Дневник «русской мамы» - Эстрем Мария

Сегодня сочельник. Уже больше года прошло, как русские пленные появились в наших краях.

Только что получила открытку от Леонида, он сейчас на нелегальном положении в Драммене. Открытка написана по-норвежски: «Наилучшие пожелания с рождеством и Новым годом от Хокона Хансена. Добрался благополучно, все в порядке. Привет всем». Я сразу же узнала почерк Леонида. Хокон Хансен… Вновь пришлось ему сменить имя и фамилию. Леонид Днепровский тоже не настоящее — имя — он сам говорил об этом.

Все предрождественские дни были заняты тем, чтобы приготовить пленным к празднику что-нибудь вкусное. Соседи и знакомые принесли из своих скудных запасов муку, маргарин, сахар. Вместе с фру Эвредал мы целую ночь пекли в нашей сельской пекарне рождественские булочки, а затем раскладывали их по пакетам. Пришлось отложить немного на долю часовых. Сделали всего 135 пакетов. С этими пакетами я явилась к коменданту. Майер, бывший уже навеселе, лично осмотрел все пакеты и приказал раздать их пленным. Затем он притащил бутылку шнапса и предложил выпить за рождество. «Нет, спасибо, — сказала я, — у нас в семье это не принято». Майер взбеленился и хлопнул дверью. Ну и пусть его — самое главное, что пленные получили подарки.

Пленные передали мне через часового-австрийца свои подарки: меховую шапку, сшитую лагерным портным, и прекрасные рисунки, нарисованные Виктором — кузнецом. Это я сохраню как дорогую память.

Приближается новый, 1944 год. Надеюсь, что он принесет мир и свободу, которую все так ждут…

Еще в сентябре прошлого года немцы устроили новый лагерь для русских в Тесдале, в 10 километрах от Оса. Этот лагерь значительно меньше, чем в Хаугснессе. Здесь помещается всего 15 пленных, которые строят укрепления. Мы регулярно помогаем и им. Сегодня передали туда 15 пар теплых носков и перчаток, собранных нашими женщинами.

Отовсюду мне передают подарки для русских. Многих я даже не знаю. Сегодня мне, например, принесли 7 килограммов овсянки, 5 килограммов сахара, 5 килограммов муки, несколько свертков хлеба. Тот, кто послал это, пожелал остаться неизвестным. Часто получаю письма с деньгами, хлебными талонами. Очень много мне помогает фру Б. Мосефьорен. На днях передала мне 100 крон, 10 килограммов муки, 10 килограммов овсянки. Вчера прибежали две девчушки с деньгами, которые они собрали в школе. Много, очень много хороших и честных людей у нас. Веду точный список всех подарков и тех, кто их передает. После войны расскажу об этих добрых и смелых людях.

Доктор Вилли попросил меня достать что-нибудь почитать для пленных. В нашей местной библиотеке нет ничего на русском языке, да и было бы неразумно навлекать на себя подозрения. Пришлось ехать в Берген. В библиотеке молоденькая библиотекарша удивленно посмотрела на меня, когда я спросила, какие книги у них есть на русском языке. Впрочем, сообразительная девушка не стала задавать ненужных вопросов и предложила мне два томика Толстого и Пушкина, которые я и взяла на свое имя.

Пока трудновато доставлять продовольствие пленным, работающим на строительстве в Моберге. Лишь несколько раз удавалось «потерять» несколько пакетов в канаве или передать через часового-поляка. Часовой рассказал мне, что немцы строго-настрого запретили полякам рассказывать о своей национальности местным жителям. Они боятся, что население будет симпатизировать этим людям, которых насильно заставили служить своему врагу.

Доктор Вилли догадывается, что Леонид жив и скрывается у наших. Сегодня, когда я принесла суп пленным, доктор шепотом спросил: «Где Леонид? Он жив?» Я ничего не ответила, а только приложила палец к губам. Вилли понял это и шепнул: «Спасибо, мама, спасибо!»

Ничего не писала в дневнике за прошлый месяц. Собственно, все было по-старому. Пищу удавалось передавать пленным 4–5 раз в неделю.

Вновь наступает весна. Тяжелая зима позади. Настроение у пленных с каждым днем улучшается, а у немцев соответственно падает. Виной этому — новости с фронта.

Доктор Пауль, на лице которого я никогда не видела улыбки, сейчас повеселел и даже насвистывает, собирая на полянке около лагеря различные коренья для пленных. «Витамины!» — говорит он, встречая меня, и подмигивает.

Не так легко сообщать в лагерь о положении на фронте, но все-таки это удается. Иногда вместе с едой в руки пленных попадает записка, иногда дети поджидают колонну пленных и хором скандируют название только что освобожденного города. Пленным часто достаточно намека. Например, пленные пришли ко мне сегодня за сельдереем. Вместе с ними двое часовых. Приветствуя их, я говорю: «Отличная погодка». Пленные смотрят на мрачные тучи, чуть не задевающие крыши нашего домика, и понимающе кивают в ответ.

Доктор Вилли шепнул мне сегодня, что всех пленных скоро переводят в другой лагерь, находящийся во Фьелле. Это сообщение нас опечалило и встревожило. Мы слышали, что во Фьелльском лагере очень строгие порядки. Охрана состоит там в основном из эсэсовцев, а не обычных солдат, как в Осе. Туда отправляют особо опасных пленных. Видно, до гестаповского начальства в Бергене дошли слухи о контакте, которое население Оса установило с русскими. Сюда последнее время зачастили гестаповские офицеры из Бергена. Не обошлось, судя по всему, дело и без местных доносчиков-квислинговцев.

Сегодня воскресенье, и мы, как обычно, собрались у лагеря, чтобы послушать русские песни. А поют пленные замечательно, хотя песни и печальные. Люди стояли как завороженные и слушали, слушали. У многих на глазах были слезы.

Но тут-то и случилось то, чего нужно было ожидать давно. Внезапно подъехало несколько грузовиков с потушенными фарами, и в течение двух-трех минут мы оказались окруженными эсэсовцами. Это произошло так неожиданно, что никто не успел и опомниться. Солдаты разбили нас на группы и стали проверять паспорта. У двадцати человек, в том числе и у меня, не оказалось документов. Немцы погнали нас в комендатуру. Одна женщина вцепилась в мой рукав и, всхлипывая, повторяла: «Что же будет теперь с нами?» Я старалась ее успокоить, хотя на душе у меня было неспокойно. Однако на этот раз все обошлось благополучно. После нескольких часов допроса и угроз нас выпустили. Вероятно, гитлеровцы задумали этот спектакль для нашего устрашения. К более решительным мерам они не осмелились прибегнуть, видимо, не желая обострять отношений с местным населением. Да и времена сейчас уже не те. Их «рейх» трещит по всем швам.

Но, во всяком случае, это будет большим уроком для всех, кто занимается помощью пленным. Нужно действовать осторожнее. Гитлеровцы в следующий раз могут показать зубы. Ведь и издыхающая змея может жалить…

Приближается день отъезда пленных во Фьелль. После облавы Майера вызвали в Берген, и больше он не возвращался. Возможно, что его отправили на Восточный фронт за «либеральничанье с пленными и местным населением». У немцев это делается быстро.

Доктор Вилли спросил меня сегодня: «Какие новости с фронта, мать?» Я ему ответила: «Немцы уже проиграли войну, сынок! Это агония».

Ну вот и все. Хаугснесского лагеря больше не существует. Всех пленных отправили на баркасах во Фьелль. А вместе с ними уплыла и частица моего сердца. Полтора года делили мы все — хорошее и плохое — вместе с этими замечательными русскими парнями. Имен их я всех не знаю, да и не запомнила бы. Но уверена, что довелись мне через несколько лет встретиться с кем-нибудь из этих 121 русских на улице, узнала бы сразу.

Кузнец Виктор, машинист Степан, повар Иван-большой, доктор Вилли и доктор Пауль… Они уехали, а на память остались лишь трогательные самодельные подарки: алюминиевая шкатулка, сделанная Степаном, мой портрет, нарисованный Виктором, несколько шкатулок, искусно сделанных с помощью заточенного гвоздя, да большая грусть в сердце. Но не нужно давать побороть себя этой грусти. Впереди еще много дел. Еще томятся пленные в Тесдале, Моберге, самом Бергене. Им нужно помочь, а хаугснесским пленным наверняка помогут жители Фьелля. Везде есть люди, которые протянут им руку…