Голодные игры: Из пепла (СИ) - Ясинская Яна

Сальная Сэй печёт оладья. Я завариваю травяной отвар. Питу, похоже, стало немного лучше. За ночь жар спал, поэтому  прежде, чем я успела отнести ему завтрак в спальню, он сам спустился к нам на кухню.

Видели бы вы удивлённое лицо Сальной Сэй, при появлении Пита в тёплой пижаме. Спасибо, что ещё хоть промолчала.

- Пит заболел, - мимоходом объясняю я.

Словно в доказательство моих слов, Пит закашливается. Бухает он изрядно, и мне это совсем не нравится. Вспоминаю про список лекарств, которые накануне продиктовала мне мама. Отдаю листок Сэй.

- Сможешь купить? Мама сказала, это должно помочь.

Сальная Сэй кивает. Она понимает, что я не пошутила насчёт болезни Пита. И список лекарств тому доказательство.

- Чему удивляться, столько часов под ледяным дождём на крыше проторчал, - ворчит она.

Затем мы втроём, молча, завтракаем. После завтрака Пит порывается помыть посуду, но я отправляю его наверх. Пусть и дальше отлёживается. Сальная Сэй вопросительно смотрит на меня.

- Что?

- Да так. Ничего.

Сэй уходит, прихватив список лекарств. В доме снова наступает тишина. Но уже какая-то другая. Постепенно начинаю понимать, что тишина бывает разная: есть тишина от одиночества, а есть тишина от покоя на душе. И сегодня впервые за долгое время я ощущаю именно её.

Поднимаюсь на второй этаж. Пит лежит в кровати, читает книгу. Замечает меня, отрывается от чтения

- Поваляешься со мной?

- Почему бы и нет, - думаю я, но вместо этого сухо отвечаю, - нет, спасибо. У меня ещё много дел.

И ухожу. Сама не знаю почему.

После обеда приносят лекарства. Но не Сальная Сэй, а Айлин.

- Тётушка сказала, Пит заболел. Можно его навестить?

Забираю пакет с лекарствами.

- Нет, - и довольно резко закрываю перед раздосадованной Айлин дверь.

Выкладываю лекарства на стол. Начинаю в них разбираться. Почти сразу запутываюсь в названиях.  Звоню маме, на всякий случай уточняю дозировку. Да… Доктор из меня ещё тот. В этом деле главное окончательно не угробить Пита своим лечением.

Пит оказывается на редкость послушным пациентом. Лекарства принимает безропотно. Иногда, правда, острит, на тему того, что за последние полгода он «наелся» этих медикаментов выше крыши. Что правда, то правда. О том, какими препаратами и в каком количестве пичкали его капитолийские доктора, когда вводили его в состояние охмора, я даже не хочу думать. Вдобавок, подозреваю, что выводили Пита из охмора не меньшим количеством лекарств. Это ещё удивительно, как его организм выдержал такую «медикаментозную» атаку. Думаю, решающую роль здесь сыграло то, что Пит молодой и сильный. Иначе точно бы загнулся.

После обеда Пит решает подремать. Удобно устраивается на моих подушках. Демонстративно зевает. Не выдерживаю – зеваю в унисон. И на всякий случай злюсь на смеющегося Пита. Его предложение завалиться к нему под бок с каждой минутой становится всё более заманчивым. Но я держусь. Пытаюсь изобразить, что мне всё равно, что он тут без меня на кровати валяется. Но получается, по-моему, плоховато. Пита это откровенно развлекает.

И только сейчас до меня доходит, что во всём этом утре было изначально не так. Впервые за все эти месяцы я… выспалась. Этой ночью не было уже ставших привычными леденящих душу кошмаров. Я не была на арене, меня не звали мертвецы. Я просто спала, погрузившись в сладостное забытьё. Ещё одно подтверждение моей теории: Пит и есть моё самое лучшее лекарство от душевной боли.

Чтобы не сидеть весь день дома, пока Пит спит, я решаю прогуляться часок – другой. Беру лук и стрелы, надеваю поверх куртки Цинны, отцовскую, и иду в лес. Проходя через разрытую Луговину, стараюсь не смотреть, как в братскую могилу скидывают, привезённую на тачке, очередную порцию человеческих костей.

Чьи это останки? Доброй милой Мадж? Отца Пита. Нет! Прочь! Прочь все эти мысли!

Замечаю, что трачу значительно больше времени, чтобы дойти до любимой опушки. Мешает слабость и частое сердцебиение. Скорее всего, это побочное действие тех антидепрессантов, которыми меня накачивали в Капитолии, после того как я умудрилась у всех на глазах застрелить президента Коин. До сих пор поражаюсь, как мне это сошло с рук?

Устраиваю перевал на привычном месте. Это так странно: природа вокруг меня почти не изменилась. Она такая же, как год, два назад. Вот только я стала совсем другая. Да и жизнь сильно изменилась. О прошлом напоминает лишь незатейливая мелодия «Висельника», которая с пугающей быстротой разносятся по лесу благодаря сойкам-пересмешницам. Видимо, кто-то из рабочих напевал её, когда хоронил останки земляков на окраине леса – на Луговине.

Холодает. Делаю глоток из старой фляги. Горячий чай обжигает. Убираю флягу в дорожную сумку, встаю. Надо идти. Хочу успеть подстрелить какую-нибудь дичь. Мама сказала, что Питу полезен наваристый бульон.

Охота идёт не очень. Я трачу два часа, чтобы подстрелить одну единственную куропатку и уже затемно возвращаюсь домой, где у порога меня встречает встревоженный сердитый Пит.

- Где ты была?! Я уже собирался идти тебя искать!

- На охоте, - опешив от такого напора, отвечаю я, показываю Питу куропатку. – Мама сказала, тебе нужен бульон.

Бледный, всё ещё сердитый Пит отходит от меня. Садится за стол спиной ко мне.

- Я не понимаю, почему ты так на меня злишься?

Чуть помедлив. Тихо...

- Потому что боюсь тебя потерять.

Пит встаёт и уходит наверх.

Какое-то время я просто стою в коридоре. Затем иду на кухню. Оставляю там дичь. Переодеваюсь в комнате мамы. Готовлю ужин. Уговорами и угрозами заставляю вновь разболевшегося Пита хорошо поесть. Слежу, чтобы он принял лекарство. На этот раз уже без розового сиропа. Лишь затем позволяю себе немного расслабиться: почувствовать, как же я устала за этот бесконечно длинный день.

Снова иду в мамину спальню, принимаю горячий душ, который расслабляет ноющие мышцы, отвыкшие от больших нагрузок. Переодеваюсь в длинную тёплую ночнушку. Хочу сразу юркнуть в холодную узкую мамину кровать, но всё же решаю прежде  заглянуть к Питу. Проверить ещё раз, всё ли с ним в порядке и пожелать спокойной ночи.

В спальне полумрак. Пит ещё не спит. Пытаюсь понять, сердится ли он ещё на меня.

- Как себя чувствуешь?

- Вроде нормально, - Пит с интересом рассматривает мою длинную ночнушку. Несколько смущаюсь от его взгляда, при этом про себя радуюсь, что ночнушка сшита из плотной фланелевой ткани - не просвечивает.

- Спокойной ночи, - разворачиваюсь, понимая, что мне пора уходить.