Старый английский барон - Клара Рив

Старый английский барон

СТАРЫЙ АНГЛИЙСКИЙ БАРОН

Готическая повесть

Посвящение миссис Бриджен

СУДАРЫНЯ,

«Английский барон» в своем новом издании просит позволения выразить вам признательность за помощь и покровительство, коим он обязан весьма многим.

Вы встретили его появление на свет благосклонным взором, вопреки множеству опечаток и искажений первого издания. Вы освободили его от этих недостойных одежд и помогли облачиться в изящный и красивый наряд.

Вы сделали для него еще больше. Вы обременили себя исправлением ошибок первого издания; одним словом, вы придали произведению все те достоинства, кои позволили ему снискать благосклонность и одобрение читателей.

Автор не может вполне насладиться своим успехом, не указав, кому в значительной мере обязан им.

Вы, сударыня, как и подобает дочери Ричардсона{1}, более стремитесь заслужить признательность благодарного сердца, нежели принимать ее выражения. Вам нет причины подозревать меня в лести, разве что в тщеславии, каковое можно усмотреть в суетном желании перед всем светом назвать вас покровительницею и другом

весьма обязанной и преданной вам,

                                    СУДАРЫНЯ,

                                                     Клары Рив.

1 сентября 1780 года

Титульный лист «Поборника добродетели» — первого издания «Старого английского барона» (1777)

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Поскольку эта история, хотя и не нова, не следует торным путем, необходимо указать на некоторые обстоятельства, которые прояснят ее замысел и, стоит надеяться, побудят читателя к столь же благоприятному, сколь и справедливому отклику на настоящее произведение.

Эта повесть — литературный отпрыск «Замка Отранто», она написана на тот же сюжет в стремлении соединить всё наиболее притягательное и интересное, что свойственно старинному рыцарскому сказанию и современному роману{2}, однако она обладает собственными особенностями и манерой изложения, отличающими ее от того и от другого: она названа «готической повестью», поскольку рисует картину готических времен и нравов{3}. Все страны и эпохи услаждались вымышленными историями: варварские — устными, более цивилизованные — написанными; и хотя иные весьма умные и ученые особы отвергают их без разбору{4}, я осмелюсь утверждать, что даже те, кто, зная их в одном виде, всегда подчеркивал свое к ним пренебрежение, примут и одобрят их в другом виде.

Так, например, человек может восхвалять и просто обожать эпические поэмы древних и вместе с тем презирать и клясть старинные романы, которые есть не что иное, как эпос в прозе{5}.

История представляет нам человеческую природу, какова она есть в жизни — увы, сколь часто она являет грустное зрелище! — тогда как роман показывает только приятную сторону картины, открывая одни лишь привлекательные черты и набрасывая вуаль на несовершенства. Что ж, людей манит всё лестное для их тщеславия, и это естественно, однако тщеславие, подобно другим слабостям человеческого сердца, можно обратить на благие и полезные цели.

Не отрицаю, свойствами этого жанра можно злоупотребить, и тогда он послужит к развращению нравов и обычаев общество. Но то же можно сказать и о поэзии, и о драме, и о любом произведении искусства, и это ничего не доказывает, кроме справедливости старой поговорки, недавно снова введенной в оборот модными ныне мыслителями: «Всякая палка о двух концах»{6}.

Задача романа состоит в том, чтобы, во-первых, вызвать интерес, а во-вторых, направить его на полезные или хотя бы безобидные цели. Счастлив писатель, добившийся, подобно Ричардсону, того и другого, однако вполне удачлив и достоин похвалы тот, кто достиг лишь первого, доставив развлечение читателю!{7}

Теперь, приоткрыв свой замысел, я прошу читателя вернуться к «Замку Отранто» — сочинению, которое, как уже было отмечено, являет собою попытку соединить разнообразные свойства и достоинства старинного рыцарского эпоса и современного романа. Для достижения этой цели необходима известная мера чудесного, чтобы пробудить заинтересованность, некоторое количество картин подлинной жизни, чтобы придать произведению правдоподобие, и определенная доля трогательного, чтобы завладеть сердцем читателя.

Упомянутая нами книга превосходно отвечает двум последним условиям, но в том, что касается чудесного, обнаруживает излишества. Ее начало очень сильно волнует воображение, повествование ведется искусно и продуманно, характеры великолепно очерчены, а поступки персонажей обоснованы, слог отточен и изящен, — и тем не менее, несмотря на все эти бесспорные достоинства произведения, ум быстро пресыщается (хотя и не пресыщается слух), и причина тому очевидна: избыток средств губит эффект, для создания коего эти средства предназначены. Если бы автор удержал повествование хотя бы на грани правдоподобия, необходимый эффект был бы сохранен и при этом нисколько не пострадала бы ни одна из мелких подробностей, призванных вновь и вновь возбуждать читательское любопытство.

Например, мы можем помыслить и допустить явление призрака, мы даже готовы смириться с заколдованным мечом и шлемом, но при всем том необходимо, однако же, держаться в известных пределах вероятного. А тут меч такой величины, что нужна сотня человек, чтобы поднять его;{8} шлем своей тяжестью проламывает настил во дворе замка, образуя проход в сводчатую подземную галерею, достаточно широкий, чтобы по нему мог пробраться человек;{9} портрет выступает из рамы;{10} призрак-скелет является в одеянии отшельника{11}, — словом, когда ваши ожидания достигают наивысшей точки, эти подробности своим явным несоответствием действительности убивают игру воображения и вызывают смех вместо интереса. Я с удивлением и досадою замечала, как развеивается очарование, которое так хотелось сохранить до последней страницы. В сходных чувствах признались мне также некоторые читатели книги, красоты коей столь многочисленны, что мы не в силах смириться с изъянами, желая видеть ее совершенной во всех отношениях.