Потерянные - Ольга А

нами и, кажется, постоянно что-то говорила. Изредка ей кивал Глеб. Первая из сказанных ею фраз, смысл которой я осознала, была произнесена, когда мы вернулись в первую комнату.

– Давайте разожжем костер? У кого-нибудь есть спички? Зажигалка?

Я считаю, что у каждого есть история, которая, будучи рассказанной, ничего из себя не представляет. Редкий слушатель сможет увидеть в ней что-нибудь особенное. Но она навсегда врезается в память человека, ее пережившего. Зачем? Чаще всего это остается загадкой.

Пожалуй, я и начну.

«Приключение» (Марина)

Ей было лет 12. По давнишней традиции всех детей, только начинавших чувствовать себя взрослыми и всесильными, они собирались пойти ночью на кладбище. Тогда детям показалось, что эта идея пришла в голову единственно им. Кажется, так будет думать еще не одно поколение. Марину остановил какой-то мальчик.

– Не ходи.

– Почему?

– Просто не ходи.

– Не понимаю. Это же приключение, – ее глаза лихорадочно блестели.

– Пойдешь, я никогда больше не буду с тобой разговаривать.

– Ну и не надо, – разозлилась она. – Все равно я пойду с ними. Я хочу приключений.

Глава 2

…Шел второй день нашего вынужденного затворничества. Приступ паники первой ночи прошел, оставив головную боль и невыносимую усталость. Почти сутки лил дождь. С его помощью мы кое-как пополняли свои запасы воды. Из еды осталась пачка быстрой лапши и несколько ампул глюкозы у доктора. Вообще доктор оказался незаменимым человеком. Точнее его уколы успокоительного.

Первой ночью мы сидели у костра, пытаясь хоть немного согреться. Великодушно разделили на шестерых пачку лапши и шоколадку. Но есть почти все отказались: еще никто не перестал надеяться, что нас вот-вот спасут. Надежда стала угасать ближе к полуночи. Тогда кто-то предложил спать. Кажется, финансист.

– Идите, если можете. – Презрительно одернула его Лариса.

Она источала удивительное спокойствие. Похоже было, что она стоит в пробке и ужасно не хочет куда-то опаздывать, но ничего серьезного в этом бездвижном потоке ей не угрожает. Она раздраженно отказалась от еды и сказала, что мы сидим тут, как олухи, что нужно выбираться. Но сама не двинулась с места. Сказала тогда, когда Элен наконец замолчала. Она говорила почти все время. Рассказывала, что-то спрашивала и говорила дальше, не дожидаясь ответа собеседника.

После слов Ларисы Федоровны она прервала свое непродолжительное молчание. Казалось, за эти несколько минут в ней накопилась целая лавина слов. Сначала они звучали более или менее осмыслено, потом перешли в оскорбления и крики, потом она зарыдала. Не то что бы ее никто не пытался успокоить, но самым действенным опять оказался укол доктора. Когда Элен заснула, он предупредил, что у нас в запасе есть еще 3 нервных срыва. Дальше будем выкручиваться сами.

Я очень надеялась, что та ночь будет самой плохой. Временами мне казалось, что я исчезаю, вижу все это со стороны. А то впадаю в бессмысленное оцепенение. Я достаточно пришла в себя, чтобы осмысливать действительность только к 4 часам утра. Тогда я впервые посмотрела на часы. Финансист, Лариса и Элен спали. Доктор что-то читал при неровном свете костра. Глеб сидел рядом и задумчиво смотрел на огонь.

– Вы бы поспали, – шепнула я.

Актер вздрогнул.

– Я уже спал, – тихо ответил он. – А вы, кажется, так и нет?

Я отрицательно покачала головой.

– Так и спите. Ждать нам пока нечего, – грустно усмехнулся он. Потом добавил, – Правда, поспите. Ничего интересного не пропустите.

Я чувствовала себя смертельно усталой, но спать в этом месте казалось мне совершенно невозможной вещью. Будто сон здесь окончательно утвердит власть над нами этого места. Но я сняла плащ, благо помещение достаточно прогрелось, и положила его под голову. Почти мгновенно я провалилась в небытие.

Теперь был вечер второго дня, и я одна сидела в колодце, как с легкой руки Элен окрестили бескрышую башню. Небо немного прояснилось. Северный ветер сменился, и изредка сюда доносились теплые дуновения. Усталость брала верх, и я ощущала необычное спокойствие. Сквозь серые облака стали видны темно-синие лоскуты осеннего неба. Снаружи доносилось стрекотание запоздалых сверчков. Аккумулятор в фотоаппарате еще работал, и я с тоской просматривала сделанные снимки. Глядя на это здание снаружи, я с трудом могла смириться с мыслью, что нахожусь внутри него. Здесь был другой мир. Было странно понимать, что снаружи ничего не изменилось: день сменялся ночью, ветер колыхал траву, опадали листья. Временами мне казалось, что всех нас занесло в какое-то совершенно незнакомое и очень далекое место. На другую планету, в другую Вселенную, в параллельный мир, в чье-то воспаленное воображение.

На нас никто не нападал, за нами никто не следил. Напротив, царило удивительное спокойствие и безмолвие. Ночью Элен сказала, что ей было бы намного легче, если бы ее пытали, мучили, но она бы видела того, кто это делает. С непоколебимой уверенностью она твердила, что тогда бы точно нашла выход, тогда бы точно выбралась. После этого с ней случилась истерика. Для того чтобы выбраться, нам нужно было знать врага в лицо.

Иногда я казалась себе сумасшедшей, ловя себя на мысли, что временами чувствую себя здесь, как дома. Это место переставало меня не пугать, скорее убаюкивало и успокаивало. Но было в этом спокойствии что-то неестественное. Оно мешало нам выбраться больше всяких замков. Было в этом всем что-то бессмысленное, вроде насмешки. И никто не мог разобраться, кто же, наконец, над кем подшутил.

Чтобы чем-то занять мысли, я в сотый раз пыталась понять, почему мы попали сюда и кому это было нужно. Все мы узнали об этом месте от людей, которым более или менее доверяли. Доктора сюда вызвала бабка, которую, по его словам, он знал достаточно долго, чтобы поехать в такую глушь. На резонный вопрос, зачем приехав сюда, он стал лезть в какой –то подвал, последовал достаточно логичный ответ: она сказала, что сломала ногу, когда гуляла здесь и не может выбраться. Тогда врач еще не знал, что связи в этом месте нет и звонить, лежа в подвале с переломанной ногой, она никак не могла. Секретарь и финансист поехали сюда по приглашения начальника. Видимо, такие поездки были для них не в новинку, но объяснять подробнее никто из них не стал.

Все эти люди жили в относительной близости, в городе Т., в двадцати километрах. Сложнее дело обстояло с Глебом, Элен и мной. Она приехала сюда из Петербурга, я и Глеб – из Москвы. И у каждого снова имелась вполне адекватная причина ехать в такую даль. Элен проверенный человек,