Чужой для всех - Rein Oberst

— Добрый день, герр генерал! Рад видеть вас в хорошем здравии и прекрасном расположении духа, — подал голос Ремус, когда Вейдлинг подошел к лазарету. — Ваши просьбы я выполнил. Вот, возьмите. Хотя все это обошлось мне уйму времени.

— Доктор Ремус! Виктор! — тепло поприветствовал рукопожатием того Вейдлинг. — Спасибо. Я никогда не сомневался в вашем профессионализме и порядочности. Прекрасная работа, — Вейдлинг взял трость и покрутил в руках. За Франца двойная благодарность. Вы единственный среди нас, военных, делаете на отлично то, что умеете и то, что знаете, даже больше этого. Уверен, сумеете вырезать аппендицит, если понадобиться, через анус, — попытался сострить Вейдлинг. — А нам, в отличие от вас, медиков, при высочайшей военной организации и дисциплине порой не хватает самообладания признать свои ошибки и принять верное решение. Особенно этой заразной болезнью, мой уважаемый доктор, страдают те, кто незаслуженно обласкан и приближен к Олимпу.

— Не благодарите меня, Гельмут. Я не всесилен. А вот вырезать аппендикс через анус, — доктор так искренне засмеялся, что его монокль слетел и повис на цепочке, — это уж слишком, но я подумаю над этим. Такая операция на Нобелевскую премию потянет. Спасибо за шутку, генерал. Повеселили старика Ремуса. Проходите в мою обитель, — доктор жестом руки пригласил того в лазарет. — Гауптману Ольбрихту лучше. Он спрашивал о вас.

— Прекрасно, Виктор. Ведите меня к Ольбрихту, — генерал пропустил вперед доктора и уверенной, немного прихрамывающей походкой прошел за ним в помещение.

У палаты № 7 стоял навытяжку гефрайтер Криволапов, переодетый в повседневную форму солдата Вермахта с автоматом в положении «на грудь». При подходе важной свиты, о которой он был предупрежден, танкист четко сделал шаг в сторону и открыл дверь, пропуская генерала.

— Этот русский – бессменный дежурный. Постоянно находится возле палаты своего командира, — Ремус указал рукой в сторону Криволапова, — я не перечу. Это просьба гауптмана.

Генерал остановился и окинул беглым взглядом сверху донизу русского солдата. Тот стоял, не шелохнувшись, и смотрел на Вейдлинга с должным подобострастием. — Gut, — промолвил Вейдлинг, дотронувшись тростью до его плеча. Ему понравилась выправка ефрейтора, после чего он шагнул в палату.

Франц лежал один на панцирной железной кровати у окна в чистом белье: вымытый, выбритый, отдохнувший. Однако синева под глазами, бледность лица, немного потухший взгляд – сами за себя говорили о невероятных трудностях и страданиях, выпавших на его долю за время операции. Эти перемены не остались незамеченными Вейдлингом. — Ничего, — подумал он, — время и воздух Родины лечат любые раны, в том числе и душевные. Поправится.

— Здравствуйте, дядя Гельмут. Я очень рад вас видеть, — Франц попытался встать с постели.

— Лежи, лежи, — придержал тот уверенным жестом офицера. — Больному положено лежать. Здесь субординация отменяется, — и присев на поданный доктором венский стул, тепло пожал ему руку. Меня, Франц незачем благодарить. Я поддерживаю тебя потому, что вижу твою преданность делу и любовь к Отечеству. Кроме того, я ответственен за тебя перед твоими родителями. Кстати, скоро ты их увидишь.

— Каким образом, дядя? — удивился Франц.

— За эти три дня, которые ты отлеживался, многое изменилось, причем кое-что в лучшую сторону. Начну по порядку. — Вейдлинг приподнялся и посмотрел на Ремека, тот стоял рядом и держал в руках сверток. — Ганс, открой подарок и поднеси ближе, — глаза Вейдлинга заблестели. На лице появился небольшой румянец от торжественности момента. — Вот, смотри.

Ремек держал новую форму разведывательных подразделений танковых войск с погонами майора, в виде плетеных серебристых косичек. Все нашивки за штурмовые операции, за полученные ранения и награды Ольбрихта, были прикреплены на форме в строго определенном месте. Военные регалии красочно говорили о громадном опыте боевых действий Франца, о его несравненном офицерском мужестве. — Поздравляю, Франц, с очередным воинским званием, майор, — генерал уважительно пожал Францу руку. — Поздравляю, мой мальчик.

— Спасибо, дядя Гельмут, — Франц улыбнулся. Он почувствовал сердцем небывалую приливную волну любви и доброжелательности, исходившей от генерала. Он был искренне тронут его заботой и вниманием.

— Это еще не все, Франц. Вот эта трость – от меня. Это мой подарок. Держи.

— Дядя Гельмут, — удивился Франц, — а трость-то мне зачем?

— Она пригодится тебе в дороге, когда ты поедешь в отпуск. Ганс, — щелкнул пальцами генерал, обернувшись к Ремеку, — давай продолжение.

По команде адъютанта внесли два подноса. На одном стояли бутылка шампанского «Вдова Клико» и хрустальные бокалы. На другом подносе – фрукты и шоколадные конфеты. Тосты в честь возвращения Ольбрихта и присвоения ему майора, были непродолжительными. Генерал видел, что Франц хочет побыть с ним с глазу на глаз. Это желание было обоюдным.

— Все, господа офицеры, прошу оставить меня наедине с майором Ольбрихтом. Ремек, вы задержитесь в приемной доктора, возможно, вы мне понадобитесь.

— Слушаюсь, господин генерал, — адъютант четко щелкнул каблуками сапог. После выполнения задания по освобождению Ольбрихта он стал больше уважать себя и проявлял рвение по службе. — Я выполню любое ваше указание.

— Похвально, Ремек, идите… Ну вот, мы одни, — генерал дотронулся до руки Франца, когда все вышли. — Можно говорить откровенно и столько сколько нужно. Никто нам не помешает. Ты доволен?

— Да, дядя Гельмут, доволен. Я хотел вас видеть и ждал этой встречи.

— Вот и прекрасно. Скажи, Франц, — генерал удобнее уселся на стуле для продолжительного разговора, — как прошла операция, какие выводы ты сделал после возвращения?

— Сегодня я буду с вами откровенен, дядя. У меня нет другого человека, кому бы я мог полностью довериться.

— Я рад это слышать, мой мальчик. Мои чувства искренни.

— Хорошо, дядя Гельмут, — Франц выше подложил подушку и после небольшого раздумья начал говорить. — Операция проходила очень трудно. Я не понимаю, как мы выдержали и я остался жив. Были постоянные столкновения с русскими подразделениями. Уже на первой стадии нас раскрыли. Что послужило причиной этому, я до сих пор не понял. Я дал команду на ведение боя. Пришлось уничтожить несколько русских офицеров и солдат. Другого выхода у меня не было. Но мы получили сведения о месторасположении передовых частей 48-й армии. С этого часа пошли сплошные преследования. Крупный бой выдержали у Буды-Кошелево. Я докладывал в донесении. Работа Абвера никуда не годится. Чудом выскользнули из ловушки русского СМЕРШа. Чуть не погибли по милости лейтенанта Эберта. Пришлось его наказать. Кстати, где он, сейчас, этот мерзавец. Оставил меня с русским солдатом, а сам трусливо бежал.

Генерал Вейдлинг внимательно слушал Франца, не перебивая его, но после упоминания Эберта нервно скривился. — Это опасный человек, Франц. Позже поговорим об этом. Продолжай, я слушаю тебя внимательно. Главное – ты жив.

— А дальше была жестокая схватка с танками генерала Горбатова. Нам удалось их заманить в ловушку. Около десятка танков мы подожгли, и практически вырвались из окружения, если бы не их авиация. «Летающие крепости» русских Ил-2 смешали с землей всех. Страшное побоище было, дядя Гельмут. Не пожалели даже свои тяжелые танки «Иосиф Сталин». Остался невредимым только экипаж моей «Пантеры», и то потому, что мы успели спрятаться в зарослях кустарника, — Франц тяжело вздохнул и замолчал.

— Это война, мой мальчик, — генерал похлопал Франца по руке. — Держись, тебе не привыкать.

— Да, не привыкать. Вы правы. То, что мы сделали, то, что добыли должно лечь в анналы разведывательной школы Вермахта. Но зачем эти жертвы, если нам не поверили, дядя Гельмут? — Франц приподнялся на кровати. — Зачем эти лишения?

Вейдлинг посуровел, сжал зубы, осмотрелся как бы в поисках коньячного бокала, затем выдавил. — Я сделал, Франц, все что мог. Ты мне должен верить.

Франц молчал, находясь еще под впечатлением своих воспоминаний.

— Кое-что мне удалось, — продолжил генерал. — Здесь заслуга не только моя, но и бывшего командующего армии Харпе. Он встречался с Гудерианом, когда тот инспектировал его 4-ю танковую армию. Рассказал о тебе, о полученных разведданных. В главном штабе сухопутных сил ему пошли навстречу. Мой корпус укрепили 20-й резервной танковой дивизией, чему я несказанно рад. Также выделено несколько дивизионов гаубичной и зенитной артиллерии. Так что мы дадим русским серьезный бой.

— Но это полумеры, дядя Гельмут! — воскликнул Франц. — Танковые дивизии остались на Северной Украине.

— Да, Франц, это полумеры, но фюрер не поверил твоим донесениям, как и фельдмаршал Буш. Кстати, он собирается в отпуск в конце июня.