Добрая память - Хромченко Софья

6. Масленица

Матрена при Соне судьбу вспоминала.Отец в старину ее рекрутом был,Вернулся – родня вся в могилах лежала,Избу растащили. Недолго грустил.Приехал в село это: там не остался,Где жили, душа его будет болеть –Так рассудил. Здесь он и повенчался,Мать не любила, да выдали ведь.Поскольку со службы вернулся с деньгами(Подъемные царь отслужившим давал,Состоявши на службе, копили и сами),Большой дом построил. В хозяйстве толк знал.«На войне убивал, – вздох Матрена не скрыла. –На Кавказе служить довелось… До концаЧуялась в нем богатырская сила,Мы, дети, немножко боялись отца».А как Прокофий Матрену посватал,Тот рассердился: не ровня он ей –Бедный, а жили, считалось, богато.Сватов, не выслушав, выгнал скорей.Тут уж отцу сама в ноги упала.Дочь пожалел. Повенчались ониС Прокофием – жить за тем в бедности стала.Прожи́в десять лет, в сторожа с ним ушли.Вместе. И деньги им равно платили.С места, где будка их раньше была,Равную площадь путей обходилиИ подменяли друг друга когда.Жили безбедно, копя. Как вернулись,Тут революция. Всем их добромКрасные-белые не поперхнулись.Две тысячи сгинули зря. Серебром.Кое-что спрятали – так уцелели!Красных и белых в семье их за тоВ мыслях вообще различать не умели:Бандиты они, как ни глянь – всё одно.«А Петр Арсеньев? Жених вашей Груши, –Соня спросила Григория вдруг. –Красноармеец был?» – «Вроде. О службеМолчит и с Антоном, а тот ему друг.Что́ от других про Петра услыхали,То знаем. Никто не пытает егоИз нас про войну. От войны все устали.Какое нам дело, куда занесло?Теперь-то уж мир! Он нам свой. Мать любуюПростит ему форму за то, что живымПришел и берет ее дочку роднуюЗамуж. С расспросами уж погодим!»Соня примолкла. Она услыхалаСказ от родни своей вдруг про ПетраТакой, что молчать ли, открыться ль, не знала.Проведать семью ненадолго была.У матери тетка Лукерья сидела.«Белогвардейца невесте ты шьешь, –Огорошила Соню. – Был Петр за белых!» –«Другое слыхала». – «Меня проведешь!Белые драться его забирали –Видала сама. Мой сельчанин он был –В его деревеньку-то замуж отдали.(Оттуда забрал переехавший сын,И слава-то Богу!) Матрене сказала:«Не за тех приключилось Петру воевать».Она обозлилась да как заорала:«Дура! Забудь о таком толковать!»Мне-то что! Груша – ее дочка! ТолькоВдовою оставят – не пощадятВрага, а хорошую жалко девчонку.Нынче выходят в селе как хотят!Мы, девки, с обдумкою встарь выходилиРодительской. Бог от нас с сестрами взялМать-отца, мы отроковицы были.Нас с сестрой зять Николай выдавал.Твой дед, Соня. Помнишь? Ему-то годочковБыло тогда девятнадцать всего,А пекся о нашем замужестве, точноОтец. Помяни, Господь, душу его!Сватал чужой меня. У НиколаяДолго искал он согласья. КогдаЛишь зять разузнал от людей, что худаяМолва не идет за тем, отдал тогда.А нынче? Тьфу!» – «Бабка Лукерья, так нынеВремя сложнее. Кто где воевал,Легко ли поймешь? И виновны ли были?А может, от белых Арсеньев бежал?» –«Белый есть белый! При зве́рях остатьсяЖивым чтобы, надо, небось, самомуРавным им зверем стать. Внук мой маратьсяНе захотел! Земля пухом ему.Чистый был… Петр домой воротился,Женится. Но и его приберутВ землю». У Сони комок подкатилсяК горлу. Смекнула, в чем дело всё тут.Но жалость к родне, зову крови внимая,Ей гневного слова сказать не дала.«Вы, бабушка, зря…» – «Ты еще нам родная?Али Архиповым стала родня?Прибилась к ним? Гришка, что ль, мил? Уж судачат.Кто тебя, Сонечка, замуж возьметДругой теперь?» Соня, смятение пряча,С улыбкой простилась. Указ ли народ?Самой ей хотелось в себе разобраться:Что чувствует к Грише? Стремление в нейК новому, стало вдруг ясно мешатьсяС памятью прежних, уж давнишних, дней.Любовь к финну вспомнила… НапоминалаГруша о той: когда Петр бывалВ дом, то навстречу ему выбегала,И счастье любой бы ее угадал.С утра ждала самого – в окна глядела.Были красивою парой они.«И я безоглядно любить так умела», –Думала Соня с тоской о любви.Петр ожи́л: перед ласковым взглядомСкованность, мрачность свою позабыл.Пусть не так явно, как Груша, но радость,Что близится свадьба, и он не таил.Играли в снежки. Целовались украдкой.Зимнее солнце светило в глаза.Петру семья верила, руша порядки, –С сосватанных глаз не спускают. Нельзя.Потом была масленица, гулянья.Вот оно счастье! Уж тут целовалПетр невесту открыто, не тайно.Ее по селу на санях он катал.В селе бытовал еще давний обычай:Коли кто масленицу гулятьРешится с приметной симпатией личной,Тех свадьбу недолго окажется ждать.А если жених себе сватал невестуЕще до гуляний, то мог он на нихЕе целовать при народе всем честном,И муж почитался скорей, чем жених.Отступивших от слова потом не бывало –Позор жениху. Груша рада былаСмелым губам Петра, всех заражалаСчастьем, к желанному страстью горя.Зарумянились щеки, уста заалелиОт поцелуя. Воскресный день был –Исход шумной масленичной недели.На площадь с утра уж народ выходил.Гуляли и стар и млад. С долгой зимоюПрощались язычески – жарким огнем:Чучело жгли, и поверье такоеБыло, что беды за год сгорят в нем.Весну зазывали веселою пляской,Песней народной. «Устала. ДомойОтвези меня», – Груша шепнула. СогласноПетр в ответ ей кивнул головой.Матрена двери́ входной не запирала,Когда на селе была. «Все здесь свои», –По давней привычке недаром считала.С невестой жених оказались одни.Родные на празднике. Печь затопили –Холодно в доме. Приникла к Петру.О́бнял ее. Точно пьяные былиПраздником, схожим на свадьбу свою.«Долго-то Троицы нам дожидаться, –Быстрый услышал он шепот ее, –Каждый денечек боюсь не дождаться…»И, чувствуя мужем себя, взял свое.Не мог дольше ждать. Наспех взял, неумело –От женщин его ограждала война.Уже и не помнил, когда и кто первойВ каком-то селе позабытом была.«Груша…» – Неловко потом стало страсти,Отнявшей девичество. Холод избыМешал наготу обнажать, и во властиЧувства, на печь на овчину легли.Больше, чем нужно, с себя не сымали.«Ох, топлено жарко!» – такие словаПетру о невесте столь много сказали,Сколько б и длинная речь не могла.Утратой девичества не огорчаласьГруша нисколько. Что произошлоС нею, занятным весьма показалосьИ отклик на миг в ее теле нашло.А главное: ясно она понимала,Что без венца настоящей женой,И даже без загса, Петру теперь стала.(Венчались иные еще той порой.)Оправила юбку с улыбкой спокойной.Слезла с печи. «А зря бабы-то врутДевкам наивным! Ничуть и не больно!» –Довольная опытом, думала тут.Петр за ней следом с печки спустился.«Груша, негоже нам Троицы ждать.Я б на тебе хоть сегодня женился!» –«С матерью можешь потолковать?Я б с радостью!» – «Груша, зачем ты такая?» –Вслух сказал давнюю мысль он свою.Не поняла его думы: «Какая?» –«Хорошая слишком». – «Тебя я люблю!»