Трилогия садизма: Одиночество. Деструктивность. Любовь - Игорь Озёрский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Психоанализ
Современная проблема индукции
Часть четвёртая
«И меня больше нет. – Его глаза, ещё секунду назад ничего не выражавшие, сейчас источали боль. – На тот момент мне показалось, что я утратил всё. Люди говорят: «Как камень с души…», но мне показалось наоборот – как камень на душу; гигантский серый булыжник придавил всё моё естество к земле. Было тяжело дышать…» Он вдруг замолчал, наверное, слова комом застряли в горле. Откровения даются нелегко. Взяв со стола пачку Parliament, он достал сигарету. Иногда люди закуривают во время разговора, чтобы дать себе время обдумать свои следующие слова. Это был именно такой случай. Он медленно покрутил сигарету в руках, не спеша поднёс к губам и закурил. Едкий запах табака моментально заполнил комнату.
«Одна жизнь умирает, – продолжил он, – чтобы дать начало новой жизни. Это цикл. Это Закон. Тот булыжник убил меня, это было быстро и безболезненно. Но это лишь потому, что я не стал сопротивляться. – Ухмылка исказила его лицо. Он врал. – Мы все не раз умирали. Смерть души – довольно частое явление». Здесь я с ним не могу полностью согласиться, так как то, что он называет смертью души, – не более чем защитная реакция. Сознательное и бессознательное. Спрятав эмоцию, ты от неё не избавляешься.
«Мой дух мог бы стать святым духом, если бы все жертвы, приносимые им, были для других, а не ради самого себя. Иисус был мучеником, по крайней мере, так он себя преподнес – ради толпы. Я тоже был им, но ради себя. Но не важна причина, реально только следствие – смерть души; когда чем-то жертвуешь – ты это теряешь. Жертвуя собой – теряешь себя. Жертвуя временем – теряешь время. Жертвуя чувствами – теряешь душу». – Это называется подмена понятий. В то же время яркий пример софизма. Он – юрист, великолепный оратор, мастер своего дела, человек, обожающий своё ремесло; желает рассказать правду, но настолько сильно стыдится её, что либо чего-то недоговаривает, либо просто лжёт.
«Тот инцидент на площади… это был крик отчаяния, крик души. Моя боль не раз становилась мне уроком. В этом мире существует равновесие, оно так идеально сбалансировано, что ни одно наше движение не остается без последствий. Я источаю всё самое плохое, я, как прибой, только вместо морских волн – боль, отчаяние и ненависть. Они исходят из меня, иных лишь обдав брызгами, а кого-то накрывая с головой». – Говорят, глаза – зеркало души. Не открою тайны, если скажу, что слова – тоже. Его речи настолько темны, что мне порой страшно находиться рядом с этим человеком; он – чёрная дыра.
Ленточный червь
Он жрёт нас изнутри
…такая тихая морозная ясность – я просто в шоке!
Во мне как будто что-то вспыхнуло и сгорело, не оставив даже пепла… Может, это была душа?
Возможно, это и вправду была душа – наша общая, – выросшая на лжи и разжиревшая от самообмана; огромный солитёр[7], копошащийся в человеческих кишках. Но мир дрогнул не один раз – мы падали, бились в агонии, впадали в истерику: так сильно до сих пор болят кулаки от столь частых ударов о ненасытную нашим горем землю.
Осознать можно всё, но проглотить это осознание и отдать на корм червю невозможно. Солитёр сожрёт нас изнутри.
– Бандерлоги, хорошо ли вам видно?
– Мы видим, Ка-а…[8]
Горечь незабываема и в то же время сексуальна, она прельщает нас своей откровенностью и ничтожностью – гадостное, паразитирующее ощущение. Обмазанное маслом и грязью тело, подающееся на серебряном подносе, – подчинение и унижение, BDSM[9] души.
– Подойдите ближе…
– …ещё ближе.
Каучуковое сердце, пронизанное тонкой и длинной иглой, – в этом все мы, именно таков образ нашего ничтожества, который сегодня выдается за эталон. Печать и штрих-код – клеймо двадцать первого века. Человечество пронумеровано, апогей двойных стандартов – каждый инквизитор и каждый еретик. Раскалённые клещи плачут по нам, но свинец ещё не закипает в горле.
Каучуковые глаза – водонепроницаемые и слепые. И мы стали такими беззащитными – из-за чего и зачем живём, давно уже забыли, а чего-то нового ещё не придумали. Это центр, но в центре – пропасть, уже поздно куда-либо идти, можно лишь подготовиться к падению. Оно будет великолепно, но так же бессмысленно, как танец втроём. Всё ради грёбаного наслаждения – экстаза.
«Осколки бытия», часть 1
Несущие смерть умирают тоже
Последняя дань скорпиону
Самое человеческое, слишком человеческое…
Мощные капли дождя били по стёклам, то и дело сверкала молния; лишь я один знал, отчего в такую тёплую майскую ночь бушует гроза…
Он лежал неподвижно. Его хвост, обычно загнутый в форме серпа, сейчас лежал неподвижно. Клешни были сомкнуты, как будто он последний раз с силой сжал их перед смертью, словно пытаясь не упустить жизнь, делая всё возможное, чтобы остаться в этом мире.
Я никогда не видел, как он дышит, но теперь я точно знал, что этого уже никогда не произойдет.
Каким мягким теперь мне кажется его панцирь…
Скорпион был мёртв, а я не знал, что мне делать: хоронить его или нет, брать его в руки или не трогать. Лапки скорпион поджал под себя… Наверное, он умер с миром.
Его тело казалось спокойным и как-то немного робко лежало на искусственной траве; куда же пропала вся его сила, вся его ярость?
И да, я понимаю, почему на улице гроза; когда наступала ночь, скорпион начинал яростно бить своими мощными хитиновыми клешнями о стенки террариума, он бил со всей силы, и тихий звон стекла разносился по комнате. Этот звон и был его сердцебиением, по крайней мере, для меня.
Ядовитое жало оставалось неподвижным, и как бы я хотел обменять его смерть на сильнейший укус и столовую ложку скорпионьего яда, ибо я не знаю, что послужило ядом для него.
Я оплакиваю его и прошу у него прощенья, если это я стал виной его смерти. Прости меня, скорпион, прости и покойся с миром. Прощай, мой любимый зверь… Я любил тебя.
Из заметок арахнолога
«Осколки бытия», часть 1
Психоанализ
Современная проблема индукции
Часть пятая
«Мне не хочется сегодня говорить. Да и никогда не хотелось». – Его слова – провокация. Я игнорирую их. В любом случае он будет говорить, не говорить он не может. Но я не должен ни о чём его спрашивать, он должен всё сказать сам – то, что хочет, именно в этом, вероятно, и кроется его разгадка.
«Мы должны дать ответы на все поставленные перед нами вопросы. Это не сложно – схема довольно простая, она логична и последовательна. Да только попробуем добавить немного истины. Именно! – её нет. Мы дадим ответ на всё вопросы, да только проверить их правильность не сможем. Я и сам не скажу точно, true or false…» – я думаю, что понимаю, о чём он говорит; скорее да, чем нет. В целом суждение верное, но в то же время ошибочное. Он считает, что на ряд вопросов невозможно дать ответ в силу подсознательного самообмана. Такое возможно, я бы даже сказал, что это очень частое явление. Но на самом деле получить честный ответ можно. Я могу. И уверен – он это знает.
«Ставим вопрос целесообразности. Жить, как живёшь, или жить достойно? Можно быть достойным или просто жить, как вздумается. Мы не растения, но также можем вянуть и не умирать. Вот и ответ на вопрос касательно целесообразности. Я не хочу жить мёртвым, я хочу жить живым. Жить достойно и быть достойным. Но для этого нужно знать себя и понимать. Если в вас что-то сломалось, нужно искать причину поломки и устранять её». – «Свыкнется, слюбится» – почему-то именно эта фраза пришла мне в голову после услышанного монолога. Он сидел напротив в большом кожаном кресле. Он был очень бледен; не такой, как все, казалось, он совершенен. Наверное, это совершенство и губит его.
Ему нужны ответы, которые он таит в себе. Уверен, он и сам может их найти, но, видимо, не хочет быть в это время один. Возможно, я ошибаюсь.
Деструктивность
Как забыть о наваждении и прикурить от ядерного реактора
Кто-то чихнул. Он пожелал здоровья. В ответ пожелали смерти.
Сообщений нет. Я буквально растоптан происходящим. Это взрыв вулкана, обрушивший на мою голову череду ужасных воспоминаний. Внутри меня хаос. Больше всего я сейчас похож на ядерный реактор: реагенты смешались, да не те, что надо. Жизнь – нить. Её даже незачем обрезать, она и так болтается, как порванная струна на гитаре. Гитары нет. А если бы и была, то какой в ней смысл? Гитарист мёртв. Вместе с бас-гитаристом и барабанщиком. Остался только вокалист.
Едкий дым обжигает лёгкие. Пара глотков скотча с утра плюс антибиотики, дабы смирить внутренних демонов, но сейчас у них ланч. У нас у всех ланч. Когда он начинается, всё остальное прекращается. Даже процессы в ядерном реакторе. В эти секунды он точно не взорвётся.
