Барин-Шабарин 3 - Денис Старый

позициях. Но теперь я демонстрировал иное — решимость идти до конца. Хотел показать этому деятелю, что он всего лишь человек, и что пуля в лоб для него — вполне вероятное последствие нашего противостояния.

Что Кулагин сейчас думает? Пришёл какой-то сбрендивший, сошедший с ума, потерявший связь с реальностью дворянчик, который собирается его прямо здесь и убить. И подобное вполне возможно. Например, если задели мою уязвлённую честь. Ведь я уже произнес вызов на дуэль, однако могу получить сатисфакцию при отказе дуэлировать тем, что убью своего противника.

Кстати, если бы сейчас было время Александра II, с его судом присяжных, всеми этими либеральными реформами, то я даже подумал бы о том, чтобы просто пристрелить Кулагина, а потом нанять какого-нибудь адвоката, например, знаменитого в будущем Плевако, и разнести в пух и прах всё обвинение, сделавшись моментально героем для всей Российской империи.

Но времена Николая Павловича несколько иные. Подобное судилище общественности не покажут, о делах и деталях не расскажут. Но это понимаю я, а вот как это воспринимает Кулагин?

— Господин Кулагин, вы оскорбили меня, вы оскорбили госпожу Эльзу Шварцберг, вы унизили госпожу Марию Александровну Садовую, — я набрал в лёгкие как можно больше воздуха и прокричал: — Я вызываю вас на дуэль! Если Вы не забыли, что такое дворянская честь, то примите мой вызов. В противном случае можете ли вы быть принимаемым в честном обществе?

Установилась тишина. Даже в зале ресторана, откуда только что доносились звуки веселья и звон бокалов, стало почти что тихо. Антон Павлович Беляков смотрел на Андрея Васильевича Кулагина и ожидал, что тот скажет. У меня вообще складывалось впечатление, что помощник вице-губернатора чуть ли не создал из своего хозяина для себя кумира, образец, эталон чиновника. Хотя помощник почти наверняка осведомлён о тёмных делишках своего хозяина.

— Я же тебя уничтожу, — прошипел Кулагин.

— Что ж, господин Кулагин, я так и предполагал, — нарочито громко выкрикнул я, чтобы точно все услышали. — Вы отказали мне в дуэли. Потому поступили бесчестно.

— Ты… дрянь, ублюдок… — негромко, но зло говорил вице-губернатор.

— Вы назвали меня ублюдком? — делано взъярился я, выхватил револьвер у рядом стоящего Петро, насладился страхом и вжатыми плечами вице-губернатора и отдал пистолет.

Ва-банк иду? Так тому и быть. Теперь только победа!

Цель была достигнута. Я собрался поспешно выйти из отдельной обеденной комнаты ресторана «Морица», в которой почти что каждый вечер, но в субботу, так уж точно, изволили сладко кушать вице-губернатор екатеринославской губернии Андрей Васильевич Кулагин. Не только кушали, но еще и занимались развратом, как с той же Мартой-Машей. Она рассказала, как это происходит — и даже, пусть не без истерики и слез, но была готова свидетельствовать против Кулагина. Но я затаил эту карту в рукаве — и, может быть, там она и останется. Мария Александровна Садовая хочет забыть, что она была Мартой, так что пусть пробует, а я постараюсь в этом ей не препятствовать.

— Не вздумайте совершать опрометчивые поступки. Я уже нашел, кому передать тот самый блокнот, который вы с таким тщанием составляли, где очень много занятного и про вас, и про многих. Кстати, эти многие уже знают о том. И я поставил им условия… Но это не ваше дело. Некоторые вас готовы сдать… Государю передадут также кое-что. Вы же знаете, что у меня был прием? Я там все решил. Шах и мат! — сказал я и направился на выход.

Да, это было все полуправдой. Получилось через полицмейстера Марницкого пустить слух о том, что есть неоспоримые доказательства преступлений Кулагина. Нужно, чтобы змеиное кубло начало шевелиться. Когда грязь подымается наружу, начинают волноваться и те, кто может что-то менять. Вот пусть Фабр, наконец, берет власть в губернии в свои руки.

А завтра я попробую поговорить и с губернатором.

Глава 3

Нужно было уходить, чтобы не дать Кулагину опомниться и хоть как-то выстроить линию своей защиты. В случае Кулагина, не только придумать, как выкрутиться, но и атаковать. Интересно, а кто-нибудь с ним в таком тоне вообще хоть раз разговаривал? Наверняка, да. Те люди, которые, получив власть, начинают унижать людей, часто унижались ранее сами.

Да, я поставил Андрея Васильевича Кулагина, теневого хозяина губернии, в очень неудобное положение. Будь он хоть вице-губернатором, хоть самим губернатором, но он обязан теперь ответить как-то на мой вызов. Даже если бы он сейчас прикрылся запретом на дуэли… Хотя и это моветон и общество осудило бы. Вот только это общество начнет что-то говорить лишь тогда, когда поймет, что власть Кулагина ослабла. «Акела промахнулся», можно пробовать вспоминать Акеле былое и начинать огрызаться. Вот на такой эффект я, в том числе, и рассчитывал.

Откажи мне Кулагин в дуэли прилюдно, он бы остался всё тем же вице-губернатором, все его прихлебатели всё так же склоняли бы голову перед своим хозяином, но честь — честь была бы окончательно потеряна.

Честь в этом мире имеет очень большое значение, что удивительно, не только на словах, но и на деле. И слава Богу, что она есть — и пусть неявно, но это будет действовать. Ведь если кто-либо равный Кулагину по своему статусу будет знать, что Андрей Васильевич не принял вызов на дуэль, то будут выискиваться различные поводы, лишь бы только с этим самым Кулагиным иметь как можно меньше дел. Кроме того, это ещё и шепотки людей за спиной, которые будут осуждать и злорадствовать, что, мол, вице-губернатор проявил такую слабость перед каким-то там слащавым Шабариным.

Подобное должно вынудить Андрея Васильевича Кулагина на необдуманные поступки. Он подставится — и общество уже смолчать не сможет, иначе губерния станет посмешищем. Да я и не представляю, чтобы те же Струковы, Алексеевы или предводитель дворянства Франк смолчали, наблюдая, как Кулагин вовсе путает берега.

— Не сметь уходить. Я вас не отпускал! — орал Кулагин, вновь давая петухов в голосе, а под конец вовсе скатившись до визга.

— А вызовите меня к себе в кабинет! А я подумаю, принимать ли этот вызов. Вы же мой, кстати, полностью оправданный вашими злодеяниями, не приняли, струсили! — выкрикнул и я, причём стоя уже на пороге, так что крик мой больше обращался ко всем тем людям, которые замерли за столами и не произносили ни звука, боялись пошевелиться, отворачивали глаза от того места, где разворачивался самый грандиозный за последнее время в Екатеринославе скандал.