Афонские встречи - Павел Троицкий

Здесь печать интеллигентности, возможно, ученая степень или лекции за рубежом в каком-нибудь небольшом университете. Знакомимся. Вижу, что он давно на Афоне и хорошо знает Афон. Говорим о многом: есть люди, с которыми легко говорить. Наверное, это те, которые не делают вид, а действительно тебя понимают. Говорим о духовной жизни, говорим о книгах об Афоне: прошлых и современных. И непонятно, как это мы так долго говорим, когда мне хорошо известно, что до Ватопеда плыть совсем недолго. И вдруг во мне появляется догадка, туманная и неоформившаяся, как скользкий камень. Только прошел дождь, и опасно на него наступать, хотя уже приветливо светит солнце. Но все-таки я рискую, ступаю и спрашиваю: «А вы читали книгу Павле Рака «Приближения к Афону»? «Не только читал, но и написал…» – слышу в ответ, но еще не понимаю и переспрашиваю. Наконец до меня доходит смысл этих слов, и я не сомневаюсь, что передо мной Павле Рак, человек, о котором я уже так много слышал, книга которого очень внимательно прочитана и мною, и моими товарищами. Единственная книга на русском, написанная о современном Афоне. Я узнаю от Павле, что монастырь Хиландар переиздал ее, объединив вместе с рассказами Бориса Зайцева. Специально для того, чтобы можно было сравнить эти два времени и понять, как меняется Афон, а он меняется. Об этом мы и говорим с Павле. Дело в том, что Европейское сообщество стало проводить в жизнь программу финансовой помощи южным странам. Если не ошибаюсь, кроме Греции, в эту программу попали Португалия и Испания. Эти страны решили вложить полученные средства в экономику. Греки же предпочли восстанавливать памятники, и в первую очередь афонские монастыри. Предлог вроде бы благовидный, но по русскому опыту знаю, что деньги, вложенные в реставрацию, трудно учесть. Не это ли привлекает благодетелей? Хотя, конечно, не только это… Перестройка в монастырях наносит неисправимый урон духовной жизни. Раньше афонцы отказывались от всех удобств, считая их невозможными для монахов. Архимандрит Херувим в книге «Из удела Божией Матери» пишет, что недалеко от арсаны[8] скита святой Анны стояла часовня и на ней был выбит по камню следующий текст: «Послушник некого старца, неся от моря на своих плечах поклажу и поднимаясь с большим трудом, начал переживать, что напрасно трудится. Он сел здесь со своей поклажей, чтобы немного отдохнуть, будучи одолеваем указанным помыслом, когда внезапно слышит свыше чудесным образом пекущуюся о нас и помогающую нам Пресвятую Богородицу, говорящую ему: "Что ты сомневаешься и скорбишь? Знай, что эти труды, которые братия претерпевает, перенося грузы, приносятся как благоприятная жертва Богу; и поты, которые они, поднимаясь, проливают, вменяются Христом в мученическую кровь; и безропотно терпящие здесь тяжкие труды подвига и послушания в день Суда получат великое вознаграждение"». Наверное, современные монахи немного подзабыли эту надпись, тем же, которые присылают «помощь», эти слова знакомы. К чести Есфигмена надо сказать, что это, пожалуй, единственный монастырь, где не пользуются электричеством. К тому же монастыри волей-неволей попадают в зависимость от благодетелей. А благодетели в своих парламентах уже поднимают вопрос о дискриминации женщин: их-де на Святую Гору не пускают.

Узнаю, что Павле едет до Ватопеда, а оттуда пешком до Кареи. Жаль, мне до Иверона. За разговором мы не замечаем качающуюся, почти что скачущую палубу. Одному из двух сербов плохо. Мой собеседник достает кисть винограда. Отказаться невозможно. Я ем, а Павле говорит, что он очень любит эту тропу от Ватопеда до Кареи. Кто ходит афонскими тропами, учится видеть красоту Божьего создания. Кто хоть раз ходил афонской тропой, захочет пройти ею вновь и вновь. Так что мне объяснять не нужно, и думаю, что, Бог даст, и я когда-нибудь пройду этой тропой. Вот приближается пристань.

Кто же такой Павле Рак? Живет в разных местах и, по его словам, около четырех месяцев в году проводит на Афоне. Странник, был послушником, но пострига принимать не стал. Живет на Афоне как философ, созерцатель. У каждого свой путь. Ведь были же Хомяков, Нилус или Новоселов. И не человеку судить, чья тропа прошла выше старца Варсонофия или Нилуса. Конечно, он вряд ли будет понят афонскими тружениками, муравьями, каждый день в течение десятков лет несущими свои нелегкие грузы. Многие из них иной раз недоверчиво и недовольно посматривают на «туристов»… «Эй, отец… (к примеру, Иван), – иди туристов кормить», – как-то закричал при мне один русский монах. Те, которые помоложе и понеопытней, не понимают, что у каждого своя тропа и у каждого свой груз за спиной. Главное, чтобы он был свой… Не понят будет Павле и «туристами», которые привыкли к безупречной классификации: раз на Афоне, значит, должен быть монахом, если служишь в церкви, обязательно должен быть священником. Лишь искателю, подобному самому Павле, понятно, чего тот хочет, – дойти в своем понимании и видении до самой вершины, до самой сути.

Мы прощаемся. Как интересно! Всего-то говорили минут десять-двадцать, а знакомство состоялось.

На следующее утро я уже на пристани Дафни. Кто-то окликает меня по имени. Это Павле. Встречаемся как старые друзья. Много говорим. О старцах, о духовной жизни. Я еду на праздник вмч. Пантелеимона в Руссик, Павле – к своей матери в Словению. Он мне признается, что не любит панагиры. Невольно вспоминаются строки из книги воспоминаний архитектора Ле Корбюзье. Даже он побывал на Афоне! «Минула полночь, возбуждая рассудок. Стоя у скамей, мы чуть не падали от усталости. Прошло два часа, доведя до крайности бедных полусонных стариков, рухнувших на колени с искаженными лицами. Мы умирали от голода, стоя совсем близко от алтаря, и ждали, когда все это кончится. Муки от музыки все усиливались; я вспоминал свою бедную жизнь, вновь переживая все забытые дни, и измерял скрытые в ночи страны, которые отделяют меня от дома, где сейчас спят мои близкие и друзья! И в то самое время, когда вокруг все крепко спит, какое дьявольское (!) мистическое исступление царит под этими сводами, – и мне тут же показалось, что все это я вижу с неба, – откуда и куда должны доходить молитвы, – в виде тонкой теплой дарохранительницы, словно алебастровая ваза, оживляемой огоньком лампады».

Но, разумеется, это вторжение благодати, приводящее в неизъяснимое беспокойство спящую душу западного секуляризованного человека, православными, живущими в Церкви с ее молитвой и благодатными таинствами, воспринимается совсем иначе. Православная душа, наоборот, жаждет этой многочасовой духовной трапезы… Человеку, ищущему тишины, конечно, праздники бывают шумны. Но мне этого пока не понять, я впервые на таком празднике, и любопытство широко раскрывает глаза, несколько опережая трезвость духовного взора. На плече у Павле все та же хорошо известная сума, атрибут афонского странника. Он извлекает из нее бутылку. И снова отказаться невозможно… Хотя я не очень люблю вино и еще менее в нем понимаю, я с радостью принимаю этот дар и делаю несколько глотков из бутылки. Паром трогается, мой путь до Пантелеимона совсем невелик. Мы говорим о старцах. Павле рассказывает о некоторых из них. Об одном старце, живущем недалеко от пещеры прп. Петра, и о его ученике. Павле спрашивал о чем-то старца, и тот отвечал ему, а его послушник сидел рядом, и в глазах его светилась удивительная любовь к своему наставнику.

Павле Рак – сербский писатель, переводчик, путешественник, знаток Афона

Интересно, что старцу более восьмидесяти, а послушнику под семьдесят. Вместе они прожили жизнь, и не было у послушника желания сделать революцию или «выйти в люди». Что, увы, довольно часто бывает в нынешней России с ее сильно умножившимся в последнее время монашеством, но пока еще очень скупым на подобных послушников и наставников. Да и сами мы разве таких ищем старцев? Нам нужны более те, которые все предскажут и расскажут и дадут безошибочный совет, а поучиться любви много ли приходит странников в нынешние монашеские кельи?

Вот сейчас мои ноги коснутся камня арсаны и дороги наши разойдутся: Павле нужно будет искать тропу через суетную площадь Европы, а мой путь к паникадилу и хоросу, которые через несколько часов будут раскачивать под сводами храма. Дарю Павле привезенную из Москвы новую книгу архимандрита Херувима «Из удела Божией Матери». Спрыгиваю на пристань, надеясь, что еще свидимся. Но даст ли Бог?

Хорос—литой бронзовый обруч диаметром до 6 м, свисающий на цепях из-под купола храма, в центре которого расположено паникадило. Состоит из отдельных бронзовых пластин-сегментов, украшенных священными изображениями и орнаментами. В местах соединения сегментов укреплены специальные подсвечники для больших восковых свечей. В наиболее торжественные моменты службы монахи раскручивают его определенным образом.

Афонские были и небылицы