Укоротитель - С Бескаравайный

- Передай своим, ..., что здесь кормушка хороших людей, и ее лучше не трогать. ..., ...! Тут поблизости артполк стоит, связь есть, и курятники ваши накрыть, чисто случайно, - что раз плюнуть. Я понятно, ..., выражаюсь?

Вопросов на уточнение формулировок не последовало, и старики ретировались.

- Ты все сделал правильно, - сказал я в спину Туллия, когда халаты скрылись за пригорком, - Но теперь нас ночами будут обстреливать.

Он оглянулся, презрительно, раздраженно сверкнул глазами, скривил губы и, казалось, он готов обложить меня не менее виртуозно, чем бородатых парламентеров. Я отложил кувалду, вдохнул побольше воздуха.

- Вопрос ко всем! Что сейчас делать?!

Каждый, кто наблюдал разговор, немедленно внес свои предложения. Спектр не отличался разнообразием - красный цвет разной густоты сочился из их слов. Начиная от исчезновения самой делегации и заканчивая немедленным обстрелом кишлака.

- Это замечательно. Только нужен результат. Бить надо по тем, кто прислал этих старых козлов. Картинно, наотмашь, чтоб и мысли не у кого не было, что случиться после обстрела, - я сам, уставившись на Туллия, скорчил презрительную физиономию, - Возьми обоих "крабов", взвод с внешнего кольца охраны, и выбей ворота в десяти самых богатых домах этого сволочного кишлака. Только ворота. Кто будет сопротивляться - убей. Да, - со значением поднял палец, - будет хорошо, если ты сделаешь это раньше, чем бородачи вернуться к себе.

Тогда я впервые ощутил, как сросся, сроднился с коллективом, и мои приказы исполняются, потому что в них видят смысл. Туллий постарался. Видя, что не успевает догнать ту древнюю развалюху, на которой привезли стариков, он остановил ее стрельбой поверх крыши, выкинул их и сжег машину. В кишлаке таранил ворота лобовой броней "крабов", а пулеметы на их маленьких башенках своими черными, расширенными зрачками, искали сопротивлявшихся. Застрелить никого не застрелили, но в самом начале переехали какого-то неудачника.

- Ты думаешь, не будет обстрелов? - уже вечером, сидя в присыпанной землей бытовке, скептически поинтересовался Вилор.

- Еще как будут. Такие архаровцы с первого раза не понимают. Случайный отморозок, родичи тех, кто нефтью промышлял, просто малышня. Пофыркают обязательно.

- И что будем делать?

- Все тоже самое. Только повторяться нельзя. Нет, зачем расстреливать? - я уже научился распознавать в его шишковатой физиономии это специфическое "лицо к смерти", - Заложничество не по конвенции. Фокус в том, чтобы бить виноватых и одновременно доказывать кишлаку - они отвечают за тишину все вместе. Не по семьям или зайтам - все вместе. Хуже станет, когда им позволят отряд самообороны соорудить.

- Ну-ну, посмотрим, что у тебя получится.

Ночью нас попытались стравить с той самой артиллерийской частью: на середину двухкилометровой проплешины, что лежала между нами, приволокли миномет, сначала постреляли из автоматов, а потом положили пару мин к нам и ребятам. Не получилось - связь была, координаты вычислили и накрыли шутников по полной программе. Тогда мне первый раз пришла в голову мысль искать виновных по свежим захоронениям.

Настоящее дело пошло к следующему полудню: вернулись бензовозы с первой партией тел и весь мой хилый авторитет зашатался. Отобранные видели немало страшного в жизни, но творить ужас им приходилось много меньше. Облитые нефтью, двигавшиеся по самодельной решетке, тела, не выгорали до конца, дым не желал уходить в вытяжку и внутренности самого большого сарая больше напоминали мангал в руках очень плохого повара. Дымовую трубу мы, понятно, никакую организовать не могли, так что внутренности котловины тоже в скором времени пахли не лучше. Мрачность настроения от этого у всех была просто чудовищная.

Но помог Лор. Плюнув на нашу идею, он выключил валки, и превратил конвейер в простую жаровню, а еще вернее, в печку. Самодельные горелки включили на полную. Хоть приходилось бросать туда тела не партиями, а в порядке очереди, дело пошло на лад. Правда, кости все равно не сгорали до конца, однако, справились и с этим - приспособили под мельницу средних размеров бетономешалку.

День, ночь, день, ночь. В полусотне километров южнее, среди бесконечных железобетонных и кирпичных руин мегаполиса армия ударами снарядов, ракет и просто пуль перемалывала полурегулярные кокорские части. Она жадным, цепким, необоримым спрутом уже наползала на предгорья, уже заходила в те кишлаки, где раньше свободно обучали смертников, варили ядовитые зелья, клепали оружие.

Людей убивали ежесекундно. Мимо тел равнодушно проходили, просто отталкивали их с дороги, иногда присыпали землей для обмена и торговли с родственниками. Но имелись в этой облепленной грязью мясорубке и такие трупы, которые нельзя было хоронить или показывать хоть кому-то. Какие в любом случае будут искать и через месяц, и через год. Они редко возникали на самой передовой, там все было слишком быстротечно. В ближнем тылу, где надо дознавать, расправляться, устрашать, ликвидировать, сводить счеты, запугивать, казнить, - там получались такие трупы. Аккуратно завернутые в полиэтилен и со снятыми ботинками, откопанные из свежих могил и еще не остывшие. Братья и племянники перекинувшихся к нам бандитов, использованные агенты, отысканные палачи, неоплаченные креатуры, лишние свидетели, принявшие месть похитители, неосторожные воры, потенциальные смертники и вероятные предатели. Не всегда мужчины, порой не взрослые.

Это не были изрубленные, с ожогами, вырванными ногтями или отстрелянными пальцами человеческие останки, какие должны получаться от работы пыточных камер, нет. Армия вообще приходила в Кокорию не в качестве оккупационной - иначе бы трупы без всяких предосторожностей бульдозерами сгребали во рвы, сжигали в кучах и оставляли в лесах. Два бензовоза, что далеко не каждый день выходили в рейс - это для нормального судопроизводства слишком много, но для серьезной войны слишком мало. Редкое грязное белье надо было всего лишь дезинфицировать. Чем мы и занимались.

Как только наладились дела с печами, основной проблемой стали выезды. Каждый раз приходилось отправляться кому-то из нашей троицы, а иногда и двум сразу. Емкости нельзя было выдавать за пустые, собаки чуяли запахи множества трупов, и обычное вымогательство взятки порой могло стоить всего секрета. Приспособились: пяток канистр, наполненных качественным горючим, и запах помогал отбивать, и ребят на трассе позволял выручать. Всегда брали с собой папку с документами и на дорогах не отходили от колонн.

Не случись в пути очередная проблема, так бы мы могли и остаться кучкой мечтателей, делавших грязную работу. Еще с первой войны, когда телевидение работало на кокорцев, те ввели обычай собирать полтораста-двести женщин, лучше с грудными детьми, оснащать их лозунгами, разогревать до умоисступления и перекрывать такими "истеричными батальонами" дороги. Прием этот подл не столько военной опасностью, хотя могли поверх их голов с чердака или дерева выстрелить, сколько потерянным временем и моральным ущербом. Обычно группы из внутренних войск или минюста такую толпу слегка успокаивали и оттесняли на обочину, попутно выковыривая из нее заводил.

Имелись такие попытки и в начале второй компании, много более слабые ввиду ожесточения военных, но куда лучше организованные - с телевидением или портативной цифровой камерой, которая писала разгон с того же чердака. Когда войска ушили южнее, пикеты стали жестче, агрессивней. Особисты пока не могли раздавить систему - выловить основных бехаистских агитаторов и кликуш.

В очередную пробку, в самую ее голову, сразу за грузовиком с гуманитарной помощью и угодили оба наших бензовоза. С обеих сторон насыпи болото, не объедешь. Сзади нас почти сразу подпер батальон, но не специальный, а самый обычный, армейский, который не учили разгонять подобные митинги.

Между "крабом" и грузовиком, из которого только высыпали бойцы, собрался импровизированный военный совет. Ждать минюстовцев не хотели, разворачиваться и делать крюк было далеко, а разгонять митинг очередями или саперными лопатками - опасались, ведь в армии всегда не прав тот, кто первым потревожит начальство. Туллий, напитавшийся за последние дни духом поспешной утилизации, предложил облить толпу бензином и начать погромче рассуждать о вреде курения. Идея была соблазнительной, но на него посмотрели косо найдись в толпе курящая гражданка, либо обнаружься поблизости провокатор, все могло бы плохо кончиться. Комбат предложил разогнать митинг ремнями.

Потом влез со своей идеей и я.

- Это смешно, - отрубил комбат.

- Разница между комедией и трагедией - в страхе за жизнь героев. Сделаем так, что они испугаются - неповадно будет.

- Пойдет, - согласился капитан, наш сегодняшний попутчик, ведший трех "крабов", - Возьмем гуманитарку.

- Да, - передумал комбат, - Может сработать, перестанут высовываться.