Потерянные - Ольга А

уже вряд ли отсюда выберемся, понимали все, и не имело смысла напоминать об этом лишний раз. Ощущение неизбежности словно с корнем вырывало надежду, и я почти чувствовала это физически. Эти стены медленно забирали наши… мою душу.

– Слышите, затихли? – проговорил Глеб совсем рядом. – Можно передохнуть.

Он опустился на пол рядом со мной.

– Вообще, знаете, я думаю, все еще будет нормально. – Он заглянул мне в глаза. В них светилась странная уверенность. – Обязательно будет. Вы… мы выберемся, – он грустно улыбнулся.

Я не нашлась, что ответить. Всем хотелось в это поверить, но каждый из нас и сам уже не раз повторял про себя и для других такие же фразы, хотя причин для уверенности не было ни у кого. Глеб завершил этот странный круговорот. Может быть из-за того, что он произнес это только сейчас, может по тому, что он все-таки был актером и у него это получилось убедительнее, но я ему поверила. Не захотела поверить, а просто поверила, не задавая вопросов, откуда могла взяться такая уверенность. Может, я просто устала задавать вопросы.

Иногда я думала, что без него переживать все это было бы труднее. Вполне возможно, что тут примитивно сказывался возраст. На вид мы были приблизительно ровесниками и одно это как-то сближало с самого начало. С Элен мы вообще оказались одногодками. Остальные оказались лет на 10-15 старше. Таким образом, с самого начала повелось, что мы старались держаться втроем. Казалось, что чем меньше людей, тем заметнее проявлялась разница в возрасте. Вполне возможно, что в какой-нибудь компании хотя бы в два раза больше, никто бы и не обратил внимание на возраст. Но когда мы только попали сюда, различие бросалось в глаза. Лариса с Игорем сразу смотрели на нас немного свысока, хотя, кажется, не имели на это особых причин. Потом я узнала, что Игорь был старше меня на какие-то 15 лет. 24, 29, 39, 41, 43.

За этими подсчетами я даже не заметила, как в комнату вернулся финансист. Он неподвижно стоял в проходе.

– Закончился приступ? – доктор смерил его равнодушным взглядом.

– Там, -вместо ответа пробормотал он и махнул рукой назад.

Не дожидаясь каких-то вразумительных объяснений, врач решительно направился в другую комнату, задев плечом все еще стоявшего в проходе Игоря. Глеб вышел следом.

– Что у вас там произошло? – раздраженно спросила я.

Глядя на него, я испытала какую-то странную брезгливость, как будто пыталась отогнать назойливую муху.

– Лариса… упала, – наконец выдохнул он и рухнул на пол. – Кажется, она неживая.

Я вскочила и практически вбежала в ту злополучную комнату. Сначала я почти ничего не могла разглядеть из-за темноты. Но потом глаза привыкли к полумраку, и я увидела склонившегося над чем-то Глеба.

– Помогите же мне, – откуда-то из-под земли послышался голос доктора.

Это была та самая комната, в которой я в первый день нашего здесь пребывания чуть не свалилась в яму.

Вдвоем они осторожно вытащили что-то на поверхность. Кажется, я зажала рот рукой. Но это было совершенно напрасно, я ничего не почувствовала. Не захотелось ни кричать, ни плакать, ничего. С таким же успехом они могли вытаскивать мешок с картошкой. Хотя, в том случае я, начерно, испытала бы облегчение: голодовка уже начинала порядком утомлять. Молча я вернулась в «гостиную». Игорь сидел у костра и грел руки.

– Что там? – с опаской спросил он.

– Достают ее.

Он кивнул и снова уставился на огонь. Я села по другую сторону костра, лицом к проходу. Тени от неровных языков пламени причудливо играли на стенах. Переплетаясь и пожирая друг друга, они принимали рисунок стен. «Человек – самое отвратительное животное, – отстраненно подумала я. – он способен приспособиться к чему угодно».

Тени скользили и по лицу Игоря. Наблюдая за ними, я случайно увидела его глаза. Усталые и пустые они смотрели на огонь, не видя его.

Неужели мы стали таким бесчувственными? Так равнодушно относятся друг к другу мертвецы. И не получая питания, внутри каждого из нас что-то умирало. Умирало то, что делало нас людьми. Я возненавидела человека, который это сделал с нами. Но потом поняла, что нас не нужно было таким делать. Просто нам задали условия, и мы к ним приспособились. Просто никто не утруждал себя делать вид, что мы на самом деле другие. Здесь мы стали теми, кто есть на самом деле. Если человек не убийца, его нельзя заставить сделать это даже под гипнозом, даже бумажным ножом. Мы все оказались загипнотизированными этим местом. Осудить нас здесь было некому. А потом все можно будет списать на голод, жажду, недостаток сна. Это привело меня в странное недоумение. Неужели все так на самом деле?

Я протянула Игорю остатки дождевой воды, поймав себя на мысли, что пытаюсь себя этим оправдать. Он посмотрел на меня все тем же невидящим взглядом и взял воду. В его глазах было что-то неживое. Только сейчас мне стало его по-настоящему жалко. Когда я увидела его впервые, мне показалось, что внутри него уже что-то разлагается, и от него исходит какой-то отвратительный запах. Странное ощущение для первой встречи.

Не умерев физически, мы никогда не сможем стать прежними. Прежние мы уже погибли, новые еще не родились.

В проеме показался Глеб и Николай Алексеевич.

– Что там произошло? – спросил доктор. – Ответишь? – он подошел к Игорю.

Тот не поднимал глаза и не шевелился.

– Что вы не поделили?

Глеб стоял в стороне, ошарашено оглядываю комнату. Потом закрыл глаза и прислонился к стене.

– Ну? Отвечай же! – доктор схватил Игоря за шиворот.

–Какая вам разница? – ожил тот. – Сама виновата была.

Николай Алексеевич смерил его презрительным взглядом и отошел в сторону. В гостиную вошла Элен.

– У нее телефон заработал, – проговорила она.

Все повернулись к ней.

– Уже не работает, – спокойно продолжила журналист. – Разбился, когда она падала. Если б не этот придурок, мы могли бы уже выбраться.

… После известия, что мы чуть было не спаслись, прошло уже 4 часа. Стояла глубокая ночь, но никто не спал. Доктор лежал, вытянувшись во весь рост у костра. Элен и Игорь сидели рядом. Глеб зажег от костра сигарету и присел рядом со мной.

– Мы ее даже не похоронили, – проговорил он. – Копать нечем…

Захотелось сказать что-нибудь хорошее, но я не нашлась, что ответить. Это было ужасно. Но являясь частью этого ужаса, я едва ли могла почувствовать весь трагизм произошедшего.

Мне было жалко Глеба с его отчаявшимися глазами, дремавшего у костра врача с подрагивающими ресницами, оцепеневшего Игоря. Уже не хотелось, чтобы все