Белый треугольник - Валентин Григорьевич Манкин

“Это что же, облака из водорослей попались тебе на пути?” Как ни пытался отвертеться, как ни уверял, что ничего не знаю, пришлось все же сознаться в том, что опрокинулся. И вот здесь-то бюро секции устроило надо мной суд: любой нечестный поступок (а ведь я не сознался) карался очень жестоко. Мнение бюро было единогласным: отчислить (тренера в Киеве не было).

Отчислить?! Как отчислить? И я упрашивал, умолял позволить мне хотя бы подметать пирс водно-моторного клуба. Только не отчислять. Только не лишать меня паруса.

И я подметал. Драил, чистил, отрабатывал свои грехи.

С какой завистью вспоминаю я те времена бескорыстной, безоглядной влюбленности в парус. И с какой благодарностью вспоминаю своего первого тренера, укрепившего во мне эту влюбленность, научившего работать и верить в то, что трудом можно добиться всего. Но трудом ежедневным, ежечасным. Мы и по улице тогда не ходили — лавировали, избегая столкновений в самой большой толпе. Мы троллейбусы и трамваи не просто ожидали на остановке — мы выбирали место, как на старте, чтобы угадать, где окажется дверь вагона. Вырабатывали реакцию, стараясь ступить вслед за проходящим транспортом.

Да, парус был целью жизни, смыслом жизни. Хотя не только он заполнял жизнь. Была еще тяжелая работа на стройке — бетонщиком, автослесарем, арматурщиком. Вечерами — школьные классы. Звонок на урок или гудок к началу рабочей смены выводили меня из состояния мысленной тренировки, но, закончив занятия или работу, не имел более приятного занятия, чем думать о парусе.

В 1955 году я окончил школу с серебряной медалью и поступил в строительный институт на вечернее отделение факультета, сокращенное название которого — ПБЖКСС — даже и выговорить было невозможно. А означало оно — железобетонные конструкции, новые в строительстве. Мечтал стать, как и отец, строителем.

И снова работа, студенческие аудитории, а в ДОСААФ — чудесно оборудованные парусные классы. В них мы под руководством того же Машовца изучали теорию паруса, историю паруса, разрабатывали стратегию гонок, которых еще не было. Знакомились с лучшими мореходами прошлого и самыми знаменитыми яхтсменами настоящего. Пауль Эльвстрем, например, казался мне таким знакомым! Я знал чуть ли не все его гонки. Это Машовец учил меня, что именно Эльвстрем, олимпийский чемпион в девятнадцать лет, будет когда-то моим соперником и что именно к встрече с Эльвстремом я должен готовиться. И я готовился, я мечтал о ней.

Много лет прожил я уже в парусном спорте, много видел. Но не помню другого такого одержимого парусами и яхтами коллектива, как в те пятидесятые годы в Киеве. Когда проваливались под лед, добираясь до водной станции. Когда переплывали Днепр, если не было переправы. Не существовало таких преград, которые могли бы помешать тренировке. Отработал ночную смену, а утром уже на реке.

Теперь через Днепр проложен мост. А вот ходить яхтам по Днепру в районе Киева запретили. А как мы любили гонки по Днепру на приз открытия сезона, посвященные Дню Победы! Шли от Киева до устья Десны и назад. Каким торжественным было открытие соревнований! Подъем флага. Выстроенные яхты, каждую из которых придирчиво проверяет техническая комиссия, обычно возглавляемая строгой Надеждой Яковлевной Христяновской. Неаккуратно подготовленные к соревнованиям лодки, да и спортсмены не допускались. Тут уж закон был неумолим.

Одной из первых таких гонок была для меня весенняя 1955 года. Стартовали при низовке (так называли мы южный ветер). Шел на “Олимпике”, прижимаясь к берегу, чуть ли не цепляясь за нависшие над водой коряги: лишь бы уменьшить действие течения — поднимались же вверх по реке. За водной станцией Дворца пионеров Днепр резко поворачивал на запад. А сразу за поворотом — мост. Под правым берегом путь был короче и течение меньше. Но пересекать реку нужно было, поймав усиление ветра. И если маневр удавался, сразу получал большое преимущество.

Под мостом, вокруг быков, бушевала, клокотала вода. Казалось, так и тянет маленький швертбот в эту круговерть, просто на быки. Но у самых бетонных громад резко привожусь, и бык проносится мимо. Над головой грохочет поезд. И чувствуешь себя чуть ли не повелителем стихии. Остаются позади ослепительные днепровские пляжи. Вот и Черторой промелькнул за бортом яхты. Мечешься от берега к берегу, выбирая самый удачный кратчайший курс.

В этой гонке мне все удавалось. Казалось, не упустил ни одного захода ветра, не проворонил ни разу нужного момента для перехода от одного берега к другому. И уже течение не враг, а друг. И речной трамвайчик не препятствие, а, наоборот, помощь, если удастся прокатиться хоть немножко у него на волне.

Плывут по Днепру сорванные половодьем кусты, ветки. И мчится “Олимпик”, преодолевая течение, прямо на бело-красный бакен в устье Десны. Тот самый бакен, что означает поворот назад.

Ну а назад уже сплошное удовольствие. Течение со скоростью 5—6 километров в час само несет к финишу. Оглядываюсь — нет, никому не догнать меня. Устраиваюсь поудобнее, достаю бутерброд. Наступает полное самоуспокоение. На радости пролетаю под железнодорожным мостом не в том пролете. Вот тебе и пообедал, вот и успокоился. Что же делать? Поворачивать, снова в бурлящем потоке подыматься вверх против течения, разворачиваться за мостом и потом уже спускаться через судоходный пролет, как предусмотрено инструкцией гонок? А может быть, сойти? А как же команда?

И снова впереди грозные быки и ревущая вокруг них вода. Но нет уже того хода. И соперники не за спиной, а мчатся на полных парусах навстречу.

Вместо лидерства роль догоняющего. А тут еще, как назло, прицепился к шверту огромный куст, из тех, которые раньше проплывали мимо. Уж если не повезет... Финишировал вторым. Горечь поражения, когда уже мерещились поздравления с победой. И на всю жизнь вынесенное правило — никогда не успокаиваться.

Жаль, что многого этого нет сейчас в Киеве. Нет гонок по Днепру, которые вырабатывали умение бороться с течением и лавировать. Нет торжественных дефилиад по праздникам, когда яхты в общем строю с катерами, весельными лодками проходили вдоль набережной и пляжей, вызывая восхищение тысячи зрителей.

Быстроходные “Ракеты” и “Метеоры” вытеснили с реки яхты, выселили из Киева яхтсменов. Правда, взамен спортсмены получили огромное водохранилище, целое море. Но, переселившись на новое место, не захватили яхтсмены с собой главного — славных традиций. Они остались по эту сторону шлюза. И строгой Надежде Яковлевне Християновской