Русская миссия Антонио Поссевино - Михаил Юрьевич Федоров

омут! Если пропадать, так хоть врагов с собой увести побольше. Он снова поднял саблю и бросился вперёд, замахиваясь на ближайшего разбойника, уже поднимающего аркебузу для выстрела. Эх, так и так погибать, а тут, может, успеет он зацепить кого-то!

В воздухе раздался свист, и стрелок, не успев пальнуть, ничком повалился на землю. Из спины у него торчал арбалетный болт. Истома, не успев удивиться неожиданной помощи, кинулся на второго, моля Бога, чтобы тот промахнулся. Но перепуганный разбойник в спешке выстрелил не целясь, и пуля пролетела мимо. Тогда он бросил аркебузу и бросился бежать, даже не вспомнив о висящем на поясе трёхгранном мизерикорде[12].

Шайка разбежалась. Возвращение от ожидания неизбежной и скорой смерти к спасению было столько неожиданным и стремительным, что Истома остановился. Его пошатывало, дыхание с хрипом вырывалось из груди. Он обернулся: Поплер сидел у пинии с закрытыми глазами, но ещё дышал, хотя, кажется, был без сознания.

Разбойники, петляя между пиниями, пытались скрыться от скачущих за ними всадников. В островерхих шлемах, коротких сапогах со шпорами, вооружённые арбалетами, копьями и саблями, они, смеясь, гонялись за убегающими, забавляясь, словно сытая кошка с мышью. Время от времени один из всадников настигал беглеца и ударял в спину копьём. Арбалеты уже были закинуты за спины, так как необходимость в них отпала. Очевидно, единственный выстрел был сделан, чтобы не допустить убийства разбойниками застигнутых врасплох путников. С шайкой было покончено в считаные минуты. В живых не остался никто.

Истома перевёл дух и подошёл к Поплеру. На виске немца слабо билась жилка, указывая, что сердце его хотя и с трудом, но продолжает гонять по венам кровь.

— Живой! — обрадовался Истома.

Рядом затопали копыта. Истома обернулся. К ним подъехал всадник, одетый и вооружённый лучше, чем остальные воины спасшего их конного разъезда. Он без всякого расположения осмотрел путешественников и спросил по-итальянски:

— Кто вы такие и куда направляетесь?

Истома сделал вид, что не понимает его, и ответил по-латински:

— Я немного говорю на латыни, но твой вопрос не понял.

Всадник кивнул в знак понимания и перешёл на латинский язык.

— Я начальник отряда береговой стражи Венецианской республики Димитрос Ипсиланти. Назови себя.

— Я Истома Шевригин, посланник русского царя к папе римскому. Разбойники застали нас врасплох и ранили моего товарища.

Ни малейшей эмоции не отразилось на лице сурового начальника береговой стражи. Он снова кивнул, спешился и подошёл к Поплеру, который начал приходить в себя. Потом оглянулся на Истому:

— Твой товарищ при смерти, но немедленная врачебная помощь может вернуть ему здоровье. Мы отвезём его в Кампальто, где стоит береговая стража. Сообщение о тебе я сегодня же отправлю в Венецию. Возможно, дож Николо да Понте захочет с тобой встретиться.

— Благодарю, — ответил Истома. — Надо поторопиться. Если помощь опоздает, он погибнет.

Димитрос кивнул и оглянулся. Истома проследил за его взглядом. Стражники, только что перебившие разбойников, теперь спешились и деловито, без лишней суеты, отрезали у мёртвых головы. На лице Димитроса, прежде бесстрастном, появилось выражение некоторого смущения. Ему, кажется, стало стыдно перед иноземцем за поведение своих подчинённых. Но останавливать их он не стал.

— О tempora! О mores! — произнёс он, подняв к небу глаза. — О времена, о нравы! Хотя тут можно поправить древних. О народы, о нравы! Мои подчинённые набраны преимущественно в глухих албанских деревушках и изысканностью манер не отличаются. Но бойцы они отличные, поэтому правительство Венеции закрывает глаза на их некоторые… — он помялся, — странности, которые сполна замещаются лихостью в бою. А чтобы держать страдиотов в узде, командирами почти всегда ставят греков[13].

Он кивнул Истоме.

— Кроме того, их жалованье в некоторой степени зависит от количества убитых ими врагов республики. Поэтому простим моих солдат.

Он крикнул что-то на незнакомом Истоме языке, и к нему подскакали четверо всадников. У каждого у седла была приторочена отрубленная голова. Трое спешились и помогли посадить раненого Поплера, вновь потерявшего сознание, в седло, а четвёртый всадник, бережно удерживая немца перед собой, поскакал в сторону Кампальто — небольшой деревушки, расположенной в трёх милях от места схватки.

Спустя несколько минут вслед за ними направился и Истома. Он ехал верхом, ведя в поводу коней раненого Поплера и бежавшего Паллавичино. У сёдел были привязаны заплечные мешки, плотно набитые злосчастными шишками пинии.

Глава вторая

ВЕЧЕР В ТАВЕРНЕ

В Кампальто их по распоряжению Димитроса Ипсиланти разместили в местной таверне, отведя лучшую комнату, которая располагалась на втором ярусе небольшого строения. Первый ярус занимала траттория — маленький кабак с пятью столами, каждый из которых вмещал шестерых человек. Страдиоты, негромко переговариваясь о чём-то меж собой, внесли Поплера в отведённую гостям комнату и осторожно уложили на кровать, после чего удалились.

Сразу же появился врач и стал хлопотать возле немца. Шевригин только подивился — откуда он взялся настолько быстро? Кажется, Димитрос оказался не только хорошим командиром береговой стражи, но и достаточно сведущим в деле приёма иноземных посланников, хотя Истома даже не настоящий посланник, а лишь гонец, выполняющий поручение своего государя, и не наделён правом лично вести переговоры. "Кажется, в Венеции заинтересованы в том, чтобы заключить с нами союз, — подумал Истома. — Вон, даже этот грек знает, как следует отнестись к гонцу русского царя. Иначе бы они так не суетились".

Врач меж тем остановил кровь, после чего промыл рану тёплой водой. Достав из принесённой с собой сумки бронзовую коробочку, открыл и, зачерпнув из неё благоухающую незнакомыми Истоме травами мазь, принялся втирать её в кожу вокруг раны. Поплер застонал и открыл глаза. Он даже попытался встать, но с потерей крови его оставили и силы, и он, захрипев, упал на кровать. Врач, не обращая на него внимания, левой рукой снял с пальцев остатки мази и нанёс на саму рану. По телу немца пробежала дрожь, но врач всё так же равнодушно вынул из сумки кусок чистого холста и, оторвав от него широкую полосу, в несколько оборотов перевязал раненое плечо. Затем знаками показал, что ждёт от Истомы помощи, и показал, как он должен удерживать голову своего раненого товарища. Налил из кожаной фляжки, которую вытащил из недр своей, как показалось Истоме, бездонной сумки в небольшой кожаный же стаканчик немного тёмной жидкости и дал выпить Поплеру. Очевидно, снадобье было очень невкусным, потому что немец пил его морщась и даже снова пришёл в себя, приподняв голову и глядя вокруг полным страдания взглядом. Затем он снова откинулся на подушку и забылся сном —