Укоротитель - С Бескаравайный

Потом влез со своей идеей и я.

- Это смешно, - отрубил комбат.

- Разница между комедией и трагедией - в страхе за жизнь героев. Сделаем так, что они испугаются - неповадно будет.

- Пойдет, - согласился капитан, наш сегодняшний попутчик, ведший трех "крабов", - Возьмем гуманитарку.

- Да, - передумал комбат, - Может сработать, перестанут высовываться.

- Только пусть солдаты, у кого есть, рукавицы оденут - с этими дамочками предохраняться надо, - подытожил я.

Через минуту мне пришлось - было очень неприятно чувствовать себя мишенью, но подобные действа требуют артистичности - протискиваться сквозь шеренгу, охранявшую голову колонны от митинга. Я дошел до середины десятиметровой "ничейной земли", чувствуя всю надежность строя наших штыков сзади и всю перспективу меткости кокорского снайпера спереди. На несколько секунд стал главным виновным во всех несчастьях человечества и услышал много плохого о своем будущем. Собрался, постарался обольстительно улыбнуться и, пытаясь перекричать толпу, начал.

- Вот эта банка с джемом - помощь от народа самой демократической страны в мире!! - поднял ее повыше, а другой рукой указал на самую громкую, растрепанную, с самыми сумасшедшими глазами женщину в первых рядах, - И вот ты сейчас ее сожрешь!!

Из-за шеренги донеслась команда и сквозь нее хлынул батальон. Бойцы не били, не отталкивали женщин, они их хватали и пытались запихнуть в рот содержимое этих маленьких, со стакан размером, баночек. Непонимание в сочетании с самой крошечной долей опасения за свою жизнь рождает страх, темный панический ужас, готовый пробиться сквозь самый ухарский задор и охватить любого. Поднявшийся визг превзошел всякое вероятие и задние ряды толпы мы просто не успели схватить - хоть и в ботинках, они бегали очень быстро. Те, на ком проводили процедуру кормления, отбивались так, будто их потчевали цианистым калием. На мою долю досталось несколько плевков и прокушенный манжет гимнастерки, хорошо руку успел отдернуть.

- Внимание! Запасы помощи ограничены, не допускайте ее нецелевого использования!! - пришлось кричать уже через пять минут и второй порции, а уж тем более добавки, хватило не всем.

- За свободу, за демократию! - завел какой-то боец, пытаясь протолкнуть сквозь разжатые зубы витаминизированную массу, и остальные тут же подхватили, - За суверенитет, за чистоту веры...

Когда процедура начала переходить в опасное для жизни издевательство, я, почти одновременно с комбатом, дал отбой. Скоро колонна прошла мимо обочины, на которой женщины, корчась, пытались избавиться от содержимого своих желудков. Наблюдая это зрелище, я очень хорошо понял, - страх усмиряет только тогда, когда не ведет к озлоблению, к едкой жажде мести, а порождает недвижимость мыслей, опасение сделать хуже своими собственными действиями. Но милость оказывает лишь тот, кто демонстрирует весь ужас своего гнева. Где найти середину?

- Знаешь, - нейтральным голосом, смотря куда-то вдаль, выговорил мне Туллий, - кто окажется крайним после всплытия этого дела?

- Знаю, что все здесь устроенное, было политкорректным, - в тон ему ответил я.

Чтобы раскрутить пленку, наверняка имевшуюся у кокорцев, надо было поссориться с производителем джема, а этого они делать не хотели, и в телезвезду я тогда не превратился. Другое дело, что в узких кругах обладателей военной формы я получил некоторую известность. Не в последнюю очередь благодаря шоферу фуры с джемом, надо же было ему валить на кого-то исчезновение груза.

* * *

Последние распоряжения в типографии этого гарнизона отданы и мы с Асафием получаем обратный билет на аэродромную базу - два места внутри "крабового" панциря. Несколько часов вынужденного молчания, когда в его голове копятся вопросы - хороший тест на терпение. А я пытаюсь, как шахматист не видящий доски, представить, кто из моих где должен быть и что делать. Лермонт в Шаукри, в этом диком продутом всеми ветрами селе, открывает стекольную мастерскую, Геодар в развалинах мегаполиса должен именно сейчас требовать организации классов резьбы по дереву. Роальде, у нее как раз сегодня самое сложное, придется выбивать в Ингрути местный класс для девочек - светлое отдельное помещение, где после общих уроков они смогут культурно проводить время. Там на управлении сидит редкий урюк, но Роальда так дивно умеет наступать на ноги...

Но вот ожидание кончилось - мы идем по бесконечной веренице узких проходов, коридоров, постов и пропускных пунктов - посыпались вопросы. Ученику надо отвечать.

- У нас здесь две основные проблемы: их образ жизни и тотальное недоверие к федеральной власти. Из-за этого, чтобы мы не сделали, все будет восприниматься недоброжелательно и в начале переделываться, переиначиваться на свой лад. В крайнем случае, самые необходимые вещи, вроде прививок и водопровода, будут восприниматься как чудо, которое власть и так обязана дать.

- Значит, надо переделать их сущность, срезать культуру, как тесаком?

- Если бы такой была наша задача, пришлось бы заставить их забыть язык и все обычаи. Единственный путь быстро это сделать - убить всех взрослых. Политически невозможно.

- Так как же их укротить?

- Начнем с элементарного - почему раньше не возникало доверия власти, ну хотя бы на треть - ведь какую-то часть своих обещаний она выполняет?

- Кто захочет казаться нашим союзником?

- Хотят этого многие, но вот показаться простаком, идиотом, доверяющим нашим обещаниям, не желает никто. Что мы сделали для этого?

- Я помню плакат месячной давности, - он кивает, как человек, совместивший свой вопрос с собственным воспоминанием, - Его по новостям крутили - два противоположных сообщения и девиз сверху: "Ровно половина правды в этих словах!".

- Это только начало, - я открываю дверь собственного, как старые времена, маленького и заваленного бумагами, вот только без окон, кабинета, Вторая придумка была тогда же - таблица умножения, подтвержденная специальным постановлением, но завтра по заставкам в рекламе и по стенкам расклеят вот это.

Сочная отбивная, вкусно расположившаяся на тарелке, но надрезанная сбоку и открывающая свое розовое нутро. Надпись сверху: "Поедая плохо прожаренную свинину - ты вредишь обществу!".

- Они и так ее не едят, - Асафий садится на указанный табурет.

- Мы заставляем даже их религию служить подтверждением наших слов. Разводим национальную принадлежность и сепаратизм, чего желать еще? Куда я это положил? - папка с новыми слоганами и сценариями роликов в очередной раз запропастилась. Ничего, дальше стола уйти все равно не могла, - Неважно, главное идет сочетание медицинских советов и религиозных запретов. Человек, который захочет сделать демонстративный ответный жест, должен будет сам есть бифштексы с кровью и где гарантия, что ему из подлости не подсунут свинину? Будет еще целая серия запретов: на самоубийства, на близкородственные браки, на удушение дальних родственников и сжигание детей.

Я поперхнулся пылью, нанесенной за сутки на бумаги, и с четверть минуты прочищал легкие.

- Конечно, основную долю работы выполняем не мы - элементарно креатур не хватает. Столичные каналы, радио, журналы и книги, что к нам доходят они дают поток информации. Мы лишь украшаем его спецификой. Но все это меры слабые, переделка их жизней - дело другое.

- Но разве общей смены религии - не предвидится, даже в перспективе? голос полон обиженного энтузиазма.

Иногда это жутко надоедает.

- Зачем выкармливать своего дракона, если можно перьями убить чужого? нудным, максимально казенным голосом отвечаю я, - Примут они религию северских народов, что еще под вопросом, и превратиться она у них в очередную базу для терроризма. Вера - лишь маленький противовес, но не основной рычаг.

- Как тогда быть с бехаизмом?

- А что ты думаешь?

- Большая часть военизированных служителей уже в земле, надо только прекратить доступ литературы, и у нас через несколько лет будет секта, изолированная группа верующих, - торопливо выговаривает он заранее обдуманные слова, - Такие не опасны.

- Мы, Асафий, и такой вариант рассматривали. Использовать как основной его невозможно - бехаисты уже многочисленны, в секут не превратятся. Хорошо, конечно, что народ разделен верой на два лагеря, сейчас это главная идейная причина внутренней вражды, но иметь лет через пятьдесят уже два близкородственных радикальных народа - еще одна головная боль. Ослабление религии и вообще старых обычаев - вот выход.

Он сосредотачивается, в очередной раз копается в собственной памяти, а я, наконец, нахожу что искал - переплетенный хорошей кожей ежегодник, где записаны медиа-задания.

- Это будет большая компания по растлению? - он с особым, высокоморальным презрением выделяет последнее слово.

- Зачем так грубо? Нас и так обвиняют в психоанализе, в повреждении нравов. Общая задача, сделать из них не прах и пепел, а очередной добропорядочный народ. Северия считается империей не потому, что лежит от океана до океана, а пребывает в этом статусе как большой дом, где могут существовать сотни народов. Возьми дакатинцев - полтораста лет назад они воевали вместе с кокорцами, а теперь остались лояльными даже во время смуты. Нам от кокорцев, по большому счету, нужно только одно: соблюдение правил общежития, - Я глубоко вздыхаю. Терпение и еще раз терпение, - Пошлость не убивает радикализм. Для него смертельна жажда жизни. Вспомни того героя фольклора, который есть почти у всех уламских народов, которого казнили или заявили о его казни почти все правители, который выкрал свою невесту из эмирского гарема и утопил вместо себя в пруду жадного горбатого ростовщика? Таких людей - честных, добрых и справедливых мы должны делать образцами для подражания.