На задворках империи - Андрей Владимирович Булычев

драгунами. Думать было некогда, остановишься — налетят и одним махом порубят, и он бросил Зорьку в карьер.

— Ура-а! — Порядка двадцати кавалеристов влетели с рёвом в эту кучу.

— На! На! На! — Гончаров с остервенением сёк саблей. Ставить удар, фехтовать? Какой там! Перед глазами мелькали кони, люди, пешие, верхом, в чужой одежде, и он крутился в седле как уж, стараясь нанести как можно больше ударов, пока его самого не срубили.

— Ура-а! — звон и вопли перебил атакующий крик. Людей в чужой одежде стало мало, и вокруг уже мелькали одни драгунские мундиры.

— Гончаров, шатёр проверь! — крикнул, осаживая рядом коня, Огнев. — Бери своих и охраняй его, чтобы не разграбили!

— Слушаюсь, вашбродь! — сказал Тимофей, спешиваясь. — Первое отделение, ко мне! Оцепить шатёр!

Сам он выхватил пистоль из кобуры и рубанул входной полог. В образовавшуюся щель высунулся ствол ружья, и он еле успел присесть.

— Бам! — громыхнуло, и пуля свистнула над головой. Выстрел в ответ, с колена, и он выхватил новый пистоль. Из-за спины ударило несколько ружей, с десяток человек стреляли прямо из сёдел. Трое — Чанов, Блохин и Калюкин — бросились вслед за командиром.

Откинув клинком разрубленный наискось полог, Тимофей заскочил внутрь. Бьётся в агонии рядом со входом умирающий. Рядом лежит, зажимая разряженное ружьё, ещё один воин. Прямо посредине шатра с кожаным мешком в руках встал на колени чистенький в белом халате и чалме третий ханец. Он с ужасом, бормоча что-то про себя, взирал на подходившего к нему с окровавленной саблей русского. «Алла!» И бросив мешок на ковёр, закатил глаза.

— Не трогаем! — рявкнул Тимофей. — Блохин, Чанов, проверьте всё там! — И указал на горку подушек клинком.

Умирающий затих, а ханец в белом всё что-то бормотал. Тимофей отпихнул ногой в сторону от него кожаный мешок и огляделся. Просторный и богатый шатёр принадлежал, как видно, самому хану. Да и бунчуки со знамёнами, вбитые древками в землю, явно на это указывали. Тогда кто же этот в чалме?

— Чисто, нет никого! — донеслось от проверявших рухлядь драгун.

— На портянки себе возьму! — крикнул Чанов, сворачивая яркое покрывало. — Вроде и шерсть, а тонкой работы, как раз для зимних портянок. Ноги ни преть, ни мёрзнуть в таких не будут. Вам тоже дам, ребята.

— Может, глянем, что в мешке? — предложил Блохин. — Вдруг там казна?

— Стой, Лёнька, — нахмурившись, произнёс Тимофей. — Не греши с этим. Пусть начальство само смотрит, что там внутри. Тут такое дело, могут и не посмотреть, что у тебя Анна на груди, по всей строгости спросят. Оружие лучше глянь для трофея или вон, как Ванька, красивую тряпку.

— Да я просто, — покраснев, пробормотал Блохин. — Если что, так-то не для себя, а для общества.

— И со всего общества могут спросить, — бросил Тимофей. — Да и на казну это не похоже. Когда отпихивал, почуял, не больно-то уж и тяжёлый мешок, как будто бумагой набитый.

— А ну тогда чего, тогда конечно, — согласился друг и нагнулся, чтобы снять пояс с убитого.

Стрельба и крики за стенками шатра стали тише, послышался конский топот и, сорвав висевший на лоскуте полог, внутрь зашёл Подлуцкий со штабными.

— Господин подполковник, младший унтер-офицер Гончаров! — Тимофей вскинул ладонь к каске. — Шатёр взят с боем вторым эскадроном капитана Огнева. Оставлены на его охране! — И отшагнул в сторону.

Подполковник глянул мельком на докладывавшего унтера, на двух застывших рядом по стойке смирно драгун и уже более пристально обвёл взглядом сам шатёр и сидевшего на коленях ханца.

— Кто таков?! — бросил он резко.

— Не могу знать, ваше высокоблагородие! — рявкнул Тимофей. — В бой с нами не вступал, так и сидел всё время на коврике. В руках вон тот кожаный мешок держал. Убрали его в сторону, чтобы он ничего с содержимым не сотворил.

— Синюхин, Матвеев, проверьте!

Командирский денщик со штабным писарем выскочили из-за его спины и, подняв кожаный мешок, развязали на нём тесьму.

— Вашвысокоблагородие, бумаги! — крикнул, заглянув внутрь, Фадей Иванович. — Полный мешок бумаг. Не по-нашему все писаны.

— Само собой, — ухмыльнулся Подлуцкий. — Похоже, ханская канцелярия. Вон и столик маленький в углу с чернильницей, прямо как у тебя, Фадейка. Рукава, ладони этого гляньте!

Денщик подбежал к всё ещё стоявшему на коленях ханцу и задрал его руки вверх. На отворотах белого халата были видны следы от чернил.

— Я же говорил, канцелярия, — фыркнул подполковник. — Похоже, сотоварищ это твой, Фадей. Небось, тоже из старших писарей. Или как там они у них, у этих татар, называются? Смотри-ка, а это очень удачно получилось, такие бумаги, они ведь гораздо ценней всех захваченных знамён будут. Порадуем командующего. Вот и поглядим, с кем это Хусейн-хан переписку вёл. Младший унтер-офицер! — Он повернул голову к Гончарову. — Этому, который в халате, руки связать и вместе с мешком, со всеми бунчуками и знамёнами доставить к генерал-фельдмаршалу. Никого к пленному не подпускать, и чтобы ни один волос с него по пути не слетел! Всё ясно?!

— Так точно, ваше высокоблагородие! — рявкнул Гончаров. — Будет исполнено. Чанов, Блохин, в конвой! Герасимов, Калюкин, ко мне! Взять мешок под охрану!

Первые двое встали подле ханца с обнажёнными саблями, а забежавшие с улицы подхватили на руки кожаный мешок.

— Вот так, правильно. — Подполковник подкрутил ус и, ещё раз обведя взглядом шатёр, вышел наружу. — Казаки в преследование ушли?! — донёсся его голос снаружи. — Я им пограблю! Пограблю! Под суд всех старшин отдам, если через пять минут вслед за эскадронами вдогон за персами не уйдут! Егерям взять обозное имущество лагеря под охрану, всей коннице вести преследование неприятеля до следующей ночи. Корней Ильич, начинайте опись захваченного!

Глава 4. Бей их, ребята!

Полагая, что разгром конницы Хусейн-Кули-хана сделает защитников Эривани более сговорчивыми, Гудович вторично послал в крепость требование о сдаче, пообещав коменданту утвердить его ханом со всеми полагающимися этому титулу правами и почестями. Но эти обольщения не дали того эффекта, какие ожидал фельдмаршал. Комендант Эривани отвечал графу Гудовичу: «…если поступок такой может быть похвальным, то и я имею от великого моего государя волю на то, что если вы согласитесь служить персидскому государю, то во взаимность получите ханство Эриванское, Тавризское и ещё много чего…»

В это самое время были получены сведения, что со стороны Персии к отошедшей за Аракс и недобитой коннице Хусейн-Кули-хана подошёл большой отряд Фарадж-Улах-хана, и, резко усилившись, эриванский правитель вновь начал угрожать растянутым коммуникациям русских.

— Казаки с конным ополчением виноваты, — ворчали в строю драгуны. — Если бы они грабежом не занялись, то посекли бы всех татар.