Зима с Шопеном (сборник) - Жорж Санд

«То единственное на берегу, что привлекло мое внимание, оказалось развалинами некоего сооружения цвета темной охры, которые были окружены живой изгородью из кактусов. Это была крепость Сойер. Едва я успел сделать в своем рисунке несколько штрихов, как увидел четверых мужчин, решительно направляющихся ко мне. Выражение их лиц было скорее пугающим, чем приветливым. Оказалось, сделав зарисовку плана форта, я преступил законы королевства. И через мгновение этому форту предстояло стать местом моего заключения.

Мои попытки объяснить на испанском языке этим людям всю абсурдность их обвинения оказались неубедительными. Я вынужден был обратиться за помощью к французскому консулу в Сойере. Но, невзирая на оказанное им содействие, я продолжал оставаться арестантом на протяжении трех мучительных часов под охраной сеньора Sei-Dedos [«Шесть Пальцев»], коменданта крепости, истинного дракона Гесперид. [Геспериды (миф.) – дочери Геспера, прекрасные хранительницы золотых яблок. Геспериды жили в саду, в котором росла чудесная яблоня. Сад стерег дракон Ладон.] Несколько раз я испытывал искушение сбросить в море это подобие дракона, вырядившееся в свое обмундирование, с высоты его бастиона. Но каждый раз его внешний вид обескураживал меня. Если бы я обладал талантом Шарле, я бы скоротал время, изучая этот потрясающий типаж для своей будущей карикатуры. В конце концов я простил ему его слепое служение на благо отечества. Не было ничего противоестественного в том, что этот бедняга, не знавший иной радости, кроме как, устремив взор в морскую даль, затянуться сигарой, ухватился за предоставленный мною редкий шанс, чтобы хоть как-то скрасить свое однообразное существование. Позже, вернувшись в Сойер, я уже не мог без смеха вспоминать о том, как я недавно побывал врагом отечества и конституции» (из «Воспоминаний о путешествии художника на остров Майорка» Ж. Б. Лорана).

Глава II

Современное название острова Майорка (Mallorca) – это видоизмененное название Balearis Major («Главный» из Балеар), которое использовали в своем языке римляне и которым еще пользовался г-н Лоран; вместе с тем доктор Хуан Дамето, корифей майоркинской исторической науки, утверждает, что в древности он был известен как Clumba или Columba. Столица острова всегда именовалась как «Пальма», а не как «Майорка», вопреки широко распространенному среди географов мнению.

Из всего Балеарского архипелага этот остров самый большой, его земли самые плодородные. Все это свидетельствует о том, что некогда он был частью материка, низинные земли которого постепенно были затоплены водами Средиземного моря, а также о том, что в этом самом месте некогда соединялись между собой Испания и Африка; поэтому особенности обеих сочетаются в климате и природе острова. Он расположен на расстоянии приблизительно 25 лье к юго-востоку от Барселоны, в 45 лье от африканского побережья в его самой ближайшей точке, и, по моим подсчетам, в 95 или 100 лье от Тулонской гавани. Его площадь составляет 1234 квадратные мили[2], протяженность внешних границ – 143, расстояние между наиболее удаленными точками – 54 мили, минимальная ширина – 28. Население, которое в 1787 году составляло 136 000 человек, сегодня составляет приблизительно 160 000. Сегодня в Пальме проживает 36 000 жителей, а по сведениям на тот год проживало 32 000[3].

Температура неодинакова в разных частях острова. В равнинной части лето всегда знойное, но горная цепь, протянувшаяся с северо-востока на юго-запад (в том направлении, которое указывает на бывшую территориальную принадлежность острова одновременно и к Африке, и к Испании, и чьи самые далеко выступающие в направлении острова участки суши тоже свидетельствуют об этом), оказывает большое влияние на зимнюю температуру. По сведениям, предоставленным Мигелем де Варгасом, был случай, когда в январе, во время суровой зимы 1784 года, температура в районе бухты Пальмы упала до 6 градусов выше точки таяния льда по шкале Реомюра[4]. Несколько раз она поднималась до 16-градусной отметки, однако в основном температура составляла 11 градусов. Последнее из перечисленных показаний соответствует средней температуре. Именно такая температура как раз и держалась на протяжении почти всей той зимы, которую мы провели в горах Вальдемосы – одной из самых холодных точек на острове. Самыми суровыми ночами, когда толщина снежного покрова достигала двух дюймов, термометр показывал 6–7 градусов. К восьми часам утра температура поднималась до 9–10 градусов, а к полудню – до 12–14. Как правило, примерно в три часа, когда солнце для нас уже заходило, прячась за вершины гор, температура резко опускалась до 9 и даже 8 градусов.

Северные ветры здесь порой дуют с неистовой силой. Случалось, что зимние дожди бывали такими обильными и затяжными, каких мы во Франции даже не можем себе вообразить. В целом климат благодатный и щедрый на всей южной территории, обращенной в сторону Африки, которую заслоняет от сильных северных ветров горная цепь, протянувшаяся через среднюю часть острова, а также северный скалистый берег. Таким образом, поверхность острова имеет уклон с северо-запада на юго-восток, что делает судоходство невозможным на севере из-за многочисленных ущелий и скал, встречающихся сплошь, вдоль всего побережья – такого escaparda y horrosa, sin abrigo ni resguardo (…обрывистого и опасного, где невозможно укрыться или спастись от стихии. – Прим. ред.) (Мигель де Варгас), но в то же время делает его безопасным и надежным на юге.

Несмотря на часто случающиеся ураганы и суровость местности, в древности Майорку справедливо называли «золотым островом». Ее земли высокоплодородны, а произрастающие на них плоды имеют отменное качество. Местная пшеничная мука – это чистейший и превосходный продукт, который местные жители экспортируют в Барселону, где из нее выпекают белую, пышную сдобу, называемую pan de Mallorca, то есть «майоркинская выпечка». Та, более дешевая и более низкого сорта, мука, из которой майоркинцы выпекают свой собственный хлеб, – это привозная, галисийская или бискайская мука. Иными словами, в стране, богатой необыкновенными урожаями пшеницы, люди едят совершенно несъедобный хлеб. Не знаю, предусматривает ли действительную выгоду такой подход к вопросам торговли.

В своем отношении к делу, которое присуще фермерам наших центральных провинций с невысоким уровнем развития сельского хозяйства, проявляется вся их твердолобость и невежество. Эта же особенность в еще большей степени свойственна майоркинцам, которые, невзирая на все усердие, до сих пор имеют у себя сельское хозяйство в самой начальной стадии развития. Я не встречала другой такой земли, которая бы возделывалась столь педантично и в то же время столь малоэффективно. Жителям острова неведомы даже простейшие механические приспособления – все обрабатывается вручную. При этом все делается чрезвычайно медленно. Производительность ручного труда местных тружеников, на вид худощавых и немощных в сравнении с нашими, чрезвычайно низкая. Даже за полдня им не под силу вскопать столько земли, сколько нашим фермерам несложно вскопать за пару часов, а сдвинуть с места ношу, которую лихо вскидывает на плечо наш самый обыкновенный грузчик, здесь под силу только пятерым – шестерым здоровым мужчинам.

При полном отсутствии энтузиазма в своем отношении к делу, все майоркинцы хозяйственны и, судя по всему, умеют вести хозяйство хорошо. Как утверждают жители острова, они никогда не знали нужды. Однако, одаренные всеми сокровищами природы, под самым прекрасным небом, они, как это ни печально, влачат несравнимо более тяжелое и унылое существование, чем наши фермеры.

У большинства путешественников складывается ошибочное представление о жизнерадостности южных народов, чьи лица и яркие красочные костюмы они видят в солнечные воскресные дни и чьи безыдейность и недальновидность производят на них впечатление счастливой безмятежности деревенской жизни. Это заблуждение. Я раньше тоже заблуждалась на этот счет, но после того, как увидела Майорку, уже никогда более таких заблуждений не допускала.

Невозможно себе представить ничего более грустного и жалостного, чем умеющего лишь молиться, петь и работать крестьянина, неспособного мыслить. Его молитва – это тупо повторяемый набор слов, который никак не способствует исцелению его души. Его труд – это работа для мышц, облегчить которую он мог бы научиться, если б заставил работать свой мозг. Его песня – это выражение угрюмой меланхолии, которая одолевает его и о существовании которой он даже не догадывается, так же как и не замечает, насколько его песня поэтична по своему воздействию для нас. Если бы иногда этих людей не охватывала суета, которая разнообразит их вяло текущее существование, и не пробуждала бы в них желание потанцевать, все их местные праздники были бы целиком посвящены сну.