Люби и властвуй - Александр Зорич

– Так и понимайте, офицер, ― сказал обладатель щегольских усиков, протягивая ему извлеченную из сар-нода прямоугольную пластинку из оружейной стали.

Гравировка на пластине изображала двухлезвийную варанскую секиру. На обоих лезвиях были выгравированы глаза. На левом глаз был закрыт. На правом ― открыт. «Свод Равновесия» ― гласила надпись, полукружием обнимающая секиру сверху. «Гастрог, аррум Опоры Писаний» ― было подписано под секирой снизу. «Дырчатая печать» Свода Равновесия вроде бы небрежно пробивала пластину слева внизу. Да, все правильно. Подделать можно что угодно, но только не «дырчатую печать», официально именуемую Сорок Отметин Огня. Крохотные отверстия в пластине все как одно имели звездообразно оплавленные края с многоцветной синей окалиной и вместе составляли схематичное изображение той же секиры, которая любовно была нанесена граверами на пластину.

Когда Гастрог принимал свой жетон обратно, в отверстиях «дырчатой печати» вспыхнули синие искорки. Иначе и быть не могло. Если бы кто-то, убив или обокрав офицера Свода, завладел бы его жетоном, тот остался бы в руках убийцы или похитителя безмолвен. Сорок Отметин Огня отвечают синими искорками только своему истинному владельцу. Эгин даже не мог помыслить тогда, что в Круге Земель есть магии не менее действенные, чем магия кузниц Свода Равновесия. Даже не мог помыслить.

Эгин, которому хотелось выть волком, достал и протянул Гастрогу свой жетон.

– Ну что же, эрм-саванн, ― сказал Гастрог по-прежнему насмешливо, но уже несколько более дружелюбно. ― Как старший на две ступени и как офицер старшей Опоры, прошу вас немедленно покинуть каюту покойного Арда оке… ― Гастрог запнулся, напрягая свою память, и Эгин злорадно подумал, что нечего было лезть вам, офицер, не в свое дело.

– В общем, неважно, ― махнул рукой Гастрог. ― Так или иначе, вы свободны, эрм-саванн.

– Прошу прощения, аррум, ― сказал Эгин, пытаясь вложить в свои слова ровно столько нажима, сколько нужно, чтобы не превысить полномочия и при этом все-таки произвести на Гастрога впечатление человека с независимой волей. ― Я нахожусь здесь по долгу службы и еще не закончил этот долг исполнять.

– Да? ― спросил Гастрог, и его брови сошлись на переносице подобием грютского лука. ― И вы осмелитесь утверждать, эрм-саванн, что ваш долг заключался в том, чтобы привести в негодность свой Зрак Истины?

«Какая наблюдательная тварь!» ― мысленно возопил Эгин.

– Аррум, ― Эгин с усилием сглотнул ком, подступивший к горлу, ― Зрак Истины пришел в негодность самопроизвольно, когда я осматривал книги Арда оке Лайна на предмет наличия в них жуков-мертвителей.

– Вот как? ― поинтересовался Гастрог, и его подвижные брови взмыли ввысь знаком неподдельного изумления. ― И там, наверное, сыскались целые орды жуков-мергвителей?

– Нет, аррум, ― Эгин из последних сил сохранял полную невозмутимость. ― Виной всему сами книги.

Гастрог не ответил. Он брезгливо поднял с койки отброшенный Эгином трактат и, быстро пролистав его, уперся в то же место, что и Эгин десятью минутами ранее, ― в предпоследнюю страницу с рисунком красными чернилами.

– Вы открывали ее? ― отрывисто осведомился Га-строг, стремительно захлопывая книгу.

– Нет, аррум. Лишь пристально посмотрел на нее через Зрак Истины. Зрак молниеносно взялся Изумрудным Трепетом ― я не успел отвести глаза.

Эгин знал, что его очень легко уличить во лжи. Гастрогу было достаточно поглядеть на книгу через свой Зрак Истины. Эгин с тревогой ожидал, когда аррум ио-тянется за своим Зраком Истины. И тот потянулся. Эгин обмер.

– Ну вот что, ― сказал наконец аррум нарочито тихо и невнятно. ― Вот вам мой Зрак Истины ― он такой же, как и ваш. Ваш, испорченный, , я оставляю себе. Вы немедленно уходите отсюда, забрав недосмотренные вещи с собой. Своему начальнику ― Норо, если не ошибаюсь, ― Эгину показалось, что при этих словах в голос Гастрога вкрались скрежещущие нотки угрозы, ― вы можете сказать, что вас прогнал из каюты аррум Опоры Писаний. И это чистейшая правда. Вы можете назвать ему мое имя ― Гастрог, ― иначе он не поверит, что вы согласились уйти, не проверив мой жетон. Это тоже правда. Все.

– Про вот это, ― Гастрог легонько постучал пальцами по книге, ― вы должны забыть до скончания времен, и если даже шестьсот кутахов будут медленно крошить вас в оринский салат, вы не должны хоть словом обмолвиться о происшествии с вашим Зраком Истины. А поскольку Норо отнюдь не кутах, вам тем более нет резона рассказывать ему об Изумрудном Трепете. Вы меня поняли, эрм-саванн? ― Гастрог впился взглядом в лицо Эгина.

– Да, аррум, ― Эгин понимал, что, быть может, сама его жизнь сейчас зависит от той степени искренности и глупости, которую выразят его глаза.

– Поняли, ― чуть заметно кивнул Гастрог. ― И еще. Я бы мог убить вас, но не сделал этого потому, что мы оба офицеры Свода и работаем ради общей священной цели. Сегодня вы совершили служебный проступок, тяжесть которого не в состоянии осознать. Я прощаю вас, но имейте в виду, что я помню ― ваше имя Эгин, вы эрм-саванн Опоры Вещей и живете вы в Доме Голой Обезьяны по Желтому Кольцу. Ваша любовница ― Вербелина исс Аран, ваш начальник ― аррум Норо оке Шин, вам двадцать семь лет, и сегодня вас скорее всего произведут в рах-саванны за отличную службу. Не стоит портить себе карьеру и жизнь, рах-са-ванн.

Слишком много ударов ниже пояса.

– Что, прямо так и сказал?

– Да. Так и сказал.

Человек, одетый по самой что ни на есть щегольской моде ― в ярко-зеленые, флюоресцирующие штаны, которые в столичном высшем свете именовались «литыми ножками», в рубаху с отложным воротом и очень короткую приталенную кожаную жакетку, замолчал. Его пальцы с холеными ногтями прикоснулись к подбородку. Лицо изобразило серьезность, граничащую едва ли не со скорбью. Это была одна из самых расхожих гримас Норо оке Шина. Человек, не знающий его, мог бы подумать, что следующими словами Норо станет что-нибудь вроде: «Увы, все, решительно все пошло коту под хвост». Но Эгин служил под началом Норо шесть лет и не стал удивляться его скупой улыбке, за которой последовали слова:

– Ну что же, ты все сделал правильно. Если старший по званию просит тебя удалиться, надо удаляться. Таков устав. Так ты, значит, с собой забрал все-все его вещи?

– Да, аррум, ― тихо ответил Эгин.

Норо оке Шин, как и Эгин, был здесь инкогнито и именно поэтому в его костюм были включены «литые ножки». В остальное время Норо предпочитал грубые штаны из оленьей кожи, причем предпочтениям своим изменял очень редко.