Мечта на обломках - Артем Болотин

Но вдруг, далеко в углу храма, я заметил тусклый, но теплый на вид огонек, словно бы от старинной лампы или свечи. Он плавно покачивался из стороны в сторону и мигал, будто подзывая к себе.

Это была толстая, почти что полностью расплавленная свеча, какие я видел только в кино про средневековье. Она стояла на гладкой, каменной плите рядом с потрепанной тетрадью, на которой красными чернилами было написано: "Дневник".

Я удивился находке, ничуть не меньше чем своему попаданию в это место. Тем не менее, тетрадь наталкивала меня только на один вывод — кроме меня здесь был другой человек.

Я поморщился. Даже мысль об этом была какой-то нелепой и глупой, но это было именно так, и, взяв в руки тетрадь, открыв ее на первой же попавшейся странице, я к своему удивлению обнаружил, что во всей тетради был описан только один единственный день — день 369. Страница имела следующее содержание:

"…Я бежал. Долго, беспощадно терзая свое тело. Я не знал, от чего бегу и куда, но меня это не волновало. Только одно желание переполняло мой разум — бежать, больше ничему места не находилось. Мне было страшно, но не смерти, а того, что я увидел. Я бежал не оглядываясь, потому, что оглянувшись, меня накрывала волна безумия, и я не мог бежать.

Наконец я упал. Обессиленный и изможденный. Сколько я бежал? Час? Два? Или вечность? Так или иначе сил больше не было. Даже на то, чтобы плакать, кричать, или в агонии скрести теплую землю, вырывая из нее клочьями траву. Даже на то, чтобы в своем бессилии проклинать надвигающуюся пустоту.

Она медленно наползала черным покрывалом, впиваясь своими щупальцами мрака в плоть моего Мира. Тьма высасывала все чувства и краски, оставляя после себя лишь пустоту. А мне оставалось только бежать, даже не зная, а просто чувствуя, что это начало конца…".

Я судорожно сглотнул, отложив дневник в сторону и по-прежнему не понимая, что все это значит — это место и эта тетрадь. Единственная мысль выкристаллизовалась в моем мозгу — здесь описана гибель Мира, и описывал трагедию его создатель. Но разве кто-то был здесь до меня? Разве это может быть? Ведь это моя фантазия, и я сам воплотился в этом месте! Как кто-то иной может здесь быть без моего ведома? Или до меня?

"Но, может, я в чужом Мире? — мелькнула мысль в голове. — Так же как и те люди, которые живут моими творениями…"

Но закончить я не успел.

В глазах все расплылось а разум на мгновение отключился. Я возвращался в реальность.

Глава 5. Апокалипсис… На бумаге

Когда я открыл глаза, то моему взору предстала… Ни за что не догадаетесь! Самая обычная картонная коробка. Причем я был внутри. Я усмехнулся, вспоминая, как желал найти подходящее место для ночлега и работы. В своих словах я упомянул пансион, отель, и коробку. Естественно, сказал я это в шутку, но кто ж знал, что именно в коробке я и окажусь? Но скажите — почему не в отеле?

Никакой системы, или логики, в своих исчезновениях я не видел. По крайней мере, в том, где я появляюсь, после своего непродолжительного пребывания в Мире. Возможно, я уже даже осознал, почему исчезаю. И теперь это казалось мне, чем-то элементарным, и ясным как Божий день: в любой экстренной ситуации, когда моей жизни грозит опасность, мой Мир, словно пытается защитить своего хозяина, и без его просьбы, или желания заключает в свои объятия, чтобы потом вернуть в реальность в безопасном месте. Одного я не мог понять, как ни старался: чтобы и плоть мою в фантазию забросить… Это, извините, выше моего понимания.

Коробка была просторной, теплой и мне никак не хотелось из нее выбираться, поэтому я просто отогнул крышку и выглянул наружу, движимый самым обычным, и присущим каждому человеку интересом узнать — где же я в этот раз? Как оказалось на берегу реки. Увы, не живописной, чистой, а темноводной городской, над которой, изящно изогнувшись, нависла бетонная громада автомобильного моста.

Я усмехнулся и забрался обратно в свое "убежище", дабы хоть немного отдохнуть за эти несколько дней. Благо я мог себе это позволить, потому что рассчитывал, на то, что мои исчезновения сбивают со следа моих преследователей.

Рядом со мной лежала моя рукопись, завернутая в кусок ткани. Я осторожно развернул ее и, положив перед собой, некоторое время просто смотрел на нее, собираясь с мыслями и духом. В эти секунды я не чувствовал абсолютно ничего, специально нагнетая эту самую пустоту, чтобы потом высвободить из глубоких уголков свей души, загнанный, и почти атрофировавшийся океан красок и образов. Я осторожно, потревожил Его, мысленно коснулся Его кокона, в котором Он был запечатан год или два, и провел по Нему кончиками пальцев. В ответ лишь сонное шевеление, и странный звук, больше похожий на недовольное бурчание человека, разбуженного в самый неподходящий момент. Я снова попробовал пробудить Его, уже более настойчиво. И ответом стало растущее тепло, которое потоками заструилось откуда-то изнутри серебристого, блестящего кокона.

Едва я коснулся третий раз, как блестящая граница лопнула миллионами серебристых брызг и звоном, разлетелась огромным облаком и вспыхнула ярким светом. Мощная волна метнулась подобно цунами, пробираясь во все трещинки измотанной души, захлестывая каждый темный уголок, и освежая разум миллионами, давно забытых запахов.

В сознании всплыло после долгой спячки древнее знание, вдохновение и страстное желание. Они сплелись воедино, рождая невиданную способность создавать миры внутри себя, связывая их со своей душой книгой, для которой даже не нужны чернила — слова сами выявляются на бумаге.

Я снова ожил! Я вновь художник! — хотелось выкрикнуть, но я подавил в себе это желание.

Размахивая невидимой кистью, я принялся доделывать начатое.

Оставшийся кусок пустоты в моем Мире стал медленно проявляться. Так же, как и в дни сотворения мира — тьма стала светом, пустота обрела плоть. Вечная ночь сменилась днем.

Я внес в пустой камень краски — и родилась в нем жизнь — растения и животные. Еще взмах — и мягкое покрывало земли обратилось водой, и явились Миру реки, озера и океаны, в чистых водах которых жила рыба и растения.

Уставший, я шагнул на свежую землю, и трава вспыхнула ярким покрывалом цветов, от запахов которых кружилась голова.

Медленно, пустота исчезала, шаг за шагом отступая перед натиском явившейся новой плоти Мира. Однако она не исчезла совсем.

В самом краю, там, где заканчивалась пустота, и где начиналось великое Ничто, из которого невозможно ничего создать, остался ее маленький кусочек, не поверженный, и не трансформированный. Он одиноким колодцем остался один, окруженный с одной стороны чем-то прекрасным, а с другой, чем-то таким, что отвергает все сущее.