Голодные игры: Из пепла (СИ) - Ясинская Яна

- Как дела?

- Нормально.

- Ужинать будешь?

- Буду.

Знаю, прогресс не велик, но это уже хоть что-то. Особенно на фоне нашего будничного молчания. Но с другой стороны, каждое утро, несмотря ни на что, Пит с завидным упорством приходит ко мне, принося свежевыпеченный хлеб и мои любимые сырные булочки. Сальная Сэй кормит нас завтраком. Хотя… Уже начинаю допускать мысль, может, он приходит сюда не из-за меня, а из-за завтрака? Самому готовить лень?

Нет! – отметаю мысль.

Пит отличный кулинар. И если  уж у него хватает сил каждое утро печь для нас хлеб и булочки, то ту же яичницу он вполне в состоянии себе пожарить сам.

Сальная Сэй уходит ближе к обеду. Пит идёт к себе. В доме становится тихо и пусто.

Я уже ненавижу эту тишину. Раньше, в дистрикте 13 я специально пряталась в подсобке, чтобы меня оставили в покое. У меня было дикое желание побыть одной. Сейчас же ловлю себя на мысли, что сыта одиночеством по горло. Мне не хватает звука шагов Пита по коридору, голоса мамы, зовущей из кухни обедать, звонкого смеха Прим, играющей с нахальным Лютиком.

Откуда-то снизу раздаётся пронзительное и настырное: «Мяу!» Облезлый Лютик трётся у моих ног. Это так странно – после смерти Прим мы с этим противным кошарой стали почти друзьями.

Беру Лютика на руки, спускаюсь в зал, по дороге отмечаю, что крыша больше не течёт. Пит мастерски её залатал. И где он только этому научился? Как мало я всё-таки знаю о Пите – мелькает в голове.

Мы с Лютиком приземляемся на диване. Включаю телевизор. Но не для того, чтобы посмотреть, а просто, чтобы создать иллюзию жизни в доме. На экране мелькают кадры из Дистрикта 2. Журналистка берёт интервью у Гейла. Сальная Сэй была права: Гейл, похоже, стал большой шишкой. Улыбаюсь и… переключаю канал. Словно перелистываю прошедшую страницу своей жизни.

До ужина осталось 15 минут. Обычно мы садимся за стол в семь. Сальной Сэй сегодня не будет – приболела внучка. Поэтому с утра она опять наготовила мне на два дня вперёд. Накрываю на стол. Ставлю две тарелки. Сажусь и жду Пита. Но он почему-то всё не приходит.

Полвосьмого.

Начинаю волноваться. Не выдерживаю. Звоню по телефону.

- Ужинать будешь?

- Да. Сейчас приду.

Кладу трубку. Хмурюсь. Голос у него какой-то странный.

Как только Пит появляется на пороге, я сразу понимаю, что что-то не в порядке. Вид у него, мягко говоря, неважнецкий. Пит чихает. Видимо, работа на крыше под ледяным дождём не прошла мимо. Не выдерживаю, подхожу к нему, касаясь ладонью лба.

Это первое моё прикосновение к нему за последние несколько месяцев.

Его кожа горит. Да у него жар!

Чувствую, как ко мне подступает паника. Внезапно я отчётливо осознаю, что после всего, что мне пришлось пережить во время "Голодных игр" и восстания, я больше всего на свете боюсь потерять Пита. И хотя разумом я понимаю, что это, скорее всего, лишь простая простуда, к горлу подступает комок. На глазах моментально появляются слёзы (пропади пропадом это нервное расстройство!)

- У тебя температура!

Пит отмахивается.

- Пустяки. Пройдёт.

И тут же заходится в кашле.

Я как ошпаренная начинаю метаться по кухне: заглядывая во все ящички, в которых мама обычно хранила лекарства. Почти ничего не осталось. Злюсь на себя: сама виновата – увезла всё в Дистрикт 13. Теперь ругаю себя за это на чём свет стоит! Ну почему я не мама и не Прим? Почему я не умею также хорошо лечить людей, как они. И Сальной Сэй, как назло нет!

- Китнисс! С тобой всё в порядке? – мягкий голос Пита несколько приводит меня в себя.

С трудом беру себя в руки.

- Тебе надо отлежаться, –  выдавливаю я.

- Хорошо.

Пит покорно пожимает плечами и плетётся к входной двери.

- Ты куда?!

Нотки возмущённого изумления в моём голосе заставляют Пита обернуться и с непониманием посмотреть на бледную меня.

- Домой. Ты же сама сказала…

Поражаюсь его несообразительности!

- И как мне прикажешь за тобой ухаживать? Каждый раз мотаться под проливным дождём между нашими домами?! – я снова злюсь на недогадливого Пита. - Тогда я сама слягу от простуды. Рядом с тобой. И кто нас будет лечить?

Не давая Питу время, чтобы сообразить, что мне ответить, я быстро беру его за руку и веду наверх… К себе в спальню. Пит, который уже всё понял, покорно бредёт следом. Не задавая вопросов.

- Так мне легче будет ухаживать за ним, - не то убеждаю, не то оправдываю  я себя.

И в то же самое мгновение в голове проносится мысль: Господи, как же приятно держать его тёплую ладонь в своей холодной руке!

========== 4. И снова розовый сироп ==========

Вот уже пятнадцать минут, как я по телефону слушаю рекомендации моей мамы. Она объясняет мне, как лечить Пита. Главное, чтобы это была обыкновенная простуда, а не грипп, - говорит она.  У них в четвёртом сейчас появилась очередная мутированная разновидность гриппа, которая доставляет им – врачам – немало хлопот. С таким гриппом сложно бороться. Хуже всего, что симптомы схожи. Но я всё же надеюсь, что у Пита банальная простуда. Где мы и где четвёртый? Сообщения между дистриктами до сих пор оставляет желать лучшего, так что шансы, что этот проблемный грипп уже занесли и к нам, весьма невелики. Торопливо записываю непонятные названия лекарств. Их должна будет завтра купить Сальная Сэй. И ещё травы. Хорошо ещё, что часть из них у меня есть - видела в жестянках на кухне.

- И не забудь про согревающую мазь! – напоминает мама.

Помню:  жёлтая, сильно пахнущая ментолом. Мама всегда натирала нам с Прим этой мазью спину и грудь, когда мы простывали. Сначала коже прохладно, но затем мазь начинает греть. Не проходило и два дня, как простуда отступала. Надо будет найти эту мазь. По-моему, я видела баночку в ванной у мамы.

- Я люблю тебя, дочка.

- Я тоже люблю тебя, мам.

Кладу трубку. Пытаюсь не обижаться на маму, но получается откровенно плохо. С одной стороны я понимаю её. Маме тяжело было бы жить в Дистрикте 12, после того, как не стало отца и Прим.

Но я-то ещё жива! – невольно прорывается внутри меня мой собственный обиженный голос. - Почему она так быстро списала меня со счетов? Почему не захотела остаться со мной?  Сейчас. Когда мне так нужна её поддержка. Неужели её боль по умершим оказалась сильнее материнской любви ко мне – живой?