Французская любовь. Как это бывает. Немного о любви - Григорий Жадько

Где-то на другом конце Москвы девочка чуть моложе ее, тщательно, стараясь расправить каждый шовчик, гладила нарядный концертный костюм для своего брата. Она очень старалась, и от усердия у нее даже был виден кончик языка. Она не знала, что все ее труды пропадут даром, и брат не полетит в Мадрид ни в этот раз, и ни в какой другой. И брат ничего не знал, что он теперь стал главным в семье и что эта съемная «хрущевка» на окраине им теперь не по карману и что вообще с московской жизнью пришла пора кончать окончательно и бесповоротно.

А в квартале от них в больничной палате на шестерых лежала без движения одинокая и несчастная женщина. Она целыми днями смотрела на верхушки старых берез, которые уныло качали ветвями, повинуясь воле ветров. Иногда на самые высокие ветви садились оборжавшиеся на московских свалках стаи ворон. Она не любила их и прикрывала глаза, чтобы не смотреть, но их скрипучее карканье все равно долетало сквозь открытые форточки, и с этим уже ничего невозможно было сделать. Она любила послеобеденное время. Во второй половине дня она обязательно попросит, что бы сестра или кто-то из соседок по палате перевернули ее таким образом что бы она видела входную дверь. Конечно, в этой стеклянной заляпанной белой краской двери ничего интересного не было и она знала в ней каждую трещинку, тем не менее, она будет очень долго и напряженно смотреть на нее чтобы не упустить тот момент когда та откроется и она встретится взглядом с сыном.

Да! Вот скоро совсем скоро откроется дверь и зайдет ее сын, который просто не мог не прийти. Он всегда приходил, и сегодня он обязательно придет. Надо просто набраться терпения и подождать.

Ночной экспресс

В купе пахло углем и дерматином полок. Вагон был полупустой. Уставшая проводница со скучным лицом накладывала в топку маленькие чурочки, а также подсыпала уголь совочком. Красные отсветы отражались у нее на лице. В третий раз, она обносила пассажиров чаем, и стаканы призывно звенели у нее на подносе в подстаканниках. К чаю полагался длинный «Дорожный сахар» в пергаминовых обертках.

В Челябинске вышли мои соседи по купе… толстяк папочка, такая же мамочка и их невыносимый ребенок, который клал в горшок так, что вонь не проходила как минимум в течение часа. Я остался один. Это было приятно.

Проехали Курган и маленькую станцию Петухово. Следующая остановка предполагалась в Петропавловске. Бетонные шестигранные столбы проносились за окном, сливались с тревожно бьющимся гудком встречного локомотива. Бешеной свистопляской мелькали вагоны очередного товарняка, и вновь взгляд упирался в дачные строения, маленькие игрушечные домики с ломаными крышами, березовые облетевшие рощи, пустые убранные поля, черные пары, сверкающие слюдяным блеском озерца. Все было знакомо и уныло своей беспросветной осенней тоской. Союз доживал последние годы, но еще не знал об этом. Древние старцы из Политбюро еще были в силах, вцепившись в гранитные стены Мавзолея, чтоб не упасть, приветствовать пеструю толпу челяди далеко внизу под ногами. Пустые полки магазинов встречали покупателей, а газеты привычно врали про будущее изобилие и грядущий неизбежный коммунизм. Пройдя трибуны, демонстранты брезгливо кидали в открытые грузовики транспаранты и плакаты с их портретами. Очередное фальшивое признание в верности закончилось. Быстрей домой. Там жена или мать пытались из скудных продуктов исхитриться соорудить праздничный обед. Но мы любили ту страну, не смотря, ни на что.

Может, мы просто были молоды.

Вечерело. Читать уже надоело, да и глазам от тряски и плохого света было больно. Из соседнего купе доносились пьяные выкрики и ругань. Женский голос что-то возражал, но как-то вяло и равнодушно. Мужчина был настроен агрессивно. Говорил долго возбужденно и почти без пауз.

Наконец совсем стемнело. Зажгли тусклый потолочный свет. В соседнем купе выкрики стали звучать громче, отчетливей, потом раздался стук задвигаемой двери, и все стихло. Я вышел в туалет. У окна стояла девушка в розовом коротком платье из тонкого трикотажа, с полотняным плетением понизу и на рукавах. На ногах у нее были черные, отсвечивающие матовым блеском колготки. Девушка была без обуви и стояла на одной ноге, носком второй ступни упиралась в подъем стопы. Лица я ее не видел, она смотрела в окно, но когда проходил мимо почувствовал затылком изучающий взгляд на себе. А когда возвращался, она уже открыто посмотрела на меня исподлобья серыми печальными глазами. Она была не совсем молода. Обычно так выглядят женщины, девушки, которым близко к тридцати, а может, ей было и не больше двадцати пяти. В этом возрасте не трудно ошибиться. Черная челка, прямые как воронье крыло волосы обрамлявшие овал лица, тонкий слегка вздернутый нос и чуть припухлые губы с небрежно наложенной сиреневой помадой, создавали общий образ миловидной, но чуть избалованной представительницы прекрасного пола. Когда я поравнялся с ней, она тихо проговорила с деланным вздохом.

– Совсем мальчик.

Фраза слетела с ее губ как бы случайно. Она ни к кому не обращалась. Я растерялся и ни-чего не сказав, скользнул в купе. Не знаю от чего, но теперь я сидел как на иголках и смотрел на неплотно закрытую дверь. Видел в зеркале свое глупое отражение, и оно меня забавляло. Вдруг я вздрогнул от неожиданного стука.

– Открыто, – сказал я торопливо.

После небольшой паузы, изображение мое уехало вправо, и я увидел в проеме Ее! Девушка излучала любопытство и доброжелательность.

– О! Такой мальчик и один, – она игриво, с небольшой опаской закусила губу, замерев у входа.

– Заходи, заходите, – промолвил я смущенно не зная как к ней обращаться.

Девушка шумно зашла, присела на нижнюю скамейку и тут же достала пачку сигарет «Космос», закурила. На шее у нее висела тонкая золотая цепочка с вензельной буквой «В», в золотом овале. Прикрывая глаза, она смотрела на меня, неотрывно и с легкой блуждающей улыбкой. Я молчал.

– Принцессу не заказывали? – спросила вдруг моя новая знакомая, – а они закончились вчера. Ваша очередь не дошла. Их просто было мало.

Девушка выдувала из табачного дыма прозрачные сизые колечки и дурашливо посылала их в мою сторону.

– А я? Я не похожу на твою принцессу? Из снов?… Нет?

Когда сигарета стала подходить к концу и молчание затянулось, девушка неожиданно заговорила быстро, монотонно, как бы освобождаясь от мыслей, что владели ей, и как бы продолжая начатый неведома когда и с кем спор.

– Не отвечай, не надо. Почему я не там… я не приемлю сильную половину, тех, что пытаются учить меня жить. Не люблю критику моих рассуждений и мыслей. Лучше целуйте в голые плечи, тогда у вас зажат рот. Не люблю эти бесконечные «Ты куришь?» «Приличные девушки не употребляют таких выражений!». Я курю не «Мальборо» и пью водку. Случается. Бывает много… и что? Кому, какое дело? Это моя жизнь, мое здоровье. Не считай себя умнее других. Просто он не был на моем месте и не жил как я. Откуда ему знать что у меня на душе. Его крутая «Волга» с шофером, отдых в Испании с толстой дородной телочкой под названием – жена, его статусы на работе и прочие понты мне знаешь в рот и нос одновременно! Да! Я такая резкая. Могу и послать, когда достанут. Мне пофиг его роскошный букет… лучше тайком залез бы, своровал запоздалые астры в соседнем огороде, размял бы свою толстую жопу, освежился забытым адреналином. Деньги! Что деньги. Знаю проще купить. Он так и делает. А они честные? Я сомневаюсь.

Я ломала чужие жизни, и жизнь ломали мне. И били до крови. А теперь зажило и не хочу вспоминать. И вот такой хмырь сидит и учит меня, как жить, как себя вести, говорить, а сам смотрит на мои сиськи и думает, как меня трахнуть в очередной раз, а если я залечу, бросит как бездомную собаку, и забудет о моем здоровье, о котором столько болтал. Да плевать! Нальете коньяка? Не откажусь, назовете принцессой? Буду жить и ей да как-то все не так. Сказок нет. Принцессы извелись. Может мне постричься наголо и с понедельника начать новую жизнь? Но это треп, я не постригусь и не начну. И я не ангел и опять найдется козел, который в очередной раз меня банально разведет. Заманит диким берегом, теплым морем, отдельной комнатой на мансарде. И я поведусь. Возьму внеочередной отпуск или уволюсь и очертя голову брошусь в омут головой.

Сигарета у нее кончилась. Девушка замолчала. Она поискала взглядом куда бы определить окурок, но не нашла ничего подходящего и успокоилась, вяло откинувшись на переборку.

– Выпить есть? – сказала она неожиданно требовательным голосом.

Я развел руками.

– Понятно! Откуда у такого маленького Нюсика выпивка.

Она вышла в коридор. Хлопнула дверь соседнего купе и спустя минуту она появилась в другом настроении с очаровательной улыбкой. В руках у нее была початая бутылка крымской мадеры и пара красных дешевых яблок средних размеров, что продают ведрами на станциях, когда проезжаешь Украину.