Аквилон. Трилогия - Саша Токсик

ещё веришь? — хмыкнул старший. — Тварь развеял аристократ этот, Аквилон. Маг он водяной, понимаешь? Видал, как глаза у него горели, когда колдовал? Синим огнём прямо!

Я невольно улыбнулся. Надо же, даже такой детали не заметил в пылу схватки. Синим огнём? Что ж, весьма драматично. Их благоговейный страх наполнял меня странной гордостью. Сами того не зная, эти простые люди признали меня своим защитником.

— Глаза, значит, говоришь? — недоверчиво переспросил Федька. — А чего ж он тогда в отключке валялся после? Кабы настоящий колдун был, так и не сомлел бы.

— Эх, темнота, — вздохнул старший. — Магия — она силы требует. Вон, Митрич рассказывал, его дядька в охране у какого-то мага служил. Так тот после сильного заклинания по три дня спал, как убитый. А потом жрал за пятерых.

Я чуть не расхохотался. Какая познавательная беседа! Надо же, обычные матросы, а в тонкостях магической теории разбираются. Хотя насчёт сна и аппетита — чистая правда. Этот Митрич явно имел дело с настоящим магом.

* * *

С каждым днём я вкладывал всё больше сил в заклинане. Закрыв глаза, концентрировался и пытался уловить окружающие звуки. Постепенно всё получалось лучше — звуки приходили по особым каналам-течениям, создавая в моей голове чёткую картину происходящего вокруг. И с каждой успешной попыткой я чувствовал, как мой источник силы медленно, но верно наполняется.

Однажды я попробовал не просто слушать, но и направлять своё «слуховое внимание» к определённым участкам баржи. Сначала к рулевой рубке, где капитан негромко напевал какую-то старинную песню. Потом — к носу судна, где боцман отчитывал нерадивого матроса:

— … у тебя что, кисель вместо мозгов? Сколько раз говорить: узел не так вяжешь! Рыба ты безмозглая, не матрос!

— Простите, господин боцман, — бормотал в ответ матрос, явно молоденький парнишка, — запамятовал я…

— Запамятовал он! А как шторм налетит, да парус сорвёт из-за твоего узла, тоже запамятуешь? На конце верёвки болтаться будешь! Ну-ка, перевязывай, да чтоб я больше…

Я мысленно улыбнулся. Помню, как сам муштровал учеников в Лазурном Своде. Некоторые вещи не меняются, в какой бы эпохе ты ни жил.

На пятый день моей практики «Шёпота Течений» я почувствовал, что могу расширить радиус слышимости за пределы баржи. Я направил своё внимание к воде вокруг судна и дальше — к берегу реки.

Улавливать звуки на таком расстоянии оказалось гораздо сложнее. Поначалу слышался лишь невнятный шум. Но постепенно, с каждой новой попыткой, из этого шума выкристаллизовывались отдельные голоса, слова, звуки.

У берега на вечерней заре расположились рыбаки.

— Во жирный окунище пошёл! — хвастался один. — Еле вытянул, чуть удилище не обломал.

— Брешешь, как всегда, — добродушно отзывался второй. — Твоему окуню до моего налима как до луны пешком.

— Цыц, вы оба, — прикрикнул третий, постарше. — Что за привычка языком трепать? Рыбу так спугнёте.

Я уловил их смех и невольно улыбнулся. Простые радости. Раньше, в прошлой жизни, мне не было до такого дела. Приятно иногда отвлечься от великих проблем и просто послушать, как живут обычные люди.

Ощущение магического источника внутри становилось всё отчётливее. Он больше не казался крохотным зёрнышком. Скорее, маленьким, но настойчиво растущим саженцем, корни которого пронизывали всё моё существо. Я снова учился чувствовать воду — не только снаружи, но и внутри себя. В каждой клетке моего тела.

Вскоре я начал перемещать своё «слуховое внимание» вдоль берега, выискивая интересные разговоры. Слышал, как женщины стирают бельё, переговариваясь и смеясь над какими-то только им понятными шутками.

Влюблённая парочка в лодке шепталась о своём будущем. Наивные дурачки собирались вместе сбежать от родителей в большой город.

Дети играли у самой кромки воды, визжа от восторга и страха, когда волны лизали их босые ноги.

Каждый вечер, перед сном, я практиковал «Шёпот Течений», вспоминая всё больше нюансов и тонкостей этой техники. Не просто тренировка — настоящее возрождение утраченного мастерства.

А самое главное — чувствовал, как с каждым днём мой магический резерв становится всё глубже, а контроль над ним — всё увереннее.

Я давно уже восстановился и мог бы спокойно выходить из каюты. Но мне нравилось не привлекать к себе внимания. Кто бы не интересовался моей персоной, пусть он думает, что я слабее, чем есть на самом деле.

Однажды ночью, практикуя «Шёпот», я обнаружил, что теперь могу не только слышать, но и смутно видеть через воду. Размытые, но узнаваемые силуэты, двигающиеся неподалёку от баржи. Рыбак в лодке, терпеливо ждущий поклёвки. Выдра, скользящая между камнями у берега. Мальчишка, тайком купающийся в реке — видно, сбежал из дома.

— А вот это уже интересно, — пробормотал я себе под нос.

Концентрируясь, я пытался усилить чёткость изображения, но силёнок ещё не хватало. Однако сам факт, что моё мастерство возвращалось, наполнял меня надеждой. Рано или поздно я снова стану тем, кем был когда-то — Архимагом Глубинных Течений, повелителем вод.

* * *

Седьмая ночь моего плавания выдалась особенно тихой. Я лежал на койке, прислушиваясь к плеску волн за бортом. Река ласково шептала свои тайны, но в этот раз в её шёпоте мне почудилось что-то тревожное.

Сосредоточившись, я направил своё внимание на воду вокруг баржи. И в тот же миг вскочил с постели, охваченный беспокойством.

Мой водный слух улавливал необычные звуки: плеск вёсел вокруг баржи, и приглушённый шёпот людей.

Глава 3

Тонкая грань между сном и явью разорвалась мгновенно — чуткий сон мага, привыкшего к опасностям, не подвёл. Глаза открылись в полной темноте каюты.

Во мне всё меньше оставалось прежних привычек студента-шалопая. Причём, новые знания воспринимались не просто привычными, а естественными. Словно я выздоровел после долгой болезни.

Ни один мускул не дрогнул, дыхание оставалось размеренным, словно я всё ещё спал. Старая привычка, выработанная годами — сначала оценить обстановку, а потом действовать.

Всплески. Осторожные, приглушённые, словно кто-то старался грести так, чтобы не потревожить воду. Голоса — низкие, на грани шёпота, явно не желавшие, чтобы их услышали. Даже сосредоточившись на заклинании, я различал лишь неясное бормотание, но интонации настораживали.

Снаружи была глубокая ночь — самое тёмное время, когда даже луна, казалось, отворачивалась от мира, оставляя его во власти тьмы.

Я медленно сел на жёсткой койке. Ноги нащупали холодный пол, стараясь не скрипнуть досками. Каюта оставалась погружённой в темноту, лишь узкая полоска тусклого света пробивалась из-под двери — видимо, на палубе горел фонарь.

Мозг лихорадочно анализировал ситуацию. Кто мог наведаться на баржу посреди ночи? Вряд ли обычные путники или торговцы. На этом участке реки не