится численность населения, тем теснее становится жить. Новые дома почти не строятся, а уже имеющиеся не реконструируются. За последние двести лет обстановка в большинстве домов никак не изменилась, разве что в одной или двух семьях. Здесь нет понятия о моде и стиле, нет интереса к предметам роскоши или просто удобствам. Причины тому две: с одной стороны, безразличие, с другой – тяготы жизни. Так было всегда, и так продолжается сегодня. Здесь обходятся только самым необходимым и не допускают ничего лишнего. Вот и местное гостеприимство точно таким же образом сводится лишь к словам.

В качестве ввозной пошлины за пианино, которое мы хотели ввезти из Франции, с нас потребовали 700 франков. Эта сумма соответствовала стоимости инструмента. Поэтому мы решили вернуть его во Францию, но это было запрещено. Оставить его в порту до появления новых предписаний нам также не разрешили; попытаться провезти его, минуя город (мы проживали тогда в сельской местности), во избежание уплаты портовых сборов, не имевших ничего общего с импортными пошлинами, расценивалось как нарушение закона; оставить его в городе, чтобы избежать уплаты вывозной пошлины, которая была отдельной пошлиной в сравнении с ввозной, было нельзя. Не выбросить его в море нам помогло лишь незнание закона – мы не были убеждены, что имеем на это право.

После долгих переговоров, на которые ушло полмесяца, было решено, что инструмент будут погружать в другом порту города, и, в конечном счете, нам удалось уложиться приблизительно в 400 франков.

На Майорке, как и во всей остальной Испании, любят повторять слова, которые освобождают хозяина от необходимости предоставлять гостям какие-либо принадлежности во временное пользование. Они заключаются в том, что вам предлагают сразу все: «Наш дом и все, что здесь находится, в вашем распоряжении». Вы не успеете даже бросить взгляд в сторону какой-либо из картин, или прикоснуться к понравившейся материи, или приподнять стул, если сначала не услышите сказанное с изысканной вежливостью: Es a la disposition de uste. Но не вздумайте взять даже булавку! Это будет крайне опрометчиво с вашей стороны.

По прибытии в Пальму я сама допустила подобную «дерзость», и, боюсь, теперь мне уже никогда не удастся реабилитировать себя в глазах маркиза де ***. Меня рекомендовали этому молодому пальмскому льву на самом высоком уровне, и я полагала, что могу воспользоваться предложенной мне каретой и посмотреть город. Это предложение было сделано в высшей степени любезно! Однако следующим же утром мне передали от него записку, не оставляющую ни малейших сомнений по поводу того, что я нарушила все возможные правила приличия. Поэтому я поспешила вернуть экипаж обратно, так и не воспользовавшись им.