Жизнь à la mode - Линда Ленхофф

– У них иные приоритеты, – ответила она.

Итак, Мария везет меня в Ньюарк, один из ее любимых аэропортов, в своем «додже» приблизительно семидесятого года выпуска, некогда принадлежавшем ее бабушке. Мария в просторном черном плаще, а на голове у нее то, что сама она называет «прическа». Хотя Господь наградил ее роскошной копной волос – у меня-то лишь жидкие (и постепенно редеющие) прямые каштановые волосенки, – Мария постоянно что-то сооружает из них и регулярно меняет цвет. Сейчас, например, они длинные и с легкой проседью – подобным образом женщины осветляли волосы в шестидесятых. Мои волосы обычно пристойного каштанового цвета, и, порой подкрашивая их, я стараюсь придать им оттенок ореха или клена, хотя все эти древесно-ботанические параллели немного раздражают. Цвета Марии всегда носят роскошные названия вроде Безумия Клюквенного Коктейля или Волнующей Плоти, но ее ничуть не беспокоят возможные ассоциации. Сейчас она вдобавок взбила волосы пышной шапкой. Надо сказать, получилось много.

– Взгляни на того прелестного трехглазого человечка, – сказала Мария, ведя меня к выходу номер пять.

– Это не глаз, а здоровенный синяк, – возразила я, но она не хотела ничего слышать.

– Ну-у, подожди пока пройдет. А мне так он кажется гораздо интереснее, не находишь?

Мария старается рассмешить меня, отвлечь от мыслей о предстоящем полете или хотя бы от нервного обгрызания ногтей. Одна из немногих вещей, которые я делаю с предельной сосредоточенностью, – полирую зубы ногтем большого пальца, точнее, тем, что осталось от этого ногтя. По словам матушки, это не относится к моим привлекательным чертам.

Раскрыв свою здоровенную сумку, Мария начала доставать оттуда множество запечатанных пакетиков.

– Вот вкусности и игрушки для тебя! – объявила она.

– Смотри, та стюардесса похожа на мою мать, – заметила я. – Это ведь дурной знак, правда? Что, если она с моего рейса?

– Тогда ты не обратишь на нее никакого внимания и заявишь, что вполне взрослая, поэтому сама заказываешь напитки.

Однако эта стюардесса довольно яркая фигура. Заметив эту девушку всего полторы минуты назад, я успела мысленно поправить ее прическу, завязать шейный платок, застегнуть пиджак, при этом на сумасшедшей скорости поспевая за ней и волоча за собой тележку с багажом. Меня охватили паника и благоговейный ужас.

Я с трудом заставила себя отвернуться и посмотреть на гостинцы Марии. В первом пакетике – маленькие разноцветные пилюли, каждая из них упакована отдельно.

– Где ты это раздобыла? – невинно осведомилась я.

Мария строго взглянула на меня:

– Твой доктор настоятельно рекомендовал именно это.

Мария занимает почетную должность младшего фармацевта в Нижнем Ист-Сайде, в аптеке, продающей грелки и розовые коробочки с леденцами. Искусственное освещение в этом заведении вечно нагоняет на меня сон, в какое бы время я туда ни зашла. Ее любимым клиентам – которые, в свою очередь, влюблены в нее без памяти – за семьдесят.

– Эти оранжевые – от укачивания. Прими половинку прямо сейчас. – Мария протянула мне пилюлю, так что пришлось следовать инструкциям моего фармацевта.

Мария предлагает мне только патентованные препараты, по крайней мере я надеюсь на это. Ей нравится выглядеть значительной.

– Зеленые – в случае если тебя всерьез укачает, ну, если ты почувствуешь, что голова вращается в направлении, противоположном вращению тела, или с другой скоростью. Но они дают снотворный эффект. Чувствуй себя свободно, поделись пилюлями с соседями, не желающими заткнуться, если понимаешь, о чем я.

Я кивнула. Мария вовсе не беспечна, она просто не верит в приметы.

– Ты взрослый человек. Если тебе нужно, прими таблетку. Если не нужно, не принимай. Если кто-то осудит тебя за это, придется напомнить им, что, вероятно, в их жизни нет ничего мало-мальски стоящего, поскольку они обращают внимание на такие пустяки, как твои маленькие пилюльки. Вырази им сочувствие по этому поводу. – Я регулярно выслушиваю от Марии наставления подобного рода. – Белые принимай, если болит голова или живот, – продолжает она. – А желтые только в том случае, если начнешь рвать ногтями обивку кресла или отрывать откидной столик, поняла? – Я вновь киваю. Я знаю эти желтые таблетки.

– Или если самолет начнет падать, – ласково проговорила она с самой нежной фармацевтической улыбкой.

Мария снабдила меня также парой «кинематографических» журналов и номером «Тин бит», объяснив при этом, что парни там просто клевые. Кроме того, она протянула пакетик, набитый баночками с малиновым джемом. И в заключение вручила розовую коробку конфет:

– Если сама не съешь, подари их Софи. Это на редкость отвратительные конфеты. – Мария скромно улыбнулась.

Мы с Марией испытываем необъяснимое влечение к мерзким конфетам. К таким, от которых откусываешь кусочек, а остальное выбрасываешь без тени сожаления. К тем, которые тискаешь в пальцах, чтобы почувствовать карамельную мягкость начинки. Для нас это нечто сакральное, то о чем не говорят, – этот восторг перед засахаренной нугой и кремовыми атласными коробочками с подобной дрянью. Так что этот подарок очень много значит для меня. Мария поднялась и вынула из кармана крошечный фотоаппарат. Она щелкнула меня, с бледным-бледным лицом стиснувшую розовую коробку конфет. Я невольно улыбнулась.

Но полет прошел на удивление хорошо – никакой необходимости ни в шоколаде, ни в таблетках. Мой личный метод мгновенного засыпания в самолете сработал в очередной раз: во-первых, я обычно так измучена волнением перед взлетом, что засыпаю, едва устроившись в кресле и пристегнувшись, как ребенок в автомобиле. Во-вторых, я смотрю фильм, не включая звук, и это производит на меня гипнотический эффект, хотя Мария и говорит, что я засыпаю просто от скуки. Мой сосед, молодой человек в галстуке в розово-зеленую полоску (интересно, это он сам себе такой выбирал?), уткнулся в компьютерный журнал. Я слышу только бормотание, а те слова, что удается разобрать, звучат как некий тайный код или невнятные восклицания, какие вы издаете, когда вам нахамили ни с того ни с сего.

Я не слишком увлеклась фильмом: главные роли исполняли два актера, неожиданно скончавшиеся в прошлом году. Засыпая, я подумала, что это не слишком доброе предзнаменование. Но оказалась не права. Мы прибыли в Хьюстон по расписанию и в полном порядке. Наверное, я всегда жду, что самолет развалится на куски или еще что-нибудь в этом роде. И всякий раз кажется, что самолет должен окраситься по пути в серо-синий цвет, после того как он так долго пробирался сквозь все эти ветры и пространства. Но нет, он по-прежнему сияет ярко-красными полосками. И, похоже, пострадал значительно меньше, чем я.