Невероятная очевидность чуда - Татьяна Александровна Алюшина

непросто. Ну очень сложно, даже ближе к понятию: невозможно. А поди ж ты, удалось-таки. И кому? Хрупкой красавице с детским личиком, пухлыми губками и стальным взглядом острых, как два голубых стилета, направленных в лицо собеседнику глаз.

Выслушав его объяснение о том, благодаря чьему приглашению он здесь оказался, и поизучав мужчину пару секунд, девушка, видимо, потеряв к нему всякий интерес, достала смартфон из небольшой сумочки, висевшей на ней наискось, через плечо, развернулась и вышла на веранду, захлопнув за собой дверь.

Развернулась? Спиной? К совершенно незнакомому мужчине, которого обнаружила у себя в доме и видит первый раз в жизни? Да мало ли что он там проблеял про то, кто его сюда пустил и почему?

Вот так наивно-беспечно повернулась спиной? И это при таком-то взгляде-сканере, как у робота-разведчика?

Или она там что, в полицию звонит?

Он вдруг развеселился! Это было бы прикольно, если она вызывает полицию! Неожиданно Павлу стало азартно и отчего-то необычайно радостно, словно обогрело изнутри прилетевшим откуда-то обещанием чего-то невозможного, яркого и захватывающего…

– Ну надо же, – хмыкнул довольно Орловский и даже крутанул головой от чувств.

Давно он не испытывал такого звенящего внутри предчувствия захватывающих, увлекательных событий, от которого даже чуть покалывало в кончиках пальцев.

– Почему шпион-то? – недоуменно изогнув губы и приподняв плечи, посмеиваясь спросил Павел не то у самого себя, не то у пространства, глядя на входную дверь, за которой исчезла девушка.

Развернулся и двинулся в кухню – заваривать чай. Разговора им не избежать, а чай для сильно промокшей и явно уставшей девушки сейчас в самый раз, чтобы хоть немного согреться, и вполне может поспособствовать ее расположению и мирному течению их беседы.

Выйдя на промозглую, холодную веранду из теплого и явно не пару часов, а не меньше суток протапливаемого дома, выискивая в записной книжке смартфона нужный контакт, Ева непроизвольно передернула от холода плечами и села на стоявший у входа, сразу за устало привалившимся рядом с дверным косяком многострадальным чемоданом, небольшой садовый диванчик из искусственного ротанга.

Нашла нужный номер и нажала вызов.

– О, Ева, ты чего звонишь? – бодрым баском обрадованно отозвалась на ее звонок «тетушка».

– Да вот хотела поинтересоваться, – объяснила Ева ровным, уставшим тоном, – Ангелина Львовна, ты вообще нормальная? Психически, я имею в виду? – внесла она уточнение в свой вопрос.

– Ева! – возмущенно пробасила собеседница. – Ты что себе позволяешь?

– Да я еще не то себе позволю, тетушка, – пообещала ей Ева, – я еще в полицию заяву накатаю о том, что ты распоряжаешься чужим имуществом, не ставя в известность собственника, что классифицируется в Уголовном кодексе как кража со взломом.

– Какую заяву?! Какой взлом?! – возмутилась, переходя на повышенные тона от негодования, тетка Аля и вдруг сбилась, видать, о чем-то запоздало вспомнив, ну, как в той идиоме про кошку со сметаной: – Ой… в смысле ты…

– Ага, – почти радостно подтвердила Ева, – в том самом смысле, о котором ты наконец вспомнила. Скажи мне, теть Аля, а тебе никто не говорил, что в каждой квартире свои командиры?

– Ты что, приехала в Калиновку? – явно ошарашенно пробасила Ангелина Львовна.

– Это тебя совершенно не касается: приехала я в Калиновку или не приехала и где вообще нахожусь, – старательно, как для человека с ограниченными умственными способностями, тщательно выговаривая каждое слово, отвечала Ева. – Объясни мне, пожалуйста, что в моем доме делает абсолютно незнакомый мне человек, который утверждает, что это ты дала ему разрешение пожить здесь какое-то время?

– Ну а что ты приехала? – с нахрапистым наездом и нотками обиды в голосе, вместо оправдания и извинения, принялась отчитывать ее Ангелина Львовна. – Ты же туда носа не казала три года, что тебя сейчас-то понесло, да еще в такую погоду? И я хотела, да, хотела, – повторила она с нажимом, видимо, поспешив предупредить возмущение Евы, – спросить у тебя разрешения и поставить в известность. И звонила, аж два раза, но ты же была на операции и тебе было не дозвониться. Ну, я подумала, что потом сообщу. Ну и замоталась, забыла! У меня, знаешь, тоже дела имеются. К тому же можешь не волноваться, Павел не какой-то там неизвестно кто, а сын моей хорошей знакомой, человека известного и с должностью, да и сам не абы кто, а бизнесмен и порядочный человек. Ему требуется отдых, не знаю, что с ним там случилось, но Галиночка Викторовна, это его мама, – пояснила она торопливо, – говорила, что сыну необходимо восстановиться в тишине и покое, и желательно там, где его никто не будет тревожить звонками и наездами. Ну вот я и вспомнила про Калиновку и предложила.

– А тебе никто не объяснял разницу между понятиями «спросить разрешения» и «поставить в известность»? – потерев свободной рукой замерзшее лицо, устало спросила Ева.

– Слушай, – взбодрилась вдруг тетя Аля пришедшей ей в голову неожиданной мыслью, – а ты что, на самом деле приехала в Калиновку? – И хохотнула: – И что, вы там столкнулись?

– Ой-й-й… – протянула-выдохнула замученно Ева, – засажу я тебя в дурку, вот ей-богу, или в каталажку. Как же ты меня достала со своими закидонами, честное слово.

– Ну что ты такое говоришь, Евочка? – пыхнула легким негодованием тетка. – Я же из самых благих намерений, надо же было помочь хорошему человеку, и кто ж знал, что тебя понесет ни с того ни с сего в Калиновку? Три года не была – и на тебе, припожаловала.

– Да твоими благими намерениями гвозди в тундре забивать, а не с людьми контактировать, – возбухнула уже без всякого огонька Ева и завершила никчемный разговор, начинавший ее выматывать своей тупостью и бесполезностью.

Впрочем, ничего удивительного, все как обычно с тетушкой Алей – ты ей про Фому, она тебе про Ерему, и хоть расшибись головой об ее монументальный бюст – по хрену! – ей до лампочки, она и не заметит, а ты себе нервы на ветошь измочалишь.

Только решительные и жесткие наказующие меры могут как-то доколотиться до ее сознания. Хотя бы на время.

Ну, будут ей наказующие!

– Значит, так, – холодным, начальственным тоном оборвала Ева что-то там эмоционально объяснявшую ей тетку, – председателю поселка Ивану Леонидовичу я дам строжайшее распоряжение: ни при каких обстоятельствах, никогда не сметь давать тебе ключи от моего, – выделила она голосом и повторила: – моего дома. И объясню, что в обратном случае он станет соучастником грабежа. Ты никогда более не появляешься в Калиновке. И не смеешь даже подумать о том, чтобы кого-то приглашать и отправлять в этот дом. Это ясно?

– Да что ты придумала… – попыталась наехать тетка.