Путь оракула - Андрей Малютин

Через полчаса мы с отцом Сергием осторожно перелистывали страницы старинной книги, склонившись над столом.

– Вот, нашел. – Сергий водил указательным пальцем по строчкам.

Текст был написан на старославянском языке. Я не понимал через слово, что вслух произносил отец Сергий.

– Простите, батюшка, но я ничего не…

– Не волнуйся, Андрей, что нужно тебе, я переведу.

Произнеся еще несколько непонятных слов, отец Сергий наконец стал читать, сразу переводя:

«Пришел ко мне в скит человек. Был он солдат беглый, прятался. Звался Ефимий. Рассказал, что идет на юго-восток, искать страну заветную, какую обозвал Беловодскою. Причудилась она ему во сне. Будто бы ангел ему явился и указал путь туда. Много он мне рассказал про страну ту. С ним вместе идти предлагал (дальше пропуск, затертые буквы). Все мы ищем Бога, но не каждый находит. Пусть идет. Господь с ним». А вот еще. Запись через пять лет: «Видно, много людей поверило Ефимию, с которым я пять лет назад здесь говорил. Бегут люди от жизни тяжкой искать рай на земле, Ефимием обещанный. Вчера был у меня один ходок, тоже ходил Беловодье искать, а теперь домой возвращается. Ночлега попросил. Говорил о том, что люди деревнями целыми бегут. Рассказывал, какие опасности на пути в Беловодье поджидают.

<Вот идет человек, и вдруг видится ему, что повсюду корзины раскиданы. Но это не корзины, а грудные клетки человечьи и верблюдов, тех, что пали на тяжком пути. Если же сумел пройти через пустыню, увидишь город, но там прежде тебя чума прошла, кто не помер, озверел и ест человечину. В воротах города силки на странников стоят, как на зайцев. Поймают – съедят. Потом будет глиняный город, где бьются меж собой четыре царя. Один из них отобрал у своих подданных медную посуду, переплавил, отлил пушки и победил других правителей.

Есть на пути поселки покрытых паршой, а также селения прокаженных. Эти гонятся за путником и норовят его лизнуть. В любом месте могут схватить и бросить в подземную тюрьму. И будешь пластаться в рудниках. Как ослепнешь, выпустят. Какая теперь дорога. Так и возвращаются обратно. Ходят теперь, стучат под окошками, Христа ради просят. Но вот одолел наконец путник все напасти, а тут перед ним черные горы. Хорошо, что рассекает их щель, можно пройти. Однако и тут не слава богу. В отщелках уместились цари с войсками, идет у них нескончаемая война. Один царь заказал в Туле десятиведерный золотой самовар для пиров, а другой царь отбил самовар по дороге. Но самоварный кран успели доставить заказчику. Вот с тех пор и спор идет. Схватит владелец самовара странника: отвечай, какой царь теперь главнее, у кого самовар или у кого кран? Тот, понятное дело, говорит, что самовар главнее, куда кран сам по себе, что им затыкать? Царь и говорит: иди мол, знаток русских механизмов, во вражеский отщелок и там свидетельствуй. Поведут знатока, а навстречу под караулом другой идет, который уже другому царю показал, что кран-де главный механизм, а сам самовар с трубой и жаровней внутри – лишь прилагательный. Много беловодских путников на этом самоваре голову сложили >.

– Что ж, стало быть, так и не дойти до Беловодья? – поинтересовался я у ходока.

– Есть надежда, – говорил он. А потом словно кого-то цитировал: "Земли этой Беловодской только тот может достигнуть, кто душой и помыслами чист, кто всем желанием загорится обратно не возвращаться”.

– Вот и все, – отец Сергий закрыл книгу и посмотрел на меня вопросительно.

– Спасибо, батюшка. Что я могу для вас сделать?

– Куда теперь пойдешь? – не обратив внимания на вопрос, спросил батюшка.

– В Троицко-Печорск, там меня друзья ждут и начальник партии геологической. Влетит мне, что убежал от них с Иваном.

– На все воля божья. Иди с богом, – батюшка перекрестил меня, и я, попрощавшись, вышел в горницу, взял свои вещи и отправился в сторону дороги.

К вечеру я добрался до Троицко-Печорска. Там встретился с Игорем и Степаном, но ничего им рассказывать не стал. Упомянул лишь, что в селе проводника Ивана остановился один старец, который знает много легенд и сказаний местных. «Такого пропустить я не мог», – сказал я им. Они не стали тогда больше меня расспрашивать. Раз надо было студенту – это значит надо. Через два дня партия отправлялась в Сыктывкар, откуда самолетом, с пересадкой до Москвы. Поселились мы на эти дни в маленькой гостинице.

Отправился я искать местную больницу. Очень было интересно с врачом поговорить, что мальчишку, одного из двух покусанных бешеным волком, с собой увез.

Нашел я эту городскую больничку. Там и встретил того врача, в инфекционном отделении он работал. Был это мужчина лет двадцати восьми – тридцати. У него было вытянутое лицо с натянутыми на кончик тонкого, костлявого носа очками. Худой, как тростинка. Встретились мы с ним вечером, когда врач возвращался с дежурства, присели в больничном парке на скамье под липой, и состоялся меж нами разговор. Было пасмурно, и врач все время ежился при малейшем ветерочке. Он то и дело поправлял падающие на нос очки, пытаясь повнимательней меня рассмотреть.

– Так что вас интересует, молодой человек? – Врач поднял воротник и потер руки, предварительно подышав на них.

– Помните, доктор, вы как-то приезжали в одно село. Там были два мальчишки, которых волк бешеный покусал? Одного вы еще с собой увезли, а второй остался дома. Спасти его было невозможно. Поздно уж было.

Врач с тревогой посмотрел на меня. Даже перестал трястись.

– Простите, а вы кто? Вы не из…

– Да нет, я студент, геолог из Москвы. Меня зовут Андрей Зимнин. Так помните?

– Ну да, ну да, припоминаю что-то. – Врач опять в недоумении покосился на меня, натянув очки на глаза и придерживая их пальцем. – У мальчонки того шансов не было. Если первый, что был постарше и покрепче, мог кое-как бороться с инфекцией, то второй находился в терминальной фазе заболевания. Проще говоря, с минуты на минуту должен был умереть. А мое дело – живым помогать, кому еще помощь эта впрок пойдет. Поэтому я и сказал родителям правду. Нельзя было время терять. Надо было другого осматривать, может, у него шансы были. Так, значит, и получилось. Выходили мы его в отделении. Сейчас бегает, небось, и не помнит, что с ним за история приключилась. А что собственно?

– Да ничего, доктор, просто мальчик тот, что умереть должен был, жив остался. Вот я и хочу спросить, возможно ли такое? Правда, жив он остался, благодаря старцу одному и лекарству его чудодейственному, что родителям умирающего дал.

– Постой, постой! – Врач отпустил палец, и очки снова упали ему на нос, – этого не может быть. Лечения от бешенства еще не придумано. Есть сыворотка антирабическая, но она лишь в периоде инкубации помочь может. Если опоздал, не ввел ее, все, не спасти человека. А ты говоришь, живой. Может, напутал чего?

– Говорю, живой. Странный тот старец. Он и другу моему помог, когда его в лесу медведь подрал. От ран вылечил, без всяких лекарств.

– Подожди, – засуетился врач, – это разговор серьезный. Пойдем-ка ко мне домой, там все и расскажешь про старика своего волшебного. – Врач встал, поежившись, втянул голову в плечи и зашагал бочком по аллее. – Пойдем, пойдем, – он обернулся и махнул мне рукой, – холодно что-то сегодня в парке-то сидеть. Дождь еще начал. Вот тебе и август.

Я встал и пошел за врачом. Жил он рядом с больницей, в двух кварталах, поэтому через 15 минут мы уже сидели на кухне у врача дома.

– Поставь чайник, – попросил он, – я сейчас.

Пока я искал спички и включал газ, врач вернулся из комнаты с большой книгой в руках. Он сел за стол и начал листать ее. Я смотрел на него внимательно и пока ничего не понимал.

– Что это у вас? – поинтересовался я.

– Значит, говоришь, жив остался. Вот, на, почитай. – Он подвинул книгу к краю стола, ближе ко мне.

– Бешенство, – прочитал я вслух. – Острая вирусная болезнь, возникающая после попадания на поврежденную кожу слюны инфицированного животного… Инкубационный период длится от семи дней до года (чаще 1–3 месяца). Что такое инкубационный период?

– В том-то все и дело. Это период накопления и внедрения вируса в ткани-мишени. В первую очередь, это нервная ткань. Длится он до первых клинических проявлений, стадии предвестников, когда появляется зуд, тянущие боли в области укуса или ослюнения. Именно в периоде инкубации находился тот мальчик, что постарше. Ему повезло. Ты читай, читай дальше.

– Понятно, – кивнул я головой. – Смерть наступает через 12–20 часов после появления параличей. – Я поднял голову и посмотрел на врача. – Когда вы пришли, мальчик был парализован, так мне рассказывали.

– К сожалению, это так.

– После появления первых клинических симптомов спасти больного не удается, – прочитал я дальше и закрыл книгу.

Врач сидел с удовлетворенным видом, явно давая понять мне, что я полчаса назад нес полную ахинею.

– Вы, молодой человек, должны понять, что сделать что-либо было невозможно. И потом, вы видели это своими глазами? Вы видели этого мальчика?