Французская любовь. Как это бывает. Немного о любви - Григорий Жадько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй этаж идеальное место для обзора и она так делала каждый вечер. Девушка была приезжая. Она остановилась у дяди, главного пожарника Москвы, так он себя называл. Он обещал ее матери помочь Насте с поступлением в театральное училище. Сегодня он с семьей уехал в свой загородный дом, и ей было скучно и одиноко.
В тот год Москва, как и вся страна, жила запахом перемен и новых свобод. Открывали архивы и всплывали страшные злодеяния коммунистов всех мастей. И сносили памятники, и переименовывали улицы и города. И в обществе с новыми свободами и возможностями, поселялось безверие в реальные возможности власти управлять страной, так как люди потеряли все, что копили десятилетия, и откладывали на черный день, и зарплаты у людей стали нищенскими по сравнению с ценами в магазинах, ларьках и на барахолках. Среди этого хаоса и безверия как грибы росли сомнительные кооперативы, и товарищества и махровым цветом расцвела преступность, набившая руку на том, что бы заменить государство в области взимания налогов с предпринимателей всех мастей и рангов. Но Настя была далека от всего этого, и столица вызывала у нее только чувство необъяснимой радости и душевного трепета.
Она стояла у окна, а на скамеечке во дворе сидел парень в матерчатых тонких перчатках и читал книгу. Он был худощав, но видимо спорт ему не был чужд. Мышцы, особенно в районе плеч были накачаны. Черты лица его были не правильные, но приятные, нос прямой, волосы черные, подстрижены коротко. Нижняя половина лица была с легкой небритостью. Не с той, что забывают побриться, а которую оставляют намеренно, тщательно удаляя ненужное. «Наверно тоже студент? Почему тоже? Еще сама не поступила, а уже причислила себя к московским студентам. Он симпатичный!» подумала девушка. «Наверно живет рядом. Он определенно симпатичный!» опять пронеслась и запала у ней мысль. Вчера она тоже видела его. Он два или три раза проходил не спеша под ее окнами. Если бы он жил у них в Чите, они бы познакомились. Парень видел, что она на него смотрит, но ровным счетом не обращал на нее внимания и даже иногда как-то криво и недовольно взглядывал в ее сторону, будто она мешала ему усваивать его литературу. Конечно, это был какой-то московский задавака. В Чите бы они непременно познакомились. Парень ей определенно нравился. Но это же Москва. Она вздохнула и пошла спать.
В субботу днем его не было, а вечером она открыла окно и вновь увидела его. Он был опять с книгой в руках, и рядом лежала спортивная сумка. «Пришел! Не запылился!» – уже как о знакомом подумала она и опять поймала его быстрый недовольный взгляд. «Еще и нос воротит. Интересно, что у него раскрыто, учебник или какой-нибудь любовный роман? Наверно ему совсем дома не дают читать. Бедненький!».
Настя разыскала у дяди чистые листы бумаги, карандаш, резинку. Тщательно вымыла разделочную доску, вытерла ее насухо и прикрепила к ней канцелярскими кнопками бумагу. «Так пойдет!» – одобрительно сказала она сама себе и вышла на лоджию, которая тоже выходила во двор. Она уже давно не рисовала, и карандаш плохо слушался ее пальцев, но увлекшись, она почувствовала былую уверенность, и все стало получаться. Смелые штрихи ограничили зону головы. Легкие едва заметные осевые задали зону глаз, носа, волевого подбородка. Постепенно из этого хаоса черточек, линий все более явственно стали проступать черты лица молодого мужчины. Все было привычно. Задавака получался как живой. Она так и нарисовала его с немножко кислой физиономией. Взяв в руки импровизированный мольберт, она подняла его в одной руке повыше и стала, поглядывая на него, наносить завершающие штрихи.
Парень, очевидно, заметил, чем она занимается и буквально подскочил как пружина. Видно было, что он очень рассержен. Он сразу ушел и скрылся за старыми, со следами побелки, тополями, которые росли в дальнем углу двора.
«А поздно задавака!» – с улыбкой подумала девушка, с удовольствием любуясь своей работой. «Поздно!». Ей нравилось рисовать, и она металась в своих увлечениях между театром и живописью. Думала поступать на худграф, но все-таки театр перевесил. «Так тебе и надо… обнимайся с тополями!» Подумала она и, сделав губы трубочкой, послала дурашливый воздушный поцелуй в ту сторону, куда скрылся парень.
Сладко и широко потянувшись, Настя подумала «Как все-таки хорошо в Москве!» почувствовала, что немножко проголодалась и сходила, попила чай с пирожками, которые сама делала все утро.
Длинные косые тени от деревьев становились все гуще и длинней и, наконец, сумерки потихоньку окутали двор. Почти стемнело но фонарей еще не зажигали. Настя опять подошла к открытому окну. Парень вернулся и сидел, читал почти в темноте. «Что он там видит? Странный такой».
В это время из соседнего подъезда вышел погулять с небольшой собачкой, йоркширским терьером, грузный немолодой мужчина. Парень мельком глянул в его сторону и оживился. Положил книгу в сумку. Что-то из нее достал завернутое в газету, набросил ее ремешок на плечо и направился в его сторону. Он шел, совсем не торопясь, и не смотрел в его сторону, пока не поравнялся с ним. Потом как-то лениво обернулся, что-то коротко сказал и раздался легкий хлопок. Мужчина странно дернулся, протянул руки к нему, как бы хотел ухватиться за него, и упал. Парень склонился над ним, поднес сверток к самой его голове, и раздался еще легкий хлопок, как будто выбивали ковер.
Парень торопливо засунул сверток в сумку и оглянулся. Он увидел ее в окне. Настя вдруг с ужасом поняла, что произошло, и с силой и звоном захлопнула створки окна. От ужаса и нелепости произошедшего ее охватила оторопь. Она отскочила в угол и онемела. Мелкая противная дрожь сотрясала ее тело. Никаких мыслей не было. Было гадко и противно. Окружающее сразу померкло в ее глазах. Весь мир, все вокруг исчезло вдруг, будто кто-то невидимый накрыл это темной пеленой. Стало холодно и пусто. Спустя минут пять, когда шок прошел, она очень осторожно прокралась к окну. Встала у края и с замирающим сердцем глянула во двор. Ничего не изменилось. Так же лежал мужчина, а вокруг бегала его собачка. Только рядом с ним появилось темное пятно, которое все время увеличивалось. Парня не было. И вообще никого не было вокруг.
Настя, поглощенная своими мыслями и увиденным, не слышала, как кто-то осторожно взбирается по водосточной трубе. Не видела легкой тени, которая быстро метнулась и оказалась у них на лоджии. Когда он предстал перед ней, она не закричала и вообще не смогла вымолвить ни звука.
Киллер выглядел уставшим, а в глазах его читалась решимость довести начатое дело до конца.
– Ты …догадываешься, зачем я пришел? – спросил парень с кривой усмешкой на лице.
Она, молча безропотно, кивнула головой.
– Сама виновата.
Она опять кивнула головой.
– Ты одна в квартире?
– Одна! – сдавленно прошептала Настя и голос ее показался самой себе чужой и незнакомый и звучал он как будто из далека.
– Показывай, что ты там накалякала?
Дрожащими руками Настя вытащила из стола лист с его изображением.
– О! – Киллер удивленно посмотрел на Настю.– Умеешь! Ничего не скажешь.
Настя кисло улыбнулась и виновато развела руками. Парень очень медленно и аккуратно в четыре раза сложил листок и положил его в боковое отделение сумки.
– Возьму на память. Не возражаешь? – сказал он и при этом недобро усмехнулся.
– Берите, – выдохнула Настя.
– Еще б тебе возражать. Кто бы тебя спрашивал. Ну, это не важно. Важно другое – если ты нарисовала раз, ты можешь это повторить. …Ты же можешь повторить?
Настя молчала вся сжавшись. Все внутри у ней замерло. Чувства, мысли, разум, созна-ние – казалось, атрофировались, и она превратилась в какую-то безвольную одноклеточную амебу, которой уже все равно, что будет дальше.
– Можешь повторить?! Я тебя спрашиваю? – повысив голос, вновь спросил киллер.
– Да! Конечно. Да! Я смогу.– Как от удара вздрогнула Настя.
– Не врешь. Это мне нравится. Я убью тебя не больно. Как этого. Ты же видела, он даже не вскрикнул.
Киллер не торопясь, достал из сумки сверток, завернутый в газету, развернул его. Газе-ту сложил обратно в сумку.
– Умирать не страшно, если это делают профи. Ясен перец, придется немножко потер-петь, но как без этого. Но это точно лучше, того, чем попасть к челу который это делает и боится, не уверен в себе или делает это впервые. Мне не раз доводилось. Я это делаю не в первый раз, так что с этим все в полном ажуре. Расслабилась?
– Нет!
– О! Как!… Зря! – с сожалением произнес киллер.– Тебе же хуже.
Пистолет был небольшой, но длинный, а может, так казалось из-за набалдашника на стволе. Вороненая сталь приглушенно поблескивала и невольно приковывала взгляд Насти. Так наверно гипнотизеры выкладывают на сеансе блестящие шарики, и лишают воли пациента. Он достал мягкую суконную тряпочку серого цвета и, не снимая перчаток, неторопливо стал его протирать, очищать, от каких-то неведомых пылинок.