Командиры седеют рано - Карпов Васильевич

Старшина замолчал, дрожащими пальцами разминая новую папиросу. Молчал и Паханов, пораженный услышанным.

– Вот так, брат, - тяжело вздохнул Озеров и направился в дальний угол перебирать запчасти.

Жорка пошел в роту. Рассказ старшины просто обжег его сердце. Если бы случилось такое с ним, он их зубами рвал бы…

А вечером Паханов сам подошел к Озерову в курилке, когда тот пришел с гитарой, и сел рядом. Слушал песни старшины и думал - только он один знает, почему у Озерова все песни получаются грустные.

Паханов в автомобильной роте прижился.

Капитан Петухов, спокойно поразмыслив, понял, что от него хочет командование полка. К тому же он знал, что Ветлугин и Миронов тоже не выпускают его подопечного из виду. Если же полковнику случалось встретиться где-либо со строем автороты, на разводе или по пути в столовую, Миронов непременно отыскивал глазами в строю Паханова и, встретив его взгляд, будто напоминал ему: «Держись, Жора!»

Сближение Паханова со старшиной Озеровым полковник очень одобрил. Секретарь комсомольской организации Клименко, следуя указаниям замполита, строго следил за тем, чтобы Паханов регулярно посещал политические занятия, беседы и информации. Сначала Жорка зевал на этих занятиях. Все ему было непонятным и ненужным. Но постепенно втянулся. Его стали интересовать победы наших спортсменов. Увидев в учебных кинофильмах действие атомных бомб, Жорка заволновался: что же делают люди для того, чтобы эти бомбы вдруг не начали падать им на голову?

Так Паханов дослужил год, в конце которого ему предстояло сдать экзамен на права водителя.

В день, когда был назначен экзамен в Госавтоинспекции, Паханов очень волновался. Он надел парадный мундир, начистил сапоги. Старался выглядеть независимым. Но суетливость, ненужные движения выдавали его.

– Не волнуйся. Ты же все знаешь! - подбадривал сержант Клименко.

Паханов доверчиво смотрел на него, но успокоиться не мог. Наконец он не выдержал, пошел на склад к Озерову. Старшина, как всегда, что-то перекладывал, протирал, записывал. Паханов нерешительно остановился на пороге.

– Чего ты, Жора?

– Слушай, сходи со мной в это ГАИ.

Старшина знал, что Паханов должен сдавать экзамены, об этом был разговор накануне.

– Как живая шпаргалка? - пошутил Озеров.

– Не в этом дело, - сказал Жорка. - Непривычно мне как-то с ними одному. Не по себе.

– Ты про кого?

– Ну, про милицию…

Поняв, в чем дело, старшина вымыл руки, переоделся и, весело взглянув на Жорку, сказал:

– Идем.

В помещении автоинспекции на скамейке около большой двери, ожидая очереди, сидели экзаменуемые.

Когда вызвали Паханова, с ним зашел и Озеров. Старшина был знаком в городке с очень многими. Знал, конечно, и милицию. Он подошел к лейтенанту, сидевшему за столом, отдал честь и заговорил с ним о чем-то легко и свободно.

Жорка озирался, постепенно успокаиваясь. Здесь был такой же класс, как в автороте, только деталей поменьше - самое необходимое. В центре комнаты стоял макет города со всеми хитросплетениями улиц и перекрестков, которые должен преодолевать шофер.

– Бери билет, солдат! - громко сказал лейтенант.

Жора выбрал белый квадратик и быстро прочитал вопросы.

– Можешь подойти к стендам и деталям!

У Паханова все внутри дрожало. С трудом собрал мысли. А найдя нужные узлы, вдруг почувствовал себя спокойнее. И вопросы оказались знакомыми. Пока готовился к ответу, слышал, как Озеров что-то быстро-быстро говорит лейтенанту, а тот однословно рокочет:

– Понятно!… Понятно!…

Жорка отвечал хорошо. Только голос был незнакомо глухим.

Лейтенант дружелюбно хлопнул его по плечу. А у Жорки перехватило дыхание от испуга.

– Чего же ты, хлопчик, тушуешься?! Все знаешь хорошо! Ставлю тебе «четыре». Ну-ка, давай теперь по правилам уличного движения.

На обратном пути Жорка, расстегнув крючки на вороте, коротко спросил Озерова:

– Зайдем выпьем?

– Газировочки?

– Да нет. В честь сдачи. Обмыть надо. Старшина покачал головой, и Жорка насупился. Надолго замолчал. Обиделся.

Но Озеров сказал:

– Приходи вечерком ко мне на квартиру. Посидим за чаем. Культурно.

И Жорка просиял.

Паханов украдкой любовался красной книжечкой, которая состояла из двух обложек, недаром водители ее называют «корочки». Жорка смотрел на свою фотографию, на узорчатую бумагу - и чувство гордости распирало его. Как-никак, а это был первый в его жизни не липовый - заработанный документ. И не просто документ - профессия!

При очередном разговоре с полковником Мироновым командир автороты сказал:

– Все же я боюсь доверить Паханову машину. Мутный он для меня. Не вижу его мыслей.

– А вы закрепите за ним строевую, - посоветовал Миронов.

– Что вы, товарищ полковник, сразу новую машину давать! - возразил капитан.

– Да-да, нужно посадить именно на строевую, - подтвердил командир полка и посмотрел на капитана: неужели не понимает?

Лицо Петухова вдруг посветлело, он заулыбался.

– Я вас понял, - весело сказал капитан. - Все понял. Строевая машина стоит себе под навесом. Выходит только по тревоге, вместе с остальными. Всегда или в колонне, или в парке, одиночкой строевые машины не ходят.

…Жорка обошел грузовик и остановился зачарованный. Машина новая. Краска зеркально блестела. Покрышки неезженые - весь узор на них четкий, еще даже не запачканный. Передние и боковые стекла закрыты плотной бумагой, чтобы не выгорала внутренняя обшивка кабины от сильного южного солнца.

Капитан Петухов разъяснял:

– По тревоге вы подгоняете машину к складу боеприпасов. Двигаться будете вот за этой - двадцать пятой. Сегодня пройдете по дороге, которая ведет к складу. Посмотрите ее, изучите подъезды.

Капитан ушел. Паханов залез в кабину. В кабине было прохладно и сумеречно, пахло новым дерматином. Он был счастлив.

13

Однажды ночью в казармах задребезжали звонки, загорелись красные лампочки. Тревога. Сотня парней одновременно вскакивает с постелей, торопливо одевается. Разбирает оружие и бежит по своим местам. И все это в полном молчании. Лишь изредка звучат короткие команды сержантов. И в Жорке шевельнулось чувство, похожее на гордость, - как же, и он участник этого продуманного порядка!

В парке гудели моторы. Автомобили осторожно, чтобы не зацепить друг друга, выбирались за ворота. Паханов зорко следил за соседом. Когда из-под навеса выехал 25-й, Жорка включил скорость и потихоньку дал газ. Машина послушно двинулась с места. Паханов вел ее с гулко бьющимся сердцем. Новый мотор мурлыкал ровно и мягко.

Около склада было шумно. Ящики со снарядами выплывали по громыхающей ленте из утробы подвала и, подхваченные солдатами погрузочной команды, съезжали в кузова машин.

Жоркин грузовик скрипел новыми рессорами и заметно проседал под тяжестью. Жорке стало жаль машину, он утешал ее: «Ничего не поделаешь, брат, - тревога».

На марше думать было некогда. Машину обволакивала густая завеса пыли. Впереди идущая 25-я то исчезала в пылевом облаке, то борт ее неожиданно обнаруживался перед самым радиатором, и тогда Жорку обдавало холодным потом. Он, проклиная пыль, всматривался в ее густые космы так, что кололо веки.

К рассвету полк вышел в назначенный район. Нужно было маскироваться. Шоферы взялись за лопаты. Ох, нелегко выкопать котлован для такой махины! Спешили. Жорка, не привыкший к такой тяжелой работе, через час набил на руках кровавые мозоли. Но все рыли - и он рыл, скрипя от боли зубами.

К нему подошел Озеров.

– Перекури, Жора.

Паханов размазал по лицу пыль и пот, сел на подножку рядом со старшиной. Когда Жорка трясущимися пальцами брал папиросу, Озеров увидел, во что превратились его руки.

– Ты покури, а я покидаю.

– Не надо, - возразил Жорка.

– Размяться хочу. Затек весь, пока ехали.

Старшина взял лопату и неторопливо, размеренно стал кидать землю из котлована.

«Бои» шли где-то впереди. Там, в вихре атак, ударов «атомных бомб», в смертоносных дождях радиации, командир полка руководил «боем». За все учения полковник Миронов побывал в тылах один раз и заехал в автороту на несколько минут. Поговорив о делах, Миронов спросил капитана Петухова:

– Как Паханов?

– Держится. Укрытие вырыл. Из сил выбился, но вырыл. Озеров ему помогал.

– Хорошо. Вы Паханова обязательно поощрите. Нужно постепенно закреплять то, чего он добился. Поощрения, товарищ Петухов, очень сильный фактор: они не только отмечают сделанное, но и стимулируют на будущее. На хорошее подталкивают, от плохого удерживают.

Миронов, увидев Паханова, подозвал его к себе:

– Как, Жора?

– Ничего.

– Командир роты тобой доволен.

Жорка нахмурился. Не было такого в жизни - никогда его не хвалили!

– Ну, воюй, - тепло сказал Миронов. - Желаю тебе успеха. - И уехал.

А после учений, делая разбор действий роты, Петухов отметил многих. Неожиданно для Жорки он назвал и его фамилию, приказал выйти из строя.