Из жизни фруктов - Ольга Лаврова

— Разумеется, — он достает из «дипломата» учетную книгу.

— Откройте двадцать девятое апреля.

Лобов шуршит страницами. Нашел.

— Три вагона, — продолжает Пал Палыч. — Номера триста восемнадцать восемьдесят четырнадцать, триста восемнадцать восемьдесят сорок и триста восемнадцать восемьдесят сорок один.

Лобов просматривает записи.

— Названные вами вагоны не значатся.

— Вернее, у вас не помечены.

— А почему должны быть помечены?

— Потому что двадцать девятого между двенадцатью и часом дня их доставили сюда, на подъездные пути.

Воцаряется неприятная пауза.

— Я попрошу уточнить, откуда сведения.

— От сцепщика, из первых рук. По его, так сказать, наводке я нашел номера в одной из поездных ведомостей.

Еще более неприятная пауза. Малахов растерянно пожимает плечами и что-то бормочет. Лобов начинает усиленно «припоминать».

— А-а… Во-он вы про что… Это знаешь, Владимир Тарасыч, про что — когда дождь шел!

— Ну, допустим, шел, — тянет Васькин, стараясь понять, куда клонит Лобов.

— С утра зарядил, помнишь?

— Ну?

— Этот случай я объясню, Пал Палыч.

— Будет с вашей стороны очень любезно, товарищ Лобов.

— Помнишь, у одного вагона доски немного отошли? — Лобов обращается попеременно то к Васькину, то к Знаменскому. — Я говорю, старый вагон, сыплется уже, а он полез в пузырек — будем, говорит, создавать комиссию, может оказаться недостача.

Васькин сообразил что к чему:

— А-а… Это когда я говорю, вагон дефектный…

— Ну да, я говорю, принимай, а ты говоришь, надо комиссию. — А-а… Ну помню… еще дождь лил…

— С самого утра!

— Очень хорошо, — прерывает их Пал Палыч; на глазах столковались, и ничего не поделаешь. — Кто вошел в комиссию по приемке?

— Да кого я под самый праздник соберу? — бодро отвечает Васькин. — В ливень-то на перроне стоять? Решил, пусть пройдут майские, тогда.

— Так. Груз оставался еще в ведении дороги?

— Нет-нет-нет. Раз мы транспортировали получателю, пломбы целы, претензий к нам нет — уже все. Дальше их забота. — Лобов поводит рукой в сторону Васькина.

— Это ты брось! Я тебе хоть где расписался?!

— Но груз на твоей территории?

— Ничего не значит!

— Нет, Владимир Тарасыч, я попрошу! Очень даже значит!

Между Лобовым и Васькиным опять готова разгореться перепалка, но Знаменский поднимает руку.

— Так или иначе, днем двадцать девятого апреля помидоры существовали. Что же дальше? Их смыло дождем?

— Дальше моя смена кончилась, — говорит Васькин и, не глядя на Малахова, спрашивает: — Вань, ты эти вагоны не комиссовал?

Малахов ошарашен.

— Котя! Мне ж никто ничего! Маневровый, наверно. Подцепил и увез.

— Пустые или полные, Малахов?

Тот в растерянности хлопает глазами.

— Не подходил даже. Не знаю. Другие принимал. Вагонов полно было. А с обеда отпускал. С той стороны. Где автомобильный подъезд.

— Простите, пожалуйста, я, вероятно, уже ничем не могу помочь… В институте сегодня семинар. — Для Лобова настал удобный момент улизнуть, он прощается и спешит прочь.

— Запросто могли груженые увезти, — заявляет между тем Васькин. — Под праздники тут Содом и Гоморра.

— Под праздники — жуть! — поддерживает Малахов.

— А в следующую свою смену вы поинтересовались судьбой вагонов?

— Да ведь это уже после праздников было! — восклицает Васькин. — Голова-то с похмелья… Чего уж там! — Ему ответ кажется вполне исчерпывающим, а разговор законченным.

Знаменский улыбается, вдруг развеселившись.

— Значит, не найти мне тех помидоров? Потерялись, замотались. А?

Кладовщики выжидательно молчат.

— Все-таки попробую. С двадцать восьмого по тридцатое у вас работали студенты. Припоминаете?

— Работали, — согласно кивает Малахов. — Наши грузчики — в складу. Те — снаружи, на погрузке машин.

— Вот и договорились: на погрузке машин.

— Ну и что? — осведомляется Васькин.

— Да ребятам скучно было, решили для развлечения соревноваться — факультет на факультет. Для подведения итогов записывали количество машин. И, представьте себе, их оказалось здорово больше, чем у вас по накладным! Выходит, был лишний «левак».

На скулах у Васькина набухают желваки.

— Такие записи — не документ!

— Небось набавили! Для игры!

— Не похоже, Малахов. Ребята серьезные, математики. Даже номера машин называют. Профессиональная память на числа.

— Да не принимали же. Те вагоны. Не принимали мы их.

— Официально не принимали. А по-тихому, я думаю, разгрузили.

Малахов засматривает в лицо Васькину и упавшим голосом спрашивает:

— Коть?..

— Вранье!

Томин и Кибрит разговаривают, шагая по коридорам Петровки, 38.

— Тебя оставили в покое, Шурик?

— Со вторника хвоста нет.

— И неясно, что это было?

— Одну даму на выбор проверил — ни в какую версию не влезла.

— Всего одну даму! Не слишком ли беспечно?

— Но криминала же нет. Ходить за мной — не преступление. — Томин прислушивается. — Извини, Зинуля.

В его служебном кабинете надрывается телефон.

— Да?.. — снимает Томин трубку. — Понял, выезжаю. — Он убирает бумага в сейф, опечатывает его. Хватает плащ, пистолет, собирается уходить.

Новый телефонный звонок возвращает его к столу.

— Да?.. Да, майор Томин… В триста шестую? Сейчас не могу, ждет машина на происшествие…

На том конце провода говорят нечто такое, от чего брови его ползут вверх.

— Вы отменили? — недоумевающе спрашивает он. — Да, есть явиться в инспекцию по личному составу.

— Интересно… что же я натворил такого… антислужебного, — бормочет Томин, вешая на место плащ и убирая пистолет обратно в сейф.

…Томина ждет подполковник Саковин. Держится суховато, любезность его лишена теплоты. Томина он встречает, не вставая из-за стола.

— Здравия желаю, товарищ подполковник.

— Зачем же так официально. Садись. Сколько лет, сколько зим.

— Да, давненько… — Томин садится, и некоторое время они молча рассматривают друг друга.

— Значит, ты в инспекции? — спрашивает Томин.

— Как видишь… Насколько помню, в институте мы ни врагами, ни друзьями не были, а позже вообще не сталкивались. Так что нет препятствий для проведения служебной проверки… Как будем разговаривать? Перейдем на «вы» или?..

— О, мои дела так плохи?

— Твои дела… твои дела… твои дела… — Саковин достает папку. — Чего уж тут хорошего.

— Звучит неприятно. Но интересно.

Саковин бросает испытующий взгляд, однако на лице Томина действительно только интерес.

— Пойми правильно, Саша. Как бы руководство ни было уверено в тебе или Знаменском…

— Еще и Знаменский?!

— Проверка сигнала такого рода должна быть строгой и тщательной, — привычно не замечает, что его прервали, Саковин.

— Сигнала какого рода?

Саковин снова не реагирует на реплику.

— Хуже всего, что сигнал объективно кое-чем подкреплен. Речь идет о твоем посредничестве в получении Знаменским взятки.

— Если б ты не по службе, Саковин… — Томин не договаривает, но смысл ясен.

— Этак мы действительно перейдем на «вы», — осаживает его Саковин. И после короткой паузы продолжает: — Обвинение придумано не мной, Томин. И, надеюсь, ты оправдаешься.

— И с кого же мы с Пашей содрали взятку?

— С работника овощной базы.

— И богато взяли?

— Для продолжения разговора мне нужен официальный ответ — нет или да?

— Нет!

— Еще один обязательный вопрос: может быть, есть доля правды! Какие-то общие знакомьте… у кого-то брали взаймы… встречались с кем-нибудь!.. Прошу тебя подумать, что могло лечь в основу сигнала.

— Нет знакомых, не брал взаймы, не встречался, не состоял, не участвовал. Что касается Знаменского, то…

— То похоже, что ему действительно уплачено, — договаривает Саковин.

— Знаешь, я встану и уйду, и делай со мной что хочешь!

— Будь добр, не вдавайся в амбицию. Побольше выдержки.

— Хорошо, я буду выдержан. Я спрошу тебя очень вежливо: мыслимо ли заподозрить Знаменского?! Пашку Знаменского! Сколько-нисколько ты же его знал!

Саковин откидывается на спинку кресла и говорит как маленькому:

— Я работаю в инспекции по личному составу. Моя служба заключается в том, чтобы досконально расследовать случаи злоупотреблений, недобросовестного поведения наших сотрудников и тэ пэ. А ты предлагаешь пойти к начальству и сказать: что вы, товарищи, они прекрасные ребята, да я же с ними вместе учился двадцать лет назад!

— Согласен, наивно, — признает Томин, остывая. — Но когда речь о Паше…

— Оставим его, поговорим о тебе. — Саковин достает из папки фотографию. — Кто этот человек? Что вас связывает?