Смерть под занавес - Екатерина Красавина

Катя неопределенно наклонила голову:

- Может быть.

Когда список был принесен, Катя сунула его в сумку и, прощаясь с Александром Виленовичем, подняла глаза. Прямо над стулом директора Дома актерской гильдии висел портрет Элеоноры Дузе. "Хорошо, что не президента, - подумала Катя, - или Луначарского, все-таки видно - человек культурный. Хотя бы Дузе от Бернар отличает, такому можно смело доверить защиту актерских интересов". В коридоре было пустынно. "Максим Переверзенцев, - Катя заглянула в список, состоящий всего из двух фамилий, - надо позвонить ему и в самые ближайшие часы нанести визит".

***

Максим Переверзенцев жил в маленькой двух-комнатной квартире с видом на грандиозную стройку. Он встретил Катю в темном коридоре и сокрушенно спросил:

- Второй бульдозер уехал?

- Что? - Катя, подходя к дому, перепрыгивала через кучи щебня, споткнулась и чуть не подвернула ногу. Поэтому она поминутно наклонялась и потирала больное место.

- Ударились? Я сам недавно просто провалился в какую-то яму. Столько было писем протеста, подписались все мы и жильцы близлежащих домов бесполезно. Банк строит дом для своих сотрудников. Против лома нет приема. Вот вы журналистка, может, как-нибудь поднимете общественное мнение? Правда, сейчас никто ни к кому не прислушивается, время такое - каждый за себя. Лозунг бросили: "Выживайте, думайте о себе, не надейтесь на государство". Кстати, очень опасный лозунг. Такое разобщение грозит в будущем катаклизмами. Надежда только на русскую духовность и культуру, да и то весьма слабая. Вот Бунин писал о похожей ситуации в своих "Окаянных днях"...

- Да, Бунин тонко все чувствовал...

- А вы читаете Бунина? Сейчас молодежь ничем, кроме компьютерных игр, не интересуется. Вот внук одного моего знакомого - купил какого-то "Тамагочи", компьютерную игрушку на брелоке, и целыми днями возится только с ним, даже свою любимую собаку забросил... Вы проходите в комнату, вот сюда, обувь не снимайте.

Максим Переверзенцев был одет в светлую рубашку свободного покроя и короткие, чуть ниже колен, домашние брюки. Буйная шевелюра и длинный балахон придавали ему сходство с Максимилианом Волошиным в Коктебеле.

Посреди комнаты стоял темно-коричневый рояль, а стены были снизу доверху увешаны книжными полками, книги лежали даже под столом, за которым восседал Переверзенцев.

- Так зачем же я вам понадобился? - Маленькие глазки Максима Алексеевича внимательно смотрели на Катю.

- Ну, в общем, я хотела поговорить с вами о театре "Саломея", об Элле Александровне. Ведь вы часто пишете о ней.

- Что значит - часто? - Максим Алексеевич вздохнул. - Ну кто интересуется театрами? Пресса в основном старается писать о политике и экономике, а жизнь простого человека с его повседневными интересами проходит мимо наших газет и журналов. Нет, конечно, есть и рубрики, и обзоры, но всего этого, поверьте мне, очень мало. Хорошие солидные газеты прогорают, на смену им приходят какие-то однодневки. А о чем пишут? Больше крови, насилия. На первой странице заголовок "Мать утопила собственного сына" или "Шестиклассник изнасиловал пятилетнюю девочку". Я даже покупать такие газеты не могу, в руки тошно брать, не то что читать!

- Свобода слова!

- А кому она нужна?

- Как по-вашему, театр "Саломея" действительно один из лучших в Москве? В чем суть новаторского метода Эллы Александровны? - Катя решительно достала блокнот и раскрыла его где-то посередине.

- Да... Элла... - Переверзенцев почесал в затылке. - Давайте с вами чайку сообразим, правда, жара дикая, хорошо коктейль пить на пляже, но, увы!

Максим Алексеевич вскоре явился со столиком на колесиках и, протягивая Кате чашку, спросил:

- Вы о театре пишете?

- Да нет, так, разовый репортаж, неизвестно еще - выйдет или нет, часто материалы по культуре летят чуть ли не накануне выпуска.

- Вот видите, что я вам говорил?! Несчастные мы люди!

Бублики напомнили Кате уже забытый вкус бабушкиных бубликов, которые та часто покупала в Елисеевском.

- Простите, я как-то забыл спросить, откуда вы, из какого издания?

- "Столичный курьер", - осенило Катю, - новое еженедельное иллюстрированное издание московской мэрии. Только-только выходить начали.

- А кто вам посоветовал написать об Элле Александровне?

- Никто, сама решила, ведь ей вручили премию "Божественная Мельпомена"!

- Да, все правильно! Но есть и другие интересные театральные коллективы.

- Но мне хочется написать о Гурдиной! Интересная женщина, интересный театр. Я была на спектакле по Уайльду, о Дориане Грее.

- И как? - Максим Алексеевич с интересом взглянул на Катю.

- Потрясающе! Я думала, что будет строго книжный спектакль, как иллюстрированный пересказ.

- Это у вас хорошее выражение - "иллюстрированный пересказ", надо запомнить. - Максим Алексе-евич откинулся в своем кресле.

- Да... а оказалось...

- А оказалось, это личный взгляд Гурдиной на красоту порока. Причем Уайльд был всего лишь отправной точкой. С таким же успехом она могла поставить маркиза де Сада. Кстати, ходят слухи, что она собирается репетировать "Жюстину".

- Любопытно!

- Знаете, - Максим Алексеевич неожиданно подмигнул Кате, - у нас, критиков, есть свои профессиональные секреты, не пишите лучше об Элле Александровне, честно говоря, она этого не любит. Ко мне она благосклонна, а к другим... Может случиться, вы неприятностей не оберетесь. Вот один как-то написал, так потом беднягу уволили, а через месяц он и вовсе погиб, не то из окна выбросился, не то в автомобильную катастрофу попал. Находился все время во взвинченном состоянии, не пережил увольнения. А театр у Эллы Александровны замеча- тельный, уж поверьте мне! И актеры великолепные, у нее свои секреты подхода к актерам, играют четким слаженным ансамблем, такое единение нечасто встретишь. Актер старается, какой бы он ни был, прежде всего тянуть одеяло на себя, ведь актеры большие индивидуалисты, это у них в природе заложено, поэтому добиться чувства единого ансамбля, единой команды, ох как непросто! Элле это удалось.

- Вы знаете, - Катя на минуту задумалась, - я смотрела "Дориана Грея" и, представляете, забыла, где нахожусь, как провалилась. Я как будто чувствовала запах кожи этого лондонского денди, аромат цветов, стоящих на столе в его спальне...

- Да, сильно действует. "Дориан" - волшебный спектакль. Он идет уже третий год, и всегда полные аншлаги! У Эллочки вообще всегда зал набит! Раньше в этом спектакле блистала Юлия Миронова, но она ушла. Это, кажется, вообще единственный случай. Уйти от Эллы Гурдиной! Но что-то не вышло, не сработались.

- А почему?

Максим Алексеевич вдруг словно спохватился.

- Да, наверное, что-нибудь женское. Юля - очень красивая актриса и яркая, а Элла Александровна сама у нас "царица", так что двум королевам в одном театре не ужиться. Театр... - задумчиво протянул Переверзенцев. Знаете, я когда-то сам мечтал стать актером, буквально бредил сценой, да не повезло, таланта - никакого.

Вихрь, гром и ливень, вы не дочки мне,

Я вас не упрекаю в бессердечье.

Я царств вам не дарил, не звал детьми,

Ничем не обязал. Так да свершится

Вся ваша злая воля надо мной!

- Это из "Короля Лира". Еще чашечку?

- Нет, спасибо. А чай хорош!

- Особый рецепт заварки. Научили в Англии. Если что - звоните. Не застанете в городе, звоните на дачу. Вот телефон.

Во дворе Катя разбежалась и перепрыгнула через яму. "Как трепетная лань, - подумала она, - скоро можно будет выступать на международных соревнованиях по прыжкам в длину".

Второй в списке стояла Ирина Генриховна Мануйлина. По телефону она говорила с Катей сухо и неохотно согласилась на встречу.

Ирина Генриховна готовила абитуриентку к поступлению в театральный институт, и поэтому появление Кати было очень некстати.

-Да, вы звонили, но обстоятельства изменились, впрочем, подождите десять минут.

Она провела Катю в крохотную кухоньку с квадратным столом, накрытым ядовито-салатовой скатертью. Над столом висели сломанные часы с кукушкой. Когда-то птица совершила свой отчаянный последний прыжок из домика, но забраться обратно у нее уже не хватило сил. Сложный механизм сломался, и кукушка навсегда широко раскрыла рот, вытянув тощую шею. На плите вовсю кипел чайник.

- Посмотрите пока журналы с моими статьями, - Ирина Генриховна подсунула Кате аккуратную стопку "Столичного театра".

Листая журналы, Катя то и дело натыкалась на статьи Мануйлиной, обведенные красным маркером.

По Катиным понятиям, прошло уже пятнадцать или двадцать минут, а Ирина Генриховна все не появлялась. Наконец Катя услышала приглушенные голоса и хлопанье входной двери. Она едва успела придать своему лицу выражение серьезной сосредоточенности, как в кухню влетела Мануйлина.

- Пройдемте в комнату. Правда, у меня там не очень прибрано. Готовлюсь к командировке в Италию. Пригласили почитать лекции по истории русского театра. - В ее голосе звучали легкие нотки превосходства.